Фрилинг Николас
ОПАСНЫЕ КРАСАВИЦЫ
Часть перваяТри очаровательные леди с Белгрейв-сквер
Ребенком он больше всего любил, когда его брали на рынок. Рынок вообще притягивает к себе всех детей: одуряющие запахи, оживленный гвалт, громкие восхитительные споры. Его первоеи незабываемоевпечатление от полиции: величественные фигуры в блестящих сапогах тяжелой поступью совершают обход вверенной им территории. Пальцы заложены за ремень, лица изображают олимпийское спокойствие, но каждый из них всегда начеку, готовый вступить в схватку. Английские полицейские, не к месту подумал он, ходят точно так же, только ремней не носят Они закладывают пальцы в нагрудные карманы, и кажется, будто на них бюстгальтер со слабыми бретельками.
Ах, эти рынки! Святые места амстердамского детства начала тридцатых. Сейчас, грустно думал Ван дер Вальк, рынки уже не те: вряд ли ребенок сможет получить здесь удовольствие. Субботним днем в торговом центре провинциального голландского городка ему все ноги отдавили; все куда-то спешиливсем скопом торопясь оказаться под надежной защитой машин (символ пениса), телевизоров (символ женского лона) или кошмарных загородных домов (символ престижа, хотя, возможно, он немного путает символы).
Будь он взрослым во времена Великой депрессии, он придумал бы себе другие развлечения. Но ностальгия по детству вполне допустима, решил Ван дер Вальк: не слишком реакционная и не греховно фашистская. Все были бедны, и ничто не может сравниться с упоительным ожиданием, когда мама (с подозрением поджав губы) тщательно ощупывает набивную ткань, пока сын примеряет жесткие и пахучие саржевые брюки. Правда, это удовольствие немного портит сам протестующий мальчишка, с которого при всех снимают штаны, и он остается в одних трусах на всеобщее обозрение. Но потом следует наградаони долго нюхают апельсины, откладывают неспелые и торжественно покупают один.
А поглядеть на них теперьмечутся с перепуганными лицами, стремятся поскорее избавиться от денег. Тащат за собой маленьких детей в отвратительных новых ботинках, от которых те не получают никакого удовольствия. Малышей не радуют даже воздушные шарики (испоганенные мерзким адресом мерзкого обувного магазина, красующимся на круглом боку) Дети в нелепых махровых костюмчикахуменьшенные копии своих родителей. Дети постарше с портфелями из искусственной кожи, претенциозными папками и блокнотами с отрывными листами, с точилками для карандашей, напоминающими пластиковые спутники, и ластиками, похожими на жирафов, в понедельник утром начался новый учебный год. Да здравствует начало занятий! Булочка в День матери! Да здравствуют все удовольствия!
Мамаши тащили пластиковые сетки с явно неспелыми (но каким-то образом высушенными) апельсинами, по килограмму в каждой. Теперь никто не покупает по одному апельсину. А нюхать их вообще бессмысленно: они пахнут пластиком, как и все остальное. Но это «Гроут», супермаркет. Sursum corda, подумал Ван дер Вальк. Вон отсюда!
На улице его били по ногам какими-то тяжелыми штуками с острыми углами. Мамаша прокатила коляску прямо по его ноге и зыркнула при этом так, будто он нарочно толкнул ее толстого, спящего в пластике младенца. Бюро путешествий с огромными плакатами счастливых лыжников, взирающих на белоснежные Альпы так, будто собираются проглотить их, умоляло его сию же секунду отправиться в заснеженные горы. Чудное предложение, если учесть, что сейчас стоит жаркий солнечный день. Ему хотелось сесть и выпить чашку хорошего чая; в данный момент зимние виды спорта не интересовали его.
Предполагалось, что он работаети он действительно работал, хотя совсем не было нужды так носиться. Магазинное воровство выходило из-под контроля: поймаешь такого вора, а он ничуть не стыдится, не сожалеет, его карманы набиты деньгами, и он как ни в чем не бывало говорит: «Ну и что?» Ему надо было составить отчет, и он проводил исследование. Еще нужно поговорить с ужасными людьми, членами комитета Ассоциации владельцев магазинов; эту могущественную организацию следует всячески ублажать, иначе жизнь его станет слишком утомительной.
На выходе из супермаркета всегда толпилось много людей, и конечно же улица сужалась именно в этом месте, и как раз здесь часто случались аварии. Ван дер Вальку не удавалось перекрыть движение по этой крошечной улице; он пытался, но владельцы магазинов жаловались, что он отнимает их хлеб: они не смогут воспользоваться скрытыми камерами слежения.
Хм, у выхода образовалась слишком большая толпа; автобус терпеливо ждал, когда освободится проезд, и людской рой (несомненно, прилипший друг к другу животами) вывалился на проезжую часть. Он заметил полицейскоговынь палец из-за ремня, идиот; почему ты их не разгоняешь? Полицейский исчез в толпе: почувствовав неладное, Ван дер Вальк протиснулся вперед, используя трость как консервный нож.
Его задавили, беднягу.
Сердечный приступ с кем угодно может случиться, в любое времяпонимаете, с кем угодно.
Говорю вам, я видел, как на него наехал автобус.
Интересно, каким образом, если он стоял на месте?
Стоял на месте он шел, разве я вам не сказал?
Отойдите, пожалуйста, в сторону.
На дороге лежал пожилой мужчина в сером костюме. Полицейский был благодарен Ван дер Вальку.
Отойдите Офицер, очистите проезжую часть.
Послушайте, я окончил курсы по оказанию первой помощи. Дышащий жевательной резинкой заслон немного отступил, пропуская мужчину авторитетного вида с равнодушными глазами.
Ich bin Arzt. Он пощупал пульс и нахмурился. Umdrehen,скомандовал коротко.
Ван дер Вальк и толстая домохозяйка одновременно показали свои дипломы об окончании курсов первой помощиу женщины был недовольный вид: ее учили не отказывать людям в помощи, и какой может быть прок от немецких докторов?
Kein Herzanfall,немного не к месту заметил доктор. В самом центре старомодного жилета торчала рукоятка старинного кинжала.
Копия, машинально отметил Ван дер Вальк, глядя на оружие.
Мы занесем его в магазин. Вы же не можете заниматься раненым на дороге.
Кто вы? спросил доктор.
Polizeikommissar.
Ach, so.
Так, в окружении специалистов мужчину внесли в обувной отдел и уложили на кушетку.
Позвоните, одними губами попросил Ван дер Вальк управляющего.
Уже, так же одними губами ответил яйцевидный рот клерка.
Из аптеки напротив прибежал фармацевт с пригоршней разнообразных лекарств: немецкий доктор с сомнением рассматривал их, произнося названия на незнакомом языке.
Neinei spielt hier keine Rolle.
Notfall schwere Herzstimulant.С трудом.
Ja, ja, ich weiss.Раздраженно.
На улице яростно завывала сирена «скорой помощи», которой никак не удавалось объехать неподвижный автобус.
Мне нужно поехать? благородно предложил доктор, когда санитары укладывали обмякшее тело на носилки.
Neinei, покачал головой Ван дер Вальк. Если можно, напишите адрес, где вы остановились.
Он подозвал двоих полицейских, которые тут же деловито застрочили в своих блокнотах, в точности как присяжные из «Алисы в стране чудес». Десяток субботних покупателей; испуганных, но в то же время преисполненных чувства собственной значимости, собрали в магазине. Ван дер Вальк обратился к ним.
Это насильственная смерть; вы могли видеть нападение. Как только сообщите свои имена офицерам, можете отправляться по домам. Пожалуйста, будьте вечером дома; вам позвонит офицер. А вы постарайтесь сосредоточиться и, пожалуйста, вежливо подчеркнул он, не выдумайте того, чего не было.
В машине «Скорой помощи» стояло всевозможное оборудование, и для него оставалось совсем мало места; он сморщил нос, уловив запах эфира. Мужчина что-то пробормотал сквозь кислородную маску. Ван дер Вальк едва удержался, чтобы не сорвать ее, наклонился к нему, натолкнувшись на слипшиеся от бриолина волосы санитара.
Девочки прошептал мужчина.
Кто на вас напал?
Девочки
Это не было ответом. Но ничего другого он не дождался, потому что мужчина умер. Ван дер Вальк взял в руки безвкусный кинжалкак он и предполагал, это оказался нож для разрезания бумаг, поискал платок, но не нашел ничего лучше куска ваты. По приезде в больницу он может лишь попросить взволнованного врача не прикасаться к мужчине и его одежде.