В общем, подумал Лео, начиналась поездка неплохо. Мерин, которого он купил довольно выгодно, потому что тот был уже немолод, выглядел, несмотря на возраст, бодрым и ухоженным, выезжен был отлично, и рысь у него была ровная, не то что у стервеца Кречета, на котором только галопом и можно было скакать без риска вытрясти все кишки и который без конца норовил приложить всадника ногой то об забор, то об дерево. Когда ему это наконец удалось, Лео, лёжа с ногой в лубках, требовал прибить подлую скотину, пока она кого-нибудь не искалечила всерьёз или вообще не убила, но отец, разумеется, не согласился: стервец Кречет был жеребцом почти породистым, и пускать его на колбасу было бы слишком уж невыгодно. Оставалось запретить кому бы то ни было ездить на нём верхом, а конюхам строго-настрого наказать, чтобы были осторожны и не подставлялись под зубы и копыта пакостной твари. Всё-таки не те были у Терновников доходы, чтобы лишаться чудом доставшегося производителя. Да уж, благослови Канн тех ротозеев, что недоглядели за чистокровным конём важного и состоятельного гостя Меловой Горки. Пока гостя извещали о том, что его скакун нашёлся живым и невредимым и временно помещён в стойло в соседнем имении, пока сам он занимал у сиры Жанны какую-нибудь лошадь, чтобы забрать своё животное, пока доехал до Терновников за это время по приказу отца коню подсунули кобылку, которая спустя обычное время и родила Кречета. Тот был хорош, конечно, но Лео отлично помнил, как стоял в конюшне, не сводя глаз с гнедого красавца настоящих лисских кровей и мечтая о том, что когда-нибудь, пусть не скоро, но такой же породистый красавец будет и у него
Он так глубоко ушёл в воспоминания и мечтания, что вздрогнул, когда полуорк щёлкнул мозолистыми пальцами с нечеловечески острыми и крепкими когтями прямо у него перед носом:
Эй, твая миласть, ачнись уже. Этак на тваю долю ничехо не останется. Лео непонимающе похлопал глазами, и Красавчик, фыркнув, сунул ему в руки ломоть хлеба с мясом. Ешь давай, а то с седла свалишься в халодный обмарак. Или твая миласть изволит только белые булки кушать, а хлебушком из пшеницы с рожью папалам брезхует?
Ничего я не брезгую, буркнул Лео, смущённый и потому обозлённый тем, что его застали врасплох. Задумался
Думать оно палезно, канешно, опять фыркнул полуорк, толька не за сталом. А то не все ведь такие добрые да заботливые, как мы с Ахневицей.
Я ценю, огрызнулся Лео. Наёмники враз одинаково ухмыльнулись, словно много лет провели вместе и успели обзавестись сходными привычками.
Лео решил не обращать на их ухмылки внимания и поесть наконец. Мясо было нежным и сочным, хлеб грубоватым, но свежим и пышным, а молоко упоительно-холодным. Пыль с тракта сюда не долетала, поэтому в ярко-синем небе сияло ясное солнце, вокруг, волнами прогибаясь под ветром, шелестела трава, рядом обещали тень и прохладу старые ивы, и даже алтарь неведомой «госпожи», заставленный нехитрой снедью, напоминал накрытый к полднику стол какого-нибудь фермера, только домотканой скатерти не хватало. И наёмники, хоть и были наглыми и неотёсанными типами, всё-таки заботились в меру своего разумения о благородном попутчике. Начиналась поездка действительно неплохо.
***
На счастье Лео, сменных лошадей у наёмников не было, только вьючная, и та одна на двоих, а ехали они не спеша, поэтому не первой молодости мерин без труда успевал за остальными
лошадьми, и обузой чародейке и полуорку Лео вроде бы не был. И хоть двигалась их компания словно бы неторопливо, всё равно они обгоняли обоз за обозом, идущие на юг. Несколько раз их пытались не то чтоб всерьёз нанять, но соблазнить бесплатным ночлегом и едой, если они будут хотя бы держаться в хвосте обоза, прикрывая его сзади, однако наёмники отказывались с таким единодушием, словно им предлагали обчистить придорожную часовню. Неужели у них настолько строго с контрактами? Или они просто не хотят связываться с медлительными и неповоротливыми тяжело гружёными фурами?
Перед Гремучим ручьём их поочерёдно окинул цепким холодным взглядом тип с нашивками десятника пограничной стражи и с целой кипой бумажных листов в руках портретами разыскиваемых преступников. Наёмники хмыкали, демонстративно теребили цепочки с цеховыми знаками, но десятнику до них было столько же дела, сколько до титула Лео, так что тому пришлось признать: есть, есть люди куда наглее и неприятнее магов. Хорошо, хоть платить ничего не потребовалось, поскольку в седельных сумках у него лежали только личные вещи в дорогу. А вот с Траск и особенно с Красавчика содрали-таки пошлину за их подарки родным, особенно с полуорка с его дюжиной отрезов всех цветов радуги. Тот ругался всё то время, что им потребовалось на проезд по длиннющему каменному мосту; правда, возмущали его не дорожные поборы, а то, что солдаты пограничной стражи распороли его тщательно зашитый кожаный мешок, и теперь его нужно было заделывать обратно.
Думаешь, стоит? усомнилась Траск. На границе Золотого Нагорья и Долгого Мыса опять начнут твои тряпки перетряхивать, а потом ещё раз когда из Долгого Мыса направишься к Янтарному. Я, дура, не подумала об этом, ещё когда ты заговорил о подарках, а ведь сама на двух границах платила пошлины за ввоз имперских товаров.