Я сразу решила, что рассказывать что-либо кому-либо было бы просто пустой потерей времени. Возможно, я ошибаюсь.
Внезапно он словно очнулся, подстегнутый «Смитом Вудхаузом», Роденом и Вильгельмом с Марией. Она не хотела, чтобы он нашел ее мужа. Не она захотела обратиться за помощью в полицию, это была вовсе не ее идея. Конечно, он не предполагал, что именно она стала причиной этого исчезновения. Или что она приложила к этому руку. Совершенно очевидно, что ей не нравится Канизиус. Да и этот почтенный джентльмен, вполне вероятно, не слишком жалует ее. Особенной заинтересованности в Жан-Клоде Маршале у Канизиуса, однако, не было. Так почему же он обратился в полицию?
Ситуация становилась все более непонятной. Полицейский, по закону больших чисел, нарабатывает свой опыт на обычных людях, раскрывая вполне заурядные дела; конечно, они могут быть довольно сложными, но начинаются с обычных, понятных предпосылок и с обычных, нормальных улик и следов. И все они очень похожи, потому что в Голландии все люди ведут похожую жизнь. Но весь твой опыт не имеет абсолютно никакого значения, когда сталкиваешься с впечатляющим богатством или с крайней бедностью. Крайней бедности в Голландии, как таковой, не существуеттак жить здесь непозволительно. Равно как и непозволительно здесь жить крайне богато. Этот дом был своего рода крепостью, защитой от непонимания и враждебности: такое положение могло бы объяснить поведение этой женщины, так что вовсе не обязательно, что она злоумышленница.
Я хочу, чтобы вы поняли, что здесь все непросто, медленно произнесла она. Практически бесполезно спрашивать меня, знаю ли я, куда он отправился.
А вы знаете, куда он отправился?
Женщина снова загадочно улыбнулась:
Вы хотите сказать мне, что собираетесь составить свое собственное мнение о том, насколько все это просто или сложно. Это ваша работа, и вам бы очень не хотелось, чтобы глупая женщина все усложняла. Прекрасно. Я буду вашим, ну скажем, проводником. И вы можете составлять обо всем свое собственное мнение. Я не стану давать никаких комментариев и отвечу на все ваши вопросы без обиняков, если, конечно, вас устроит такой путь. Все о нем. Все, что вы пожелаете.
Расскажите мне о себе.
Должно быть, он выглядел несколько растерянным и напряженным, пребывая в неуверенности по поводу того, можно ли курить в этой комнате; никаких предупреждений на этот счет не прозвучало, но тем не менее пепельницы тоже нигде видно не было. Хозяйка поняла это. Из недр мебельного образца эпохи Вильгельма и Марии, откуда ранее была извлечена бутылка вина, она достала серебряную коробку с деревянным лоточком внутриэта штука превосходно подходила на роль пепельницы, другую деревянную коробочку, в которой лежали кубинские сигары. Движения женщины были быстрыми и увереннымизвонить слугам она не стала. Здесь же лежал коробок крупных кухонных спичек. Должно быть, все это богатство курильщика укладывал сам Жан-Клод Маршал.
В этом доме я живу одна. У меня двое детей, девочки, они сейчас учатся в школе в Бельгии. Вы видите сами, что Маршалов здесь больше нет.
Сама я бельгийка. Мое девичье имя де Миус, мой отец был бароном. Я была чемпионкой по лыжам. Чемпионкойзначит входила в десятку лучших. В двадцать один год я очень неудачно упала, так что моя спортивная карьера закончилась, но я до сих пор неплохо управляюсь с лыжами. Со своим мужем я познакомилась в то время, когда он тоже был в десятке лучших. Со стороны своей семьи я встретила полнейшее неодобрение своего выборав основном из-за денег и из-за довольно сомнительных корней его фамилии. Старый Маршал, дед Жан-Клода, был скверным человеком с очень и очень непрезентабельной репутацией. Так что родственники Жан-Клода видели во мне того, кто сможет помочь им повысить их респектабельность. Им было все равно, за чей счетмонархистов или республиканцев. Они никогда не претендовали на то, чтобы стать владельцами замка или земли. Они знали, что выглядели бы глупцами, а Маршалы, Ван дер Вальк, никогда не позволили бы себе выглядеть глупцами. Никогда не пытайтесь унизить Маршалаэто был первый урок, который я получила.
Мой свекоркрепкий орешек. Компания, в первую очередь, его дело. Канизиус всего-навсего бухгалтер, руководитель-бюрократ. И больше никто.
Бизнес, как таковой, тем не менее скучен для моего мужа своей строгостью и сухостью. Так было всегда. Он не чувствовал себя униженным тем, что он обычный распорядитель, потому что так у него было меньше проблем и головной боли. Деньги для него просто инструмент, как молоток, которым забивают гвозди. Они не возбуждают его.
Он уехал в Англию, в привилегированное частное учебное заведение. Я иногда думала, не я ли обидела его чем-то Знаете, я никогда не претендовала на то, чтобы понять его. По крайней мере, не целиком и полностью. Но я могу сказать вам, что вся его жизньэто бесконечная погоня за тем, что могло бы доставить ему удовольствие. У него очень острая и тонкая восприимчивость. Время от времени он становится одержимым каким-то необузданным энтузиазмом к чему-либо. То, чем он увлекся, целиком и полностью поглощает его на три месяца, а потом от перенасыщения чувства притупляются, и он охладевает. Он сходит с ума то от какого-нибудь вида спорта, то от искусства, то с головой погружается в какие-то исследования, то заболевает горами или бог знает чем еще. Но никогда и ничто не может утолить его неуемную жажду. Знаете, для него все это не просто удовольствие. Он не вульгарный сластолюбец. Но я не знаю, чего ему не хватает. Как часто я сидела с ним на разных шоу и спектаклях и слушала его свирепое бормотание: «Как могут эти невежи сидеть здесь?» Что-то плохое или глупое, вычурное или фальшивое было для него позорным и унизительным, раздражало его. И как часто я сидела с ним где-нибудь на террасе, наблюдая за людьми, наслаждающимися самими собой, и слышала, как он бормочет с еще большим неистовством: «Как они делают это, на что они смотрят, что они чувствуют?»он готов был с завистью кричать эти слова А ведь он просто-напросто лишен чудесного дара быть счастливым. Он не может просто чувствовать. Да, в мире нет ничего совершенного.
Мистер Канизиус сказал мне, что иногда он э-э проявляет интерес к женщинам, так сказать вышедшим из употребления их мужей гм.
Я не слишком доверяю наблюдениям досужих сплетников.
Некоторое время она размышляла о чем-то, явно борясь с собой, наконец решилась:
Пойдемте, я вам кое-что покажу. Я хочу, чтобы вы убедились в том, что мне нечего скрывать и нечего стыдиться. Жан-Клод, конечно, не имеет склонности к криминалу, но некоторые пороки ему не чужды.
Пока они поднимались по лестнице, нигде не было видно ни намека на присутствие в доме слуг, или они заблаговременно расчистили им путь?
А сколько у вас слуг?
В доме четверо. Мажордом, он женат на машинистке из посольства Португалии. Повариха, моя горничнаяони сестрыи уборщица.
Кто-нибудь из них живет в доме?
Нет. Все они живут в отдельном доме, который мы для них купили и обустроили там квартиры. Есть еще садовник, но он никогда не заходит в дом. А это моя спальня.
Здесь все было совершенно просто и обыкновенно: ни тебе кровати с пологом, принадлежавшей Наполеону, ни чего-нибудь в этом же роде. Женщина без лишних комментариев завела Ван дер Валька внутрь.
Здесь моя ванная, сообщила она невыразительно, хотя эта комната стоила того, чтобы посмотреть на нее.
Она была вдвое больше, чем спальня, и вообще, должно быть, это была самая большая комната во всем огромном доме. Одну длинную стену полностью занимал гардероб с раздвижными дверями, отделанными зеленым мрамором, он так и не смог понять, насколько толст его слой. Пол был облицован кремово-желтым мрамором с темно-красными густыми вкраплениями. Комната оказалась удивительно теплой: он внезапно наклонился и приложил ладонь к полуда, так и есть, электрический обогрев. Сама ванна представляла собой утопленный в пол небольшой бассейн. Что ж здесь вполне можно было плаватьон был размером три на пять метров и тоже из мрамора, но только белого. С одной стороныступеньки, на каждом концефонтаны, один из них был сделан в виде громадного валуна, а может, нескольких валуновему было не очень хорошо видно. Он не смог узнать, что это за порода и откуда подается водаона просто с мелодичным нежным журчанием обтекала камень, грубый, покрытый трещинами, шероховатый, он казался очень и очень старым. Это был своеобразный садик, переполненный мхами, папоротниками и бог знает какими еще растениями, возможно южноамериканскими орхидеями или какими-то другими экзотическими представителями флоры.