Терская коловерть. Книга вторая.
Светлой памяти партизана Великой Отечественной войны, верного сына осетинского и белорусского народов Плиева Николая Даниловича, с любовью и признательностью посвящаю.
Автор
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Даки подбрасывала в печь сухие стебли перекати-поле, когда в саклю вошел Данел.
Зачем топишь печь, мать наших детей?удивился он, расстегивая бешмет, полы которого были так истерханы, словно они побывали в зубах целой своры свирепых псов.
Даки взглянула на мужа, подоткнула под платок поседевшую прядь волос, мужественно проглотила готовый вырваться из груди вздох.
Соседи могут подумать, у нас не из чего варить обед, отец наш,ответила она нарочито бодро,они ведь не знают, что в нашей кладовой полно муки и жира. Пусть видят, у нас тоже идет дым из трубы.
Данел гмыкнул, почесал ногтями волосатую, не прикрытую ничем, кроме бешмета, грудь, скользнул взглядом голубых глаз по пустым чашкам, стоящим на почерневшем от времени кусдоне .
Я давно не видел Аксана Каргинова. Пойти, что ли, его проведать? остановил он взгляд на ссутулившейся раньше срока женщине, родившей ему шесть дочерей и сына. Четырех из них он уже выдал замуж, но так и не разбогател от полученного калыманужда проклятая, как дырявый бешмет: в одном месте зашьешьв другом прорвется. Вся надежда на сына: вырастеткормильцем будет. Надо отдать его в школу, пусть из него получится ученый человек, как Бимбол у Латона Фарниева. Ведь не зря он в годовщину своего рождения, сидя на полу с разложенными на нем разными вещами, схватился ручонками не за кнут, не за ножницы и даже не за кинжал, а за книгу.
Даки вместо ответа пожала плечами: «Делай как знаешь, хозяин души моей».
Почему я не вижу в хадзаре наших дочерей, быть бы мне жертвой за них?вновь нарушил тишину глава семейства, застегивая бешмет и направляясь к выходу.
Они ушли в степь собирать бурьян для топлива.
А где наш сын?
Ох-хай! Если бы я сама об этом знала,сокрушенно вздохнула женщина.
По теленку узнают будущего быка,насупился Данел, задерживаясь у порога.Мальчишка прожил уже девятую зиму, а до сих пор еще не знает, как держаться за плуг.
Он мал ростом и слаб телом,заступилась мать за своего любимца.
Э...скривился Данел,не то говоришь. Другого от тебя не услышишь, хоть простоишь рядом целый год. Ты мне лучше скажи, где у нас спрятана баранина, из которой ты собираешься сварить похлебку?
Даки дернула краем губ.
Вон лежит на кусдоне, отец наш.
Данел подошел к посудной полке, взял в руку помазокобгорелый кусочек бараньего жирапровел им по своим усам, заговорщицки подмигнул супруге:
Пусть соседи знают, что Данел Андиев любит есть на праздник не только малай , но и баранину.
Смотри, наш мужчина, чтобы не разболелся у тебя живот от жирной пищи,усмехнулась Даки, наблюдая искоса, как муж подкручивает перед осколком зеркала залоснившиеся от жира усы.
Воллаги!поднял к потолку руки Данел.У женщины язык все равно что жало у гадюки,с этими словами он вышел из хадзара на улицу.
Хорошото как вокруг! Небо синее, солнце яркое, воздух свеж и резок от запаха дымящихся навозных куч и тающего снега. Звонко и радостно журчит в лужице сбегающая с крыши капель, словно поет о наступающей весне, о всепобеждающей силе жизни. «Клянусь небом, мы еще будем петь песни в нашей сакле»,подумал Данел, направляясь мимо хуторского колодца к дому Аксана Каргинова. Если у Данела пусто в кабице, еще не значит, что сам он пустой человек. Не случись тогда беда с зятем Степаном, не шел бы он сейчас за мукой к богачу Аксану. Ай-яй, какого дурака свалял он в казачьей станице! И зачем набросился на этого хестановского выродка? Подвел зятя. Подвел богомаза. Теперь зять в тюрьме сидит. Богомаз сидит. Сам Данел тоже целый месяц под стражей находился. Спасибо дочери: выпросила ему прощение у начальника полиции. Наложили штраф, взяли подписку о невыезде и домой отпустили. Пришлось корову продать, коня продать... до сих пор жалко Витязя, Степанова подарка.
День твой да будет добрым!
Данел повернулся на приветствие: по одной из тропинок, что сходились со всех сторон хутора к колодцу, словно спицы в ступице колеса, брел ему наперерез старый бобыль Чора. В узких глазах его выражение суровой решимости, в рукахдохлая кошка.
Пусть и тебе, наш брат, принесет этот день одни только радости,прикоснулся к своей груди ладонью Данел и остановился, поджидая, когда родственник подойдет поближе.Куда ты несешь эту падаль?
Чора переложил кошачий хвост, из правой руки в левую, прежде чем пожать руку повстречавшегося родственника, и ответил с гневным презрением в голосе:
Я несу ее на могилу Вано Караева, пускай отведает дохлятины, раз его сын Мате совсем потерял совесть.
Да что он такое натворил?удивился Данел.Может быть, он украл у тебя барана?
Чора с укоризной взглянул, на насмешника, снова переложил из руки в руку кошачий хвост:
Он украл у меня веру в человеческую справедливость: вот уже сколько лет не отдает мне долг.
Что ж он тебе задолжал?
Новую шапку и тасккукурузы.
Зачем же ты отдал ему новую шапку, когда сам в облезлой ходишь?
Пустое говоришь,поморщился Чора,Я не шапку ему давал, я целых полдня рассказывал этому бесчестному человеку про то, как живет в Стране мертвых его отец. За это он пообещал мне новую шапку. Пообещал и не далвсе равно что украл. Вот отнесу его отцу на обед дохлую кошку, пускай тогда покрутится этот старый мошенник Мате.
«Не у одного меня подвело живот от голода»,усмехнулся в душе Данел и, уступив дорогу старшему по возрасту, продолжил прерванный путь. Ему повезло: Аксан Каргинов не успел еще уйти на кувд, устраиваемый Тимошем Чайгозты в честь своего сына Микала, получившего на германском фронте за ратные подвиги четвертый Георгиевский крест. Он стоял, большой и нарядно одетый, посреди своего обнесенного новым плетнем двора и чтото говорил работнику-ногайцу Джаныму. Тот в ответ покорно кивал широкой, как пивной котел, шапкой и угодливо улыбался.
А... это ты, Данел,оглянулся хозяин на голос незваного гостя.Каким счастливым сквозняком занесло тебя на мое подворье?
Данел проглотил насмешку, только скулы у него заметно порозовели от прилившей к лицу крови.
У меня к тебе, Аксан, небольшая просьба,начал он подчеркнуто веселым голосом:Дай мне, пожалуйста, немного муки в долг, пока я смелю свою пшеницу на мельнице Захара Хабалонова.
Уж не ту ли самую пшеницу, которую я дал тебе в прошлом году?прищурился Аксан.
Румянец на впалых щеках Данел а стал еще ярче. «Надо было пойти к Латону Фарниеву»,с запоздалым раскаянием подумал он. С трудом изобразив на лице подобие улыбки, продолжил разговор:
Прости, пожалуйста. Сам знаешь, какой плохой урожай был в прошлом году, рассерчал на нас за чтото святой Уацилла. В этом году обязательно отдам, пусть меня похоронят рядом с ишаком, если не сделаю как говорю.
Хорошо, Данел...посерьезнел Аксан и погладил роскошную, тронутую дымкой времени бороду,я дам тебе муки, но за нее нужно отработать на моем дворе.
Данел сдвинул брови в сплошную черную линию.
Зачем обижаешь? Никогда Данел не был и не будет батраком. Ты, наверно, забыл, что моя фамилияАндиев. Мой прадед был беком...
Пусть подо мной земля провалится, если я хотел тебя обидеть, Данел,всплеснул руками Аксан.Зачем тебе самому работать? Пришли ко мне своего сына.
Но он еще слишком мал...возразил Данел.Какой из него работник?!
Хе!усмехнулся Аксан и поиграл серебряным набором на своем поясе.Разве мне его запрягать вместо быка в мажару? Ай-яй, Данел! ты всегда был несправедлив ко мне. Пусть только смотрит на базу, чтоб телята не пососали матоквот и вся работа. Чем целыми днями гонять по хутору без дела, лучше пусть отцу поможет. Ну разве я неправильно говорю?
Данел поскреб пальцами под папахой. Правильно говорит Аксан, ничего не сделается этому сорванцу, если поглядит за чужими телятами.