Раймонд мучительно подыскивал ответ. Он был слишком потрясен и раздавлен, чтобы придумать нечто достойное. Так много всего свалилось на голову в один миг!
Нет то есть я не знаю мне нужно обдумать
Отец Полин резко оборвал его:
Чек у меня в кармане Он сел за стол и быстрым, уверенным движением поставил подписьвсе остальное было уже вписано. На тысячу фунтов. И вы сможете распорядиться ими по собственному усмотрению.
Раймонд стоял как чучело набитое. Тонкая загорелая рука помахала бумагой, высушивая чернила, и сунула ему в ладонь. Раймонд безвольно сжал пальцы.
А вот моя визитная карточкалиссабонский адрес на оборотной стороне.
На лицевой же было нацарапано: «Вы весьма обяжете меня, пристроив этого молодого человека на какую-нибудь работу. А. де Б.» Раймонд торопливо сунул постыдную рекомендацию в карман.
Месье де Божанси довольно долго смотрел на него, оценивающе прищурив глаза. Странно, но это были точь-в-точь глаза Полин!
Хм, думаю, у меня есть все основания радоваться, что я поступил подобным образом. Всего хорошего.
Он просто-напросто повернулся и вышел, не удосуживаясь хотя бы прикрыть за собой дверь. Впрочем, это ведь работа лакея.
Сразу после того, как отец Полин исчез, оставив в комнате слабый аромат южноамериканского табака, Раймонд обнаружил, что вновь обрел дар речи. Он был потрясен, возмущенно более всего разгневан тем, что упустил такую возможность. Все произошло чересчур стремительно. Этот господин не дал ему ни единой секунды на размышления, а просто-напросто выкрутил руки, для начала сбив с толку едва с прикрытыми оскорблениями. Он, видите ли, рад, что поступил таким образом! Бесполезен для Арнольда Не представляет ценности для кого бы то ни было Задать хорошую трепку Не оправдает расчетов Да по какому праву этот человек так разговаривал?
Будь у Раймонда час на то, чтобы принять решение, он не принял бы ни чека, ни таких издевок, а устроил бы сцену: «Вы нас не остановитемне двадцать два, а ей двадцать. Полин носит моего ребенка. Никакие угрозы или посулы меня не волнуют!»
Но де Божанси не прибегал ни к угрозам, ни к посулам. Черт возьми, вот что его, Раймонда, доконало! Этот человек просто сделал несколько безапелляционных, полупрезрительных заявлений и раздавил его, как моль.
Потому что Раймонд беден и сидит без работы? Потому что он не сумел достаточно быстро подобрать слова? Почему де Божанси сказал, что доволен своим поступком?
А теперь слишком поздно что-либо предпринимать: Раймонд взял чек и визитную карточку. Только через год с лишним он осознает: эти слова стали прямым следствием того, что он принял подачку. Поступив так, он не только бросил, но предал Полин.
Раймонд читал «Лорда Джима» Конрада. Когда его пронзила эта мысль, он схватил книгу и в ярости швырнул за борт. Подобно лорду Джиму, он удрал.
Глава 4
На острове Поркероль есть ресторан и маленький отель под названием «Ноев ковчег». Там всегда приятно, но особенножарким утром, в десять тридцать, потому что приезжий, чьи глаза еще не ослепила искрящаяся вода, а слух раздражен двигателем парома и болтовней в гавани, с горячей пыльной площади ступает в тишину. Вокругникого, и обстановка удивительно спокойная.
Когда глаза приезжего привыкают к иному освещению, сначала он видит пол, выложенный плиткой по обычаям старого Прованса и только что помытый пресной водой, и темную, типично провансальскую мебель: натертые до блеска стойки, табуреты и столы. Здесь не темнота и даже не полумракскорее подводный свет. Древнеримские амфоры покрыты узором серых и коричневых пятен, почти патиной. Они столетия провели на дне морском. Так же какв это легко поверитьтемно-синий сифон для сельтерской и покрытый глазурью глиняный кувшин на стойке. Даже большие букеты из ветвей мирты и карликовых деревьев, расставленные в амфорах, кажется, подводного происхождениятрудно представить, что они росли на солнце.
Приезжей в то утро оказалась женщина по имени Натали Серва. Она чувствовала себя усталой, издерганной и подавленной, а «Ковчег», судя по первым впечатлениям, обещал забытье. Она оперлась о стойку и внимательно рассмотрела картину за ней, над рядами бокалов и бутылок с аперитивом.
Это была несуразная, потешная картина, и комичная и умиротворяющая одновременно, а это весьма удачное сочетание. Она была очень большой и, чем-то смутно напоминая фламандские полотна, являла взору одну из тех невероятных ферм, где водится всевозможная домашняя живность. Господи, что делает фламандская ферма за стойкой бара в Поркероле?
Индюки, гуси, ослы, павлины, бентамские и обычные петухи соседствовали там с собаками, овцами и грудами фантастических овощей, выписанных с любовной скрупулезностью. Все животные глядели на мир одинаковос театральным самодовольством бременских уличных музыкантов.
Натали очень понравилась эта картина. Она опустилась на табурет и несколько раз стукнула по стойке солнечными очками.
Есть тут кто-нибудь? Она говорила очень ясно и отчетливо, с интонациями и дикцией актрисывозможно, не первоклассной, но знающей свое ремесло.
И тотчас из подводных глубин вынырнула женщина. На самом-то деле она все это время сидела за стойкой, занимаясь подсчетами, но на ум невольно приходила мысль о каком-то существе, недвижно покоящемся на дне морском, деликатно пощипывая водоросли. Натали посмотрела на нее с легким удивлением, хотя это была вполне обычная женщина, в свободной юбке и шерстяном свитере.
Приятно после долгих недель полного отсутствия восприятия внезапно с такой остротой увидеть и ощутить образ тишины и покоя. Натали остро нуждалась в лечении и решила ехать с категоричностью, поразившей ее самудавно уже вроде бы такого не случалось.
У вас есть свободный номер?
Конечно, мадам. Вы к нам надолго? Голос парил, подобно щебету довольной пташки.
Возможно. Пока не знаю. На месяц, а то и дольше.
Я буду рада, хоть в следующем месяце тут, наверное, будет тесновато Сезон, мадам понимает
Там видно будет, нетерпеливо отмахнулась Натали. Меня зовут Серва. Я велю прислать мои вещи. Можно от вас позвонить?
Ну конечно.
И будьте любезны, дайте мне чего-нибудь выпить.
Немного виски?
Нет. Натали задумалась. Бокал белого вина.
Это было «Кот де Прованс»; бутылка запотела, а подпись на этикетке гласила: «Domaine de lAumerade Pierrefeu (Var)». Молодое, чуть терпкое вино. Осушив бокал, Натали почувствовала, что без всяких усилий плывет по воздуху, кочуя с листа на листок, словно пух одуванчика.
Ваш парижский номер ответил, мадам. Мне соединить вас в кабинке?
Нет, я поговорю здесь Это ты, Фелиси? Я на Средиземном море, на острове. Поркероль, ясно? Собери мне, пожалуйста, пару чемодановнет, без всяких там претензий, никаких городских нарядов. Пляжные вещи и самое необходимое примерно на месяц. Багаж отправь в отель «Ноев ковчег» Фелиси, скажи об этом месье, ладно?.. Да-да, только что я отдыхаю, и все. Я в полном порядке. Передай ему привет и добавь, что я позвоню, напишу или еще что-нибудь, в общем, пусть не беспокоится. Ты поняла?.. Хорошо, ну да, конечно, я знаю, что могу на тебя положиться. Нет-нет, я прекрасно себя чувствую. Всего доброго!
Я пошлю кого-нибудь показать мадам номер.
Мои вещи прибудут завтра.
Мы позаботимся, чтобы их доставили в полной сохранности.
Пойду-ка я погуляю Вернусь не позже часу.
Когда вам будет угодно. Желаю приятной прогулки.
Благодарю вас, кивнула Натали.
Ей пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы вновь выйти на раскаленное солнце, ноги слушались плохо. И Натали, ничуть не думая о том, что на ней строгий полотняный костюм, купила большую дешевую соломенную шляпу. Исследовать незнакомые тропы она еще была не в силах, а потому медленно двинулась обратно в гавань.
Марсельское кредитное общество, «Табак», кафе «Эскаль». Церковь и дома напоминали сцепляющиеся между собой пластиковые блоки вроде тех, что продают в магазинах игрушек под названием «лего».
В дорогие солнечные очки, из тех, что не просто затемняют свет, а превращают яркое сияние в четкий коричневатый рисунок, нанесенный острым пером на бледно-серую бумагу, Натали разглядела моряка, в сапогах и линялой хлопчатобумажной робе, тоже идущего к гавани. Залихватские усы над детски капризным ртом придавали ему еще более уязвимый вид. Роба подсела или моряк подрос, но его руки и сапоги казались несоразмерно большими.