Нет. Зачем помирает?возразил Данел.Совсем наоборот. Сын родился, понимаешь? Два сына: у меня и у неготоварищ там остался,Данел ткнул папахой в сторону выхода.Крестить очень надо, кунак.
Только вас мне сегодня и не хватало,проворчал церковный хозяйственник и пошел доложить священнику о непрошеных гостях.
Вскоре появился поп. Он уже успел снять с себя парчовое облачение и остался в синей шелковой рясе.
Что ж ты, басурманин, в храм божий с кинжалом прешься, как какойнибудь разбойник?накинулся он на Данела, прокалывая его насквозь глазами-шильцами.
«Как на шампур насадил», подумал Данел, а вслух сказал, нарочно ломая язык:
Это, батька, форма такой, все равно как у тебя крест висит.
Стоявший поодаль ктитор фыркнул при этих словах, словно лошадь, которой попала в ноздри пыль.
Что ржешь в божьем храме, каторжник?метнул в его сторону гневный взгляд отец Феофил и снова набросился на осетина:Сравнил, нечестивец! Крестэто символ веры Христовой, а кинжалорудие смерти.
Не сердись, батька,смиренно попросил Данел,у меня кинжал совсем-совсем маленький. Вон у него посмотри какой.
Священник оглянулся, следуя глазами за Данеловым пальцем: на левом притворе живописно красовался архистратиг Михаил в пурпурной кокетливой тунике и с огромным огненным мечом в руке.
Уста твои суетное глаголят. Истинно сказал господь: «Глупый сындосада отцу своему»,сморщился, словно от зубной боли, поп и перешел к делу:Зачем пришел?
Сына крестить привез.
Угораздило же тебя на праздник. Приезжай в другой раз, сегодня не могу. Целый день на ногах, как проклятый. Спаси, Христос,священник осенил себя троеперстием.Вон даже голос потерял... Нет, нет, сегодня не могу. Ступай, сын мой, и да будет с тобой благословение господне.
Батька!взмолился Данел, от волнения покрываясь жарким потом.Двадцать пять верст ехал. Целый день маленький без матки. Крести, пожалуйста, ради Христа, а, батька...
Не могу,поп направился к выходу.
Эй, послушай! Вот держи мало-мало подарка,Данел забежал перед попом, пытаясь всунуть ему в руку серебряную монету.
Колкие глаза «батьки» моментально оценили стоимость «подарка».
Не могу...
Тогда Данел, задрав полу черкески, выхватил из кармана штанов рублевую бумажку:
Теперь крести.
Поп тяжело вздохнул, показывая тем самым, как трудно жить на свете человеку с добрым сердцем, брезгливо взял из рук упрямого горца помятую бумажку, прихватил заодно серебряный полтинник и страдальческим голоском крикнул ктитору:
Иннокентий! Тащи купель.
Подошел Кондрат, поклонился попу:
Христос воскрес, батюшка.
Воистину, сын мой. Тыто зачем пожаловал?
Казака окрестить привез.
Откуда?
Из Стодеревской.
В такую даль перся. У вас же свой пастырь имеется.
Приболел наш батюшка.
Ну и подождал бы, пока поправится.
А ежли за это время дите того... некрещенным, тогда как? Вот возьмите за труды, батюшка,Кондрат протянул попу три рубля.
И снова святой отец вздохнул скорбно, принимая в сухие ручки сие недостойное по величине вознаграждение за проявленную доброту к своей неразумной пастве, и снова тонким голоском изрек приказание ктитору:
Иннокентий! Налей в купель воды.
Отцы несвятые тоже вздохнулиот облегчения. Один из них прошептал другому на ухо:
Ну, слава богу, уломали. А я ведь за деньгами бегал к Силантию, забыл взять у Параськи. Вот память дырявая, чума ее задави.
Только рановато настроились родители на веселый лад. Первым спохватился Кондрат.
Батюшка,подошел он к отцу Феофилу,а как насчет имени? Я хотел бы...
Как нареку, так и будет,перебил его отец Феофил.Когда родился, ребенок?
Двенадцатого марта. Трофимом я желал бы назвать...
Трофимом нельзя. Если бы он появился на свет божий шестнадцатого или восемнадцатого, тогда другое дело. Согласно же святцам быть ему Феофаном.
Батюшка!взмолился Кондрат, едва не плача от огорчения.Сделайте такую милость: назовите как прошу.Тута и разницы что в четыре дни. Я еще целковый... сейчас.
Стану я брать на душу грех за твой целковый,насупил брови отец Феофил.
Два целковых.
Пока две договаривающиеся стороны уточняли величину гонорара за кое-какие дополнения к святцам, третья сторона в образе Данела потихоньку вышла из собора и поспешила к арбе, с которой доносился плач ребенка и ласковые голоса Дзерассы и Степана. Солнце давно уже опустилось между белыми, как головки сахара, вершинами Кавказских гор, и в том месте полыхало алое зарево, словно большой костер разложили в ущелье небесный кузнец Курдалагон с одноглазым Афсатии ждут, когда он прогорит и можно будет на его углях зажарить шашлык из убитой дичи.
Ай-яй, нехорошо джигиту плакать,сказал Данел, подходя к арбе.Батюшка услышитдаст женское имя, как тогда жить будешь?
Малыш, словно устыдившись своих слез, замолчал, а его отец сграбастал лежащего в задке арбы ягненка и снова поспешил к собору.
Вот, батька, барашка тебе. Жирный и большой. Ай-яй, какой хороший барашка! Возьми, пожалуйста, только не называй нашего сына Феофан,протянул Данел попу жалобно блеющего ягненка.
Да ты, Мазепа, очумел никак: скота в святой храм приволок!возмутился отец Феофил.Эй, Иннокентий! Убери отсюда эту дохлятину.
Тотчас подбежал ктитор, выхватил из рук Данела ягненка, роняющего на цветастый кафель горошины, дружески подмигнул и растворился в церковном сумраке.
Наш сын, батька, родился двенадцатого марта, но ради бога святого, не называй его Феофан,сложил умоляюще ладони на груди Данел.
Гм, дался вам этот Феофан,смягчился отец Феофил.Ну и как ты хочешь назвать своего отпрыска?
Назови, батька, Казбеком.
Чего?у священника задергалось веко.Да ты думаешь, что говоришь, , азиат? Ведь такого имени и не существует вовсе.
Есть такое имя,упрямо возразил Данел.Хорошее, красивое имя. Сегодня его видал: выше всех-стоит, белая-белая шапка на нем.
Отец Феофил всплеснул сухими ручками:
Вот и поговори с турком. Это же гора, неодушевленный предмет.
А ты, батька, одушевленный предмет?сузил брови осетин.Деньги два раза брал, барашка брал, а хорошего имени не хочешь дать человеку.Давай все назад, я к другому батьке поеду.
Однако такой поворот дела не входил, по всей видимости, в служебную программу настоятеля Успенского собора.
Ну-ну, ты не больно... Чего расшумелся в божьем храме, каторжник?недовольно проворчал он и, отвернувшись от клиентов, направился к приготовленной купели.Несите своих выродков да побыстрее, мне тут с вами не до утра торчать.
Клиенты с радостью бросились выполнять распоряжение батюшки.
Обряд крещения длился недолго. Еще не догорел табак в Данеловой трубке, как в темноте за оградой послышались шаги и недовольный голос Матрены:
Разве ж это крещение? Смехота одна. Протатакал, как солдат на барабане, черт шелудивый, прости господи. Уж на что наш поп отец Варсонофий шельмоват и ленив дюже, а и то крещенскую молитву всю читает.
Не богохульствуй, кума Матрена,отвечал ей басом Силантий.Батюшка, он знает, как службы править, на то и учен. Перед богом он ответчик, поняла? И ты ему не судья. Ну, кум,подошел он к возу,наливай чихирю. За здоровье крестника своего Трофима желаю выпить.
Ну и слава богу!воскликнул обрадованно Кондрат.
Выпей, куманек, на здоровье да и мы с тобой.
Вам бы только одна забота что чихирь хлестать,проворчала Матрена, укладывая младенца на солому.Аль мало вы его седни выжрали? Берика, куманек, вожжи в руки да погоняй в станицу.
Погоди малость, кума,попросил Кондрат, стараясь впотьмах не промахнуться винной струей мимо кружки.В кои веки я к вам в гости заявился, аж с Покрова не был. Мы только еще с кумом по одной да вот с друзьяком...Кондрат мотнул локтем в сторону Данела.Давай, брат Данила, на прощанье пропустим. Будешь, часом, в Стодеревскойзабегай к Кондрату Калашниковузавсегда рад буду.
Спасибо, ма халар,приложил руку к белеющим в темноте газырям Данел.Ты хороший человек, да перейдут все твои болезни ко мне. Приедешь на хуторсамым дорогим гостем встречать тебя буду.