Мебельщик, скажешь тоже, проворчала Гета и примяла корпию в банке, потому что вдвоём мы заполняли ёмкость очень уж быстро. Отец госпожи Эдвинны, наверное, даже не знает, что такое рубанок и какой стороной его держат.
Я, тихонько фыркнув, подумала, что владелец мебельной фабрики, обставлявший своими изделиями дома всей состоятельной части Западной Марки, наверняка активно участвует в торговле лесом, которую ведёт маркиз. Как минимум, помогает советами; как максимум, имеет долю. И дочку свою предложил, а то и навязал в жёны младшему брату маркиза, когда вся маркизова семья, включая его вдовую матушку, перебралась в город. С удивительной лёгкостью оставив при этом замок и село при нём в вороватых ручках управителя. И нет, я не клевещу на незнакомого человека: мне рассказывали, что когда госпожа Эдвинна объявилась в замке, предшественник нынешнего управляющего живо попросил расчёт. Вот только получил его бывший управитель после почти двухнедельной ревизии и не выплатил ли при этом немаленькую недостачу? Госпожа Эдвинна, как мне показалось, была не из тех, кому удастся заморочить голову.
В общем, сказала я, возвращаясь к суконному тону, если тебя это утешит, брак у меня практически фиктивный. Фиктивный не в смысле отсутствия консуммации, уточнила я, а в том смысле, что семьи как таковой у нас не было и даже никакого совместного хозяйства мы не вели: у меня были свои деньги, у Роберта свои. А дочерью он вообще не интересовался, решив, видимо, что дав ей свою фамилию, долг мужа и отца он исполнил.
Ну да, Роберт страшно оскорбился, когда я сказала, что не претендую ни на фамилию его, ни тем более на содержание, потому что детей любой из Ларсенов прокормит хоть дюжину, а мои дети всё равно будут ведьмиными отродьями. «Мой ребёнок не будет ублюдком!» в праведном негодовании заявил Роберт и потребовал, чтобы мы заключили брак. А про приданое даже не заикнулся. Потому что, оказывается, ему и в голову не приходило, будто я из тех самых Ларсенов. Те самые, по его мнению, просто оплатили бы моё обучение, так что я просто их однофамилица. Странно, что он, с его понятиями о чести и благородстве, не подумал о репутации моей семьи и о том, как важна она для меня. А ведь моя служба на границе была отличным поводом заткнуть рот любому недоброжелателю: да, я маг, но я честно и добросовестно исполняю свой долг перед Империей и Императором в отличие от многих и многих прочих.
Почему меня это должно утешить? обиделась Гета.
Извини, мне показалось, что ты чувствуешь себя как-то ущемлённой из-за моего замужества.
Вовсе нет, буркнула она, и больше, хвала Создателю, мы этой темы не касались.
Ужинали мы, добропорядочные магессы, а никакие не ведьмы, вместе с маркизом и его невесткой, сухопарой молодой женщиной, одетой дорого,
однако довольно безвкусно (наверное, ей казалось, что жена младшего брата целого маркиза должна выглядеть роскошно, чтобы уж точно никто не усомнился в её статусе). Впрочем, за тем же столом сидел и бард, сильно пьющий, но до сих пор не растерявший остатков привлекательности мужичок, про которого болтали, будто он утешает госпожу Эдвинну не только душевными песенками. Создатель знает, что об этом думал маркиз. Возможно, он думал, что пока невестка держится в рамках приличий, это не его дело. В конце концов, она ведь могла уехать к законному супругу, который пытался на деньги её отца сделать какую-никакую карьеру при дворе, и этим здорово попортить ему жизнь, дочка мебельщика. Но она не мешала мужу жить так, как желает он, и наверняка хотела от деверя всего только ответной любезности.
Меня, впрочем, гораздо больше чужих интимных проблем волновало, удалось ли поисковому отряду найти если не самого Зверя, то хоть какую-то зацепку. Я даже, грубо попирая этикет, спросила об этом прямо за обеденным столом.
Нет, с откровенным неудовольствием ответил его милость. Он больше пил, чем ел, и неприличные за столом разговоры о делах его не смутили. Как будто эта тварь то ли в небо взлетела, то ли обернулась рыбой и забилась под корягу, ожесточённо прибавил он и выпил ещё бокал, хотя его бледное одутловатое лицо и без того уже опасно налилось кровью.
Я нахмурилась. Ну не знаю я существ, которые имели бы больше двух ипостасей. Если только шептун однако он принял бы облик человека, а не зверя. Причём каждый раз это был бы облик разных людей, чем-то важных для тех, кого он хочет убить. До сих пор среди магов и учёных шли споры о том, считывает ли шептун человеческие мысли и эмоции, или он просто зеркало, бездумно отражающее наши тревоги и сомнения; но факт оставался фактом: для своей жертвы тварь выглядела именно тем, о ком жертва беспокоилась больше всего. И вообще, это ночной хищник, как и почти любая нечисть, а Зверь нападал и ясным утром, и пасмурным полднем для шептуна немыслимо.
Ваша милость, сказала я, потерев опять занывший (к непогоде, что ли) правый висок, может быть, мне обратиться за помощью к Искателям? Раз уж господин наместник отказал вам в помощи?
Маркиз поморщился. Должно быть, представил, как верный Клинок Церкви на два голоса со старшей жрицей нудит о том, что добрый прихожанин не должен принимать на службу тёмных тварей. Я всё же надеялась, что по такому серьёзному поводу глава отделения пришлёт волкодава, а не кабинетного деятеля, годного только проверять детишек на предмет наличия магических способностей. А волкодавы, с одной стороны, люди жёсткие, с другой гораздо более понимающие, чем чиновники от Церкви, поскольку многое повидали и обычно успели уже избавиться от привычки делить мир на чёрное и белое.