Спасибо, друг Ефрем! Но в другой раз!.. Сегодня разговор есть
Тут Ефрем вгляделся в меня и понял, о чем хочет говорить Соломон.
Э, еврейский казак!.. А чтой-то глаза мокрые?.. Ну-ка, ну-ка, не журись! Да ничто на земле слез не стоит!.. Правду я говорю, друг? повернулся он к Соломону. Эй, ромалы, покормите мальца!..
Они с Соломоном отошли в сторону и о чем-то негромко заговорили. А меня усадили к костру и дали миску с горячим мясом.
Ешь, ешь, чаворо! угощала меня молоденькая цыганка. Мы тебя знаем, каждый день мимо ходим
А я и так ел. Время-то было голодное, мясом в нашем доме редко-редко пахло, да и выдавалось оно по кусочку. А тут Я видел, как мужчины подходили с ножом к висящей на суку мясной туше, отрезали по здоровому шмату, надевали его на железные шкворни и медленно крутили над костром. Жарили. А сок с шипением капал на угли Я еще раз посмотрел на тушу. И еще Острый ком застрял в горле, я поперхнулся и заплакал.
Ты что, чаворо! забеспокоилась цыганка.
Манька! Манюня! рыдал я.
Э, чаворо! Да это же наши барана она замялась, купили! А корова твоя в лесочке пасется. Мы из нее циркачку сделаем! Вместе выступать будем!
Слезы быстро высохли. Теперь я старался услышать, о чем спорили Соломон с Ефремом. А спор становился все горячее. Цыганский король размахивал руками, бил себя в грудь, а Соломон укоризненно качал головой.
Я ж не украл, не увел, как лошадь! доносилось до костра. Они торговались, хуже барышников!
Кто? Малый?.. показал Соломон на меня. Да умом убогий?.. Побойся бога, Ефрем!
Потом они снова долго-долго шептались. Наконец, Ефрем плюнул и махнул рукой. Только ради тебя, друг!.. Но уж молчи! Где ты слышал, чтобы цыган товар вернул?
Ты же знаешь брат, за мной не заржавеет!.. уверял его Соломон. Он достал из кармана пачку денег и стал отслюнявливать бумажки.
Просто людей жалко, не чужие А этого, он кивнул в мою сторону, и второго, убогого, завтра бери с собой, пусть отрабатывают!.. Шлемазл!
Ефрем свистнул, крикнул что-то цыганское, и из темноты вывели нашу Маньку. Она шла, качая полным выменем, и жалобно мычала.
Манюня! прижался я к теплой шее и снова заплакал. Теперь от радости.
Обратный путь был гораздо веселее. Манька спешила домой, и мне приходилось чуть ли не бежать, чтобы не выпустить веревку. Соломон стучал своей деревяшкой рядом и не отставал от меня:
Где этот телескоп-шмелескоп?
У Сю сю ни всхлипывал я, но больше так для Соломона. Уже у самого дома он сказал:
Ладно Со шмелескопом мы еще разберемся Но деньги вы вернете! И с процентами!.. Будете вкалывать, как евреи у фараона! Рабами моими будете!.. Ферштейт?
Угу а что еще мог я ответить.
Главное, не проговориться про Карла!
Утром я первым делом незаметно пробрался в «пещеру». Карл Иванович, нахохлившись, сидел на телогрейках.
Вот! сунул я ему крохотный кусочек хлеба и вареную картофелину. Ешьте!
Больше слямзить не удалось. Да, по правде сказать, и неоткуда было. Мы давно забыли, как это наесться досыта.
Спасибо! грустно кивнул головой бедный немец. Их ферштее я понимайт
Он раскрыл свою сумку и достал конверт с бумагами.
Мои карточки Может, ви получать хлеб на талон Или что еще будет в магазин
Ну, что будет в магазине, я и так знал. Скорее всего ничего. За хлебом придется отстоять длиннющую очередь, на талоны «сахар» вдруг выкинут карамель, а талоны «жиры» отоварят комбижиром. Но это хоть что-то
Я велел Карлу Ивановичу сидеть тихо, на улицу лишний раз не высовываться. Ну, уж если очень приспичит
А вечером что-нибудь придумаем, бодрым голосом соврал я Мы и так уже хорошо придумали: притащить немца к себе домой!
Сюня ждал меня у калитки. Из ворот кладбища уже выходили цыгане. Впереди, как всегда, неслась орава мальчишек. Увидев нас, они притормозили.
С нами идешь, коровий пастух? спросил тот, что постарше. Как звать-то?
Се Се-е-ня проблеял я.
Сесеня! завопила орава. Гаджо Сесеня!
Позже я узнал, что «гаджо» это «чужой». Нецыган, значит А сейчас рослый паренек прикрикнул на друзей:
Отстаньте, ромы! Сеня так Сеня А я Лекса!.. А этого как зовут? указал он на дядю.
Сюня Ну, то есть Израиль, по-взрослому Но он не очень взрослый, поэтому так и остался Сюней