Тут к нам подошел Ефрем. Оглядел меня сверху вниз и крикнул в толпу женщин:
Соня, сделай из него рома! А то уж больно городской!..
Меня обняла за плечи девушка, которая вчера кормила мясом.
Снимай рубашонку, красавчик мой! И она достала из узла, который тащила на плече, что-то рваное и грязное. Одевай! Будешь почти как маленький ром!
Когда я напялил на себя то, что она называла рубашонкой, Соня растрепала мои и без того лохматые кудри. Потом она облизнула палец, окунула его в уличную пыль и разрисовала мое лицо грязными полосами.
Вот теперь, красавчик мой, ты на таборного похож!
с удовлетворением сказала она и добавила еще одну грязную полоску на шею. Пошли, пшала братец!..
Хорошо-то как! подумал я. Я теперь не «придурок с коровой», а настоящий цыган!
Цыгане шли, не торопясь. Часть из них свернула на базар. Ребята вскочили в трамвай, идущий к вокзалу. Женщины разложили свои узлы на тротуарах, а Соня кинулась навстречу прохожим: Кому погадать! Кто хочет свое счастье узнать! На брата, на мужа, на сыночка-кровиночку!
Ефрем уверенно шел к рынку, а мы с Сюней, да Лекса с парой мальчишек постарше за ним.
У базарных ворот милиция разгоняла «толкучку». Надрывались свистки, продавцы, не больно-то торопясь, растаскивали по кустам швейные машинки и примуса, керосиновые лампы и зажигалки из толстых гильз. Эвакуированные запихивали в сумки заштопанные мужские костюмы и залатанные сапоги. Где-то верещал будильник. И только раненые из госпиталя и не думали отходить от патефона, который хриплым голосом пел о том, что «в степи под Херсоном высокие травы, в степи под Херсоном курган». У нас до войны была такая пластинка, и я хорошо запомнил, что «десять гранат не пустяк».
Ефрем привел нас на край базара. Здесь сверкал свежими досками новенький сарай. Ага! Это было то самое, о чем говорили дома. Будто цыгане строят что-то на базаре. И будто платит им Соломон. И будто папа тоже внес свою долю в этот гешефт.
Это был какой-то чудной сарай. У него были два входа, но оба без дверей. Зато каждый вход был загорожен стеночкой.
Сортир! догадался Сюня.
И, правда! Я только сейчас сообразил: чего на нашем базаре никогда не было, так это уборной. Народ бегал в кусты за оградой. Ногу там поставить было некуда. Но никто не жаловался. Интересно, с чего это вдруг Соломону вздумалось менять базарные порядки?
Вот вам ведро! Вот краска! Воду принесете с колонки Размешаете и начинайте красить! приказал Ефрем. А сам с Лексой полез на крышу. И скоро там застучали молотки.
Вот те раз! Красить сарай! Да я с красками последний раз имел дело в детском саду. Маме пришлось стричь меня наголо, потому что краска попалась какая-то приставучая.
Но делать нечего. Мы же теперь рабы. Как Соломон сказал И мы с дядей поплелись на колонку.
Краски мы вбухали в ведро немеряно. Получилось что-то вроде картофельного пюре. С большими комками. Ефрем стукнул меня по затылку и послал нас за водой сразу с двумя ведрами.
Позор еврейского народа! обозвал он нас. Краска должна быть, как жидкая сметана! учил он, разливая наше пюре по ведрам.
Вы небось и красить не мастера?.. Смотрите!
Ефрем окунул кисть в краску, дал ей стечь и аккуратно провел по доске. Потом по соседней И доски засветились синим пламенем. Смотреть на это было одно удовольствие.
Усекли?
Ефрем всучил мне кисть и застучал сапогами по лесенке.
А без песни он не мог:
Шел трамвай десятый номер,
На площадке кто-то помер.
Тянут-тянут мертвеца,
Ламца-дрица-оп-ца-ца!
Под эту веселую песенку я и начал красить. Конечно, получалось немножко не так хорошо, как у Ефрема. Скажем прямо, очень сильно не так. Краска почему-то стекала тощими ручейками, а в некоторых местах никак не хотела цепляться за доску. Но я старался. А рядом махал кистью мой дядька. Заляпывал сарай синими кляксами.
Кто ж так красит!
За моей спиной нарисовались два моих друга. Алексей и Саша. Обоим что-то не нравилось в моей работе. Алексей прямо писал кипятком:
Ты что никогда не видел, как красят декорации? Сколько раз торчал у нас за кулисами!
Ага, подумал я, а что если Алешку завести
Да ты сам только смотрел на маляров! подначил я его.
Да? Алешка стал вырывать у меня кисть. А вот щас увидишь!