«Семь тысяч кубометров», подумал Ван дер Вальк.
Невыразительный монумент в печальном запыленном углу. Теперь это не имеет значения, сколько людей полегло. Стало одним большена сей раз в Голландии.
Похоже, это продолжает настолько волновать людей, что они предпочли бы, чтобы я не ворошил память так же, как кого-то волнует настолько, чтобы пойти на убийство.
Кого-то на второстепенных позициях, сухо предположил старик. Могу дать вам один здравый советвсегда ищите наверху.
Как вы.
Да, как я.
Вы были знакомы с Эстер Маркс? Слова комиссара снова были встречены резким тихим смешком, похожим на кашель.
Прекрасно ее помню. Нельзя сказать, чтобы хорошенькая, но очень пылкая.
Что это была за девушка? Я видел ее только мертвой.
Не считалась ни с чьим мнением, ни с какой ценойтакие и нужны империи. Хорошая девушка. В устах старика эта банальная фраза неожиданно обрела вес.
А что с ней случилось?
Откуда я знаю? Наша индокитайская авантюра вскоре после этого закончилась.
Вы так больше никогда ее и не видели?
Старик пожал плечами.
У меня появились другие интересы. Я занялся политикой. Я снова занялся политикой, поправился он, чтобы все было ясно.
А вы знали, кто был любовником Эстер?
Ответ был настолько прямым и простым, что Ван дер Вальк задумался, уж не решил ли месье Мари усыпить его бдительность.
Лейтенант Лафорэ. Симпатичный парень. Он вас интересует? Не думаю, что о нем можно сказать что-то интересное. Приятное лицо, франтоватый, лихой немного шумноват. Похож на многих других красивых, ярких молодых людей, которые потом обычно исчезают из поля зрения.
Он находился в Дьенбьенфу? И был убит?
Его взяли в плен, если я не ошибаюсь. Кажется, он писал стихи. Это был романтичный молодой человек.
Месье Мари позволил себе хмыкнуть. Романтичность, с его точки зрения, явно не была положительным качеством.
Он выжил в плену?
По-моему, он умер, сказал старик без особого интереса. Вы должны понять, что мое место было совсем в другом мире, где с меня больше спрашивалось. У меня не было времени рассиживаться в барах и наблюдать за разными выкрутасами молодых офицеров, добавил он пренебрежительно.
Некоторые из этих молодых офицеров позднее проявили интерес к политике.
Старик, казалось, изумился:
Не к политике, месье Фанфан, не к политике.
Романтика, если хотите. Но вы думаете, что Лафорэ умер. По вашему мнению, он не служил в Алжире?
Боюсь, мне нечего больше вам сказать. Эти люди пропали из моего поля зрения. Он встал, аккуратный и подтянутый в своей видавшей виды куртке. Я сожалею, что мое время иногда напоминает о себе.
Благодарю вас, произнес Ван дер Вальк с той же официальной вежливостью.
Старик пошел нетвердыми шагами, словно почувствовал слабость в ногах, но его плечи под грубой курткой были широкими и крепкими. Шаркая, он пересек комнату. На ногах у него были мягкие шлепанцы. Он снял с вешалки теплое на вид бежевое пальто, белое шелковое кашне и черную мягкую фетровую шляпу. Когда он повернулся, чтобы попрощаться, Ван дер Вальк увидел, что у его пальтонорковая подкладка. Неожиданно месье Мари предстал перед ним совершенно в ином свете.
Всего вам хорошего. Я надеюсь, что вы поймаете вашего убийцу, сказал он очень учтиво.
Ван дер Вальк распахнул перед ним дверь. На улице на тротуаре стоял казенного вида «ДС», черный и блестящий. Его украшало не так много разных безделушек, как машину Жан-Мишеля, но выглядел он еще роскошнее, потому что рядом с лимузином, распахнув дверцу, стоял шофер в униформе. Машина ракетой понеслась по проспекту, в считанные секунды развив невиданную скорость. Ван дер Вальк захлопал глазами. Когда он перестал хлопать, автомобиль уже исчез из виду. Возможно, никакого месье Мари вообще не существовало, и встреча была всего-навсего плодом его воображения.
Уборщица ушла. Комиссар вернулся к бару, который встретил его тяжелой тишиной. Ван дер Вальк почувствовал, что хочет чего-то выпить, кофе, чего угодно, но вокруг никого не было. Он толкнул дверь, ведущую на кухню. На столе стояла корзина с мидиями, приятный запах шел от кастрюли с супом на плите, но ни одной живой души не было. Он прошел через кухню в буфетную, заставленную ящиками с овощами, вышел во двор, где были сложены пустые бутылки, прошел мимо мусорных контейнеров туда, где, как он видел, разгружали фургон с картошкой, но и тут тоже никого не оказалось. В этом было что-то сверхъестественное. И месье Мари был сверхъестественным тоже. Ван дер Вальк вернулся через парадный вход. Все было так же, как раньше. Ни одна призрачная рука не убрала кофейную чашку. Он огляделся. Драпировки, закрывающие бар, были наполовину раздвинуты: небольшая танцплощадка и возвышение для музыкантов в дальнем конце. За этими драпировками, несомненно, прятались корсиканские бандиты, которых звали Фернан и Деде. Большими пальцами в пятнах от никотина они пробовали лезвия своих ножей. Войди в эти туалеты, и ты никогда не выйдешь из них живым, сынок. Но всякое живое существо должно время от времени туда заходить по естественной надобности. Комиссар сдвинул шляпу набок, поднял воротник плаща, чтобы защититься от ветра, и решил отправиться в Марсель пешком. Он найдет другой отвратительный маленький бар, пусть даже битком набитый корсиканскими бандитами.
В кафе, в котором вполне реальные существа уныло стояли вокруг стола для китайского бильярда, он выпил чашку отвратительного кофе-эспрессо, вдыхая запахи пиццы и сдобного теста, и стал думать о том, что же ему делать дальше
Ни к чему было беспокоиться и заказывать по телефону такси; он лучше пройдется. Его нога, несмотря на отвратительную погоду, нисколько его не беспокоиламожет, это было каким-то знаком? Комично, что такой предположительно разумный, логически мыслящий человек, как полицейскийа он был голландским полицейским, твердо стоявшим на земле, вдруг стал суеверным. Но как комиссар Мегрэ, который постоянно пил один и тот же напиток на протяжении всей книги, Ван дер Вальк иногда чувствовал себя заложником судьбы. Увы, приходилось принимать предопределенные судьбой маленькие испытания и дискомфорт, принимать терпеливо, покорно, стойко. Дождь заливал Марсельну и пусть. И дул неистовый ветер, а не мистраль, который разгонял облака и паутину и заставлял лодки танцевать в солнечных лучах на сверкающих бриллиантами волнах. Отвратительный голландский ветер, набрасывающийся из-за угла, срывающий шляпу и швыряющий ее в гавань с разорительностью разгулявшегося пьяницы, не ведающего, что он творит. Очень хорошо. Пусть себе дует. А ему как-то надо преодолеть все эти милые крутые холмы, и он ни черта не понимает. Ладно, ладно. Он медленно, но упорно шел назад, мимо высоких жилых домов с пожелтевшими облупившимися фасадами, мимо небольшого, стиснутого со всех сторон этими домами парка, в глубине которого, в огромном мрачном здании медицинского факультета, готовили подающих надежды дантистов, наверняка поглядывавших на открытое всем ветрам мореприятный способ забыть про зубы. Мимо опустевших казарм иностранного легиона с зевающим во весь рот часовым, мимо старого форта и нового туннеля, мимо потрепанных рыбачьих лодок, выстроившихся вдоль берега до самого углового причала. И вдруг его ноги отказались нести его дальше, пока он не подкрепится. Он плюхнулся на стул в каком-то полутемном баре, который после полудня будет забит проститутками, а сейчас приятно пуст, задрал ноги кверху и взял себе горячего рома с лимоном.
Узнал ли он что-то? Сказали ли ему что-то такое, что могло бы ему помочь? Как могло случиться, что месье Мари, который «знал всех», мог вспомнить так ясно и с такой точностью какую-то заурядную девчонку в толпе других таких же девчонок, молодого офицера среди тысяч таких же? И другие девушки были веселыми и хорошенькими, и другие молодые люди были симпатичными, храбрыми, франтоватымии другие были теперь мертвы. Уж не ловчил ли он? Да нет, какая ерунда. Ведь это Жан-Мишель вспомнил про старика, который просто был «шишкой» местного масштабабывшего офицера разведки со способностями к муниципальной деятельности. Этого старика с хорошей памятью на лица, который был достаточно умен, чтобы расстаться с армией до алжирских событий. Возможно, он, по чистому совпадению, имел какое-то отношение к ДСТ. Подумав об этом, Ван дер Вальк пожал плечами и разразился смехом, после чего бармен, протиравший бокалы, спросил его, не хочет ли он выпить еще. Да, весело согласился он. Он хочет. Плевать ему на этот ДСТ и эту маленькую, но запутанную интригу, поскольку, насколько он знал, Эстер Маркс и сама могла быть из ДСТ. Ему это безразлично. Он собирался действовать дальше и выяснить, кто убил ее, даже если у него уйдет на это полгода.