Вот что, Андрюха, гляжу я, звон какая у тебя в хате жердина вытянулась,ткнул он пальцем в стоящего у печи Степана.Давайка мне его в работники. Три рубля в месяц, ну и с харчей долой. Чай, в закромахто не густо? Одежа-обужа тоже мои. Ну как?
Оно бы можно,вздохнул отец «жердины»,только мал он еще, хоть и вымахал, как тот дурень. В певчие хотел я его...
Э...скривил губы Шкабура,не верхом же мне на нем ездить. Чай, мы тоже не без сердца. На, держи рупь задатку и пускай собирается, у меня как раз на подводе свободное место. А петь в церкви можно между делом, по воскресеньям да по праздникам.
В тот же день перебрался Степан из села на шкабуринский хутор.
Вот гляди сюда,завел хозяин нового батрака во двор.Это коняшки. Их у меня всего пять голов. Как видишь, хозяйство не очень большое: штук шесть коровенок да телят чуть побольше десятка, ну и овечек хорошо как с сотню наберется. Тебе только и дела, что почистить в хлевах, покормить скотину да овечек попасти.
И завертелся Степан в этом «не очень большом хозяйстве», словно белка в колесе. От зари до зари чистил, пахал, косил, возил, пас. И когда ночью падал в отведенный ему на кухне угол, то моментально засыпал мертвым сном, не успев даже раздеться.
Тяжело доставались три рубля и бесплатные хозяйские харчи тринадцатилетнему мальчишке. И нелегок оказывался кулак у Шкабуры, когда он за любую провинность пускал его в ход.
Однажды встретил хозяин юного батрака у овчарни.
Бегом гнал?кивнул на тяжело поводящих боками овец. Степан опустил глаза в дорожную пыль, переступил с ноги на ногу:
Они сами чегойто побежали...
В следующее мгновенье, сбитый с ног ударом кулака, он уже лежал на дороге, а хозяин, потирая руку, ласково поучал сверху:
Не лукавь, отрок, перед кормильцем своим. И да пойдет сия наука тебе на пользу. Говори, зачем бегом гнал?
Хотел дотемна... в селок папаше,закрываясь руками, хрипло ответил Степан.
Соскучился, значит,хозяин снова занес кулак над головой мальчишки.
И тогда Степан крикнул пронзительным от ненависти и отчаянья голосом:
Не трожь!
Чего?вылупил глаза Шкабура.
Не трожь, а то хутор спалю, если еще хоть раз вдаришь.
Хозяин побагровел от ярости.
Сукин сын!набросился он вновь на мальчишку, молотя кулаками по чему придется.Благодетелю своему грозишь, конская ты судорога? Вот тебераз! Вот тебедва! Вот тебе...
Очнулся Степан в своем углу на кухне. Всю ночь ворочался на жесткой подстилке, накаляясь мыслью о мести этому жестокому человеку. Перед рассветом вышел из хаты, чиркнул спичкой под застрехой и, ковыляя от слабости, побежал к лесной опушке... Остаток ночи провел в лесу, а утром ушел в город Витебск. Навсегда...
О чем задумался, ваше сиятельство?вывел Степана из раздумий Данел.
Родину вспомнил,с грустной улыбкой ответил Степан.У нас таких степей нет, у нас лес больше.
Дров много, кизяков не надо,вздохнул осетин.
Это верно: дров хватает,согласился белорус и подмигнул Дзерассе, слушавшей с приоткрытым ртом не очень понятную русскую речь.Ворона в рот залетит!крикнул он ей насмешливо. А Данел перевел по-осетински.
Сам ворона,обиделась Дзерасса и, отвернувшись от мужчин, склонилась над своим неразговорчивым соседом, который по-прежнему сосредоточенно смотрел в голубое небо. Чудной какойто этот русский. Вот уж почти месяц живет на хуторе и уходить, по-видимому, не думает. И делом немужским занимаетсячувяки шьет. А сам здоровый: запряги в плугодин потащит.
Солнце уже склонилось к белеющим в сизой дымке горам, когда на горизонте показались купола городского собора.
Великий Уастырджи вел нас по правильному пути,сказал Данел и, переложив вожжи из правой руки в левую, перекрестил вспотевший под косматой шапкой лоб.
Но еще долго тарахтела арба рассохшимися за зиму колесами, прежде чем смочила их в ручье, протекавшем на окраине города и служившем границей между Ярмарочной площадью и площадью Успенской, посреди которой возвышался всеми своими пятью куполами красавец собор.
«Вот это храмина!»подумал Степан, невольно любуясь каменным великаном, который казался пришельцем из какогото неведомого мира красоты и богатстватак убого выглядели в сравнении с ним разбросанные вокруг глиняные постройки местных жителей.
Тпру!Данел остановил мерина у соборной ограды, бросил ему под ноги охапку сена, чтото сказал по-осетински Дзерассе и в сопровождении Степана направился к храму. Оттуда доносилось пение хорашла вечерняя служба.
Подайте Христа ра-ади!потянулись навстречу идущим руки нищих, сгрудившихся на ступеньках церковной паперти.
Степан сунул скрюченной в три погибели старухе копейку и вслед за Данелом вошел в набитый до отказа богомольцами храм. Осенив себя крестом, он поклонился в спину какогото горожанина и стал разглядывать внутреннее убранство собора. Над головой огромная люстра. Сотни свечей горят в ней, наполняя помещение запахом расплавленного воска. Степан перевел взгляд с люстры на иконостас. Что и говорить, потрясающее зрелище. Блеск позолоченной резьбы, сверкание драгоценных камней в золотых и серебряных лампадах, суровые лики святых, расположившихся поодиночке на стенах и целой компанией над царскими вратами и смотрящих с потемневших иконных досок с угрюмым видом тюремных надзирателей: «Ужо попадитесь только...»все это подавляло толпу, внушало верующим мысль о собственном ничтожестве перед великолепием и всемогуществом небесных сил.
Господу помолимся!
Голос у батюшки жиденький, бесцветный. Зато облачение на нем сияет небесным цветом. Прямые, как конский хвост, рыжеватые волосы ниспадают с остроконечной головы священнослужителя на ярко-голубую ризу, расшитую золотыми и серебряными узорами. Такая же рыжеватая борода, узкая и редкая, обрамляет красноносенькое личико, на котором поблескивают изпод мученически изломленных бровей острые, как шильца, глазки.
«Однако здесь жарче, чем в бане»,подумал Степан, чувствуя, как между лопатками по спине покатилась холодная капля, и незаметно от Данела попятился к выходу: пока служба кончится, лучше погулять по городу. Обогнув храм по круговой сплошной галерее, он вышел к южной калитке соборной ограды.
Что, аль служба началась уже?спросил у него встречный мужчина в черном картузе и длинных до колен сапогах. По тому, как при ходьбе он широко и не слишком уверенно ставил ноги на дорогу, нетрудно было догадаться, что их владелец влил в себя сегодня не один стакан хмельного зелья.
Да, началась, только что,ответил Степан, подаваясь в сторону.А где тут у вас главная улица?
Встречный с любопытством уставился на незнакомца.
А ты откель будешь?спросил он вместо того, чтобы ответить.
Мыто? С хутора. Ну, пока, дядя...
Постой. Экой шустрый. Ты, случаем, не социалист?
Не, я сапожник.
А водку пьешь?
Кто ж ее не пьет...
Пойдем угощу.
С удовольствием, но некогда.
Мужчина от удивления даже по животу себя хлопнул.
Ты знаешь, от кого отказался принять угощение?он откашлялся, словно селезень прокрякал.
Не имею чести знать.
Тото, «не имею». От самого Неведова Григория Варламовича, понял?
Ну и что?улыбнулся Степанего начал забавлять этот разговор.
А то, что я имею два дома, магазин и мельницу, понял? У меня, к примеру, денегкуры не клюют.
У меня тоже не клюют,засмеялся Степан.
Почему не клюют?не понял богач.
Да клевать нечего.
Отрекомендовавшийся Неведовым удовлетворенно расхохотался и, достав из кармана сафьяновый бумажник, предложил:
Хочешь красненькую?
Оставь, господин, для своих детей.
Что?!Отказываешься от денег? Ну не дурак ли?
Прошу без дураков,Степан повернулся, намереваясь уйти, но словоохотливый богач удержал его за рукав:
Хоть и дурак, но обожди. Ей-богу, первый раз за всю свою жизнь встречаю, чтобы от денег отказался. Аль своих невпроворот?
Мне хватает.
Ишь ты, «хватает». Гордый, подлец, сразу видно.
Прошу не...
Ничего, слопаешь: и подлеца, и дурака. За деньги, брат, все сожрешь. Деньга, она любую гордость ломает. Знаешь, как я свое богатство наживал?