Мне не интересно.
Ничего, послушаешь. А нетя городового кликну, вон на углу стоит. Скажу, что ты этот самый... и будешь сидеть в каталажке как миленький. Хочешь? Так вот слушай.
«И надо же мне было попасть на глаза этому пьяному идиоту»,затосковал Степан.
Так вот слушай,продолжал Григорий Варламович.Хватанул я горя сызмальства. Уж досталось, как той Сидоровой козе. Разве только жернова не вертели у меня на голове. И не везло притом страшенно. Бывало, в батраках: сяду за стол обедать, всем попадается печенка или сердце, а мнелегкое. Зато на работе: всемчтонибудь полегче, а мнесамое тяжелое. Тащишь кожу вонючуюс души, воротит, а все равно прешь. И-ык! Теперь за меня другие эти кожи таскают. Так возьмешь деньги?рассказчик неожиданно повернул к прежней теме.
Нет.
Ах так? Ну, я тоже гордый. Эй, Змеющенко! Идика сюда!
У Степана оборвалось сердце: «Влип и до него же по-дурацки!»
Чего изволите-с?полицейский, подбежав, почтительно отдал честь. У него добродушно-круглая физиономия, на которой прежде всего обращают на себя внимание такие же круглые, чертовски веселые глаза.
Вот этого злодея нужно проводить в участок.
Чего он исделал, ваше степенство?
Не хочет брать моих денегбрезгует. Я так думаю, это подозрительная личность, анархист какойнибудь.
Полицейский от удивления похлопал светлыми ресницами и тотчас набросился на Степана, словно науськанная хозяином собака:
Зачем же ты, болван, отказываешься, ежли они-с тебе добра желают?
Я думаю...
Молчать!гаркнул блюститель порядка.Сейчас же возьми деньги и чтобы духу твоего здеся не было!
Степан облизал пересохшие губы: положение из комического становилось критическим, вокруг уже собирались зеваки. Он молча протянул руку.
А вот энтова ты не хотел?пьяно рассмеялся купец и вывернул в ответ волосатую фигу.Ты обратись ко мне по всей форме: «Господин, купец второй гильдии, дайте мне, пожалуйста, десять рублей».
Господин купец второй гильдии, дай мне, пожалуйста, десять рублей,повторил Степан, словно попугай.
Неведов снова расхохотался.
Такто, брат Гордыня Бродягович, вышло по-моему. На, держи,он достал из бумажника деньги, сунул в Степанову руку.А теперь прощай... Хотя погодика. Ведь нынче Велик-день, кажется. Дайка я с тобой похристосуюсь.
Хоть и противно целоваться с подвыпившим самодуром, но куда деваться от вековой традицииподставил стиснутые губы к усам расчувствовавшегося богача.
Христос воскрес.
Воистину...
Купец трижды облобызал Степана, обдавая его запахом «Зубровки» и жареного барашка, затем вынул из кармана смятое яичко:
Держи... Заходи при случае к Неведову. Приму, ей-богу, приму. Ну, прощай, большевик.
Сапожник я.
Один черт. Большевики, они ведь не среди купцов водятся, а среди вот таких, сапожников... гордых.
В это время к ним подковылял донельзя оборванный нищий и протянул грязную тощую руку.
Тебе чего?уставился на него Неведов.
Господин купец второй гильдии, дайте, пожалуйста, десять рублей.
Что?!Неведов крутнул кулаком перед носом у попрошайки.Я тте, скотина, покажу, как смеяться над Неведовым! Пшел прочь, пока не накостылял по шее!
Нищий, поняв, что маневр не удался, дал задний ход и резко сбавил уровень своих запросов.
Господин купец второй гильдии,повторил он менее уверенным голосом,дайте, пожалуйста, десять... копеек.
Счас я тебя, мерзавца!купец нагнулся, делая вид, что ищет булыжник.
Тут уж нищий окончательно убедился, что его притязания на содержимое купеческого кошелька беспочвенны и решил за благо убраться подобру-поздорову.
Пролетария голо...проворчал ему вслед владелец магазинов, домов и мельниц, и, махнув рукой, свернул на боковую улицу.Зайдука лучше к старику Дулуханову, он хвастался: вина из Тифлиса привез какогото необыкновенного...
Степан, вытерев рукавом взмокший под шапкой лоб, вышел на главную улицу и только тогда перевел дух. Улица была широкая, немощеная, и, когда проезжал фаэтон или пролетка, целое облако пыли вырывалось изпод колес, медленно оседая на серых акациях, растущих по обе ее стороны и отделяющих проезжую часть от тротуаров, кое-где выложенных перед домами зажиточных горожанкрупной галькой или кирпичом.
Степан замедлил шаг. Чертов купец! Провалиться бы тебе в тартарары с твоими деньгами. Сзади донеслось многозначительное «кгм». Степан оглянулся, и неприятный холодок обдал разгоряченное сердце: придерживая саблю, за ним поспешал давешний полицейский. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день»подумал Степан и свернул в первые попавшиеся ворота. Остановился у куста нераспустившейся еще сирени, замер в напряженном ожидании.
Цветиками интересуемся?
У Змеющенковеселые, чертики в светлых глазах, под лихо закрученными желтоватыми усамиблагодушная улыбка.
Нет, клозетами, стараясь придать голосу непринужденный тон, ответил Степан. «Вот сейчас врежу ему промеж глаз и бежатьпришла вдруг в голову шальная мысль, но состоявшийся вслед за тем разговор не дал ей осуществиться.
Аль приспичило?продолжал, улыбаться Змеющенко.
Ну, а тебе -какое, собственно, дело?озлился Степан.Что тебе от меня нужно?
Вроде сам не знаешь?обаятельнее прежнего улыбнулся блюститель порядка и бесцеремонно протянул руку.Давай половину.
Какую половину?оторопел Степан.
Любую, какую не жалко.
Да ты о чем?
О неведовской десятке, о чем же еще.
У парнясловно гиря с шеи. Фу! Чтоб тебя черти забрали. Вон, оказывается, в чем дело...
Да при чем здесь ты, господин начальник? Деньгито дадены мне,возразил он, подделываясь под тон городового.
А кто тебя заставил их взять?последовал контрвопрос.
Довод был настолько логичен и убедительно прост, что Степан от души рассмеялся и, не считая нужным затягивать разговор, вынул из кармана злополучную десятку.
Вот только разменять ее нечем. Разорвать, что ли, надвое?
Зачем разорвать?полицейский снял с пшеничной своей головы фуражку с кокардой на черном околыше, вынул изза дерматиновой подкладки свернутую вчетверо бумажку стоимостью в пять рублей.
Вот мы и квиты,улыбнулся он кротко и ребром указательного пальца разгладил в стороны усы.
«Неужели христосоваться полезет?»ужаснулся Степан. Но обладатель усов лишь подмигнул ему круглым глазом, молодцевато отдал честь и, по-военному повернувшись, зашагал прочь со двора.
Ну и ну! Степан даже воротник расстегнул на косоворотке: расскажи комунибудьне поверит. Он еще раз взглянул на сложенную вчетверо засаленную пятирублевку, облегченно расхохотался, сунул деньги в карман и не торопясь вышел на улицу. Посмотрел вправо: полицейский уже успел отойти шагов на триста, его длинный форменный сюртук, перетянутый ремнями с желтеющим на боку «окороком»огромным револьвером в кобуре, маячил черным пятном на фоне серых от пыли акаций. «Христос воскрес»,насмешливо подумал ему вслед Степан и пошел в противоположную сторону.
* * *
Служба тянулась долго. Так долго, что Данелу под конец даже певчие надоели, а их он всякий раз слушал с большим удовольствием. К тому же было очень душно, да и Дзерасса одна с малышом на улице. «Прости, бог-батька»,Данел перекрестился на всякий случай и, пятясь между богомольцами, словно рак между камнями, выбрался из людской гущи на свежий воздух.
Солнце уже заметно скатилось к белым вершинам гор. От собора до самой ограды и дальше, захватив Красавца с арбой, протянулась сиреневая тень. С северной стороны города зазвонил церковный колокол. Ему отозвался чейто бык. Голос у него густой, низкий, точь-в-точь, как у отца-дьякона, подпевающего в соборе худосочному попу.
У самого нет ничего за душой, клянусь прахом отца моего,стараясь не смотреть на протянутые к нему руки нищих, пробурчал себе под нос Данел и легко сбежал по ступенькам паперти. Подойдя к арбе, он удивился: Степана возле нее не оказалось.
А где наш русский?посмотрел на Дзерассу вопросительно.
Я его не видела,ответила девушка, поддерживая одной рукой головку ребенка, а другойбутылочку с молоком.