— Всё-таки интересно, что их так тянет за Сафат-реку? Я же совершенно точно знаю: ничего примечательного там нет. Скалы, песок, мелкий и крупный камень, пустынный пляж, залив…
— Вот это и предстоит мне выяснить, — ответил всадник и поправил немного сползший капюшон. — Кстати, что вы еле-еле плетётесь? Могли бы обернуться и за день. Или твои гости давно не ночевали на свежем воздухе?
— Нет, они решили отдохнуть как раз под крышей — на третьем «цветке». Вездеход с охраной, наверное, уже там.
— Ничего себе заявочки! Это может представлять для них опасность! В отличие от девки, отец и сын мне нужны целыми и невредимыми! Неужели Иоганн Ладвин не рассказал, что там произошло несколько лет назад?
— Рассказал, конечно, и очень их заинтересовал. Они, как я понимаю, собираются провести свое небольшое расследование.
— Рисковые люди! — с некоторым уважением протянул всадник. — Будем надеяться, всё обойдётся. Однако не зевай — мало ли что…
Сказав это, он резко откинул правую руку назад странным жестом полуприветствия-полупрощания, после чего хлестнул лошадь поводьями и, так и не обернувшись, быстро поехал прочь. Мстислав проводил его задумчивым взглядом, потом круто повернул коня и медленно двинулся в противоположном направлении.
БЛОК СОБЫТИЙ № 5 (Своенравная особа)
Роман фон Хётцен пружиняще покачивался в специально подогнанном седле и чувствовал себя превосходно. Будучи опытным спортсменом, он отлично знал, как обращаться с животным, которое его везло. Это была смирная травоядная зверюга, а ему приходилось объезжать и быстроногих хищников. Однако Командору ещё дома пришлось пройти специальный курс гипнообучения. И хотя сейчас он вовсю демонстрировал свою уверенность и специально горячил коня, в его движениях было много сходства с управлением вездеходом. Порой Роман замечал, как отец почти машинально пытается нащупать где-то под холкой переключатель скоростей, и ему становилось смешно. Сам же он управлял своей лошадью голосом и нажимом каблуков — как и все витязи. Исключение составляла лишь Ольда Ласкэ, которая нарядилась в длинное цветастое платье и поэтому располагалась на особом сиденье, позволявшем держать обе ноги вместе. Вообще эта девица была одета отнюдь не по-походному: она носила на открытой шее розовые жемчужные бусы, а на запястьях — золотые браслетики. Изнеженные, холёные пальчики были полны изящных перстней самых разнообразных переливов, а маленькие ножки, казалось, не очень уютно себя чувствовали в коротких, мягких сапожках отличной выделки. Во всяком случае, по их тревожному шевелению было видно, что они предпочли бы лёгкие туфельки, лежавшие в перемётной суме. Лишь модная чёрная курточка из непромокаемого материала с широким, отстёгивающимся капюшоном в какой-то мере говорила о том, что её владелица находится не на минутной прогулке. «Гляди, как вырядилась местная доносчица, соглядатай Двора! — шёпотом заметил тогда Командор. — Похоже, дамочка благородного происхождения! И заметь: она словно нарочно примарафетилась так, чтобы чисто по-женски унизить свою хозяйку…» — «Я не уверен, что мадемуазель Ласкэ находится в подчинении у Младшей Королевны», — поспешил возразить Роман, вспомнив давешние сомнения Эльзы по этому поводу. — «Ну и что? Пусть даже так! Однако официально она является её секретарём и должна вести себя соответственно, — резонно заметил отец. — А сама что делает? Только привлекает своим узким платьем взоры мужиков да красуется под этими взорами! Даже мне мешает на делах сосредоточиться…»
Действительно, все шестеро сопровождавших экспедицию витязей (за исключением Мстислава) глаз не сводили с очень эффектно поданной Ольды. Рядом с ней Младшая Королевна выглядела рядовым телохранителем, а её золотая корона, запутавшаяся среди всклокоченных волос, и вовсе не смотрелась. В крайнем случае, плотные брюки, неизменный свитер, прихваченный у талии пояском, да кожаный жилет нараспашку тянули лишь на скромное одеяние охотницы. На Малинку мало кто обращал внимания, а сама она, бросая ревнивые взгляды на свою секретаршу, старалась держаться возле Романа, непрерывно одаривая его своими очаровательными улыбками.
Та независимость поведения, с которой вела себя Ольда, была продемонстрирована, когда Мстислав и Малинка отправились на разведку. Едва всадники скрылись из глаз, как она, не говоря ни слова, небрежно набросила на голову капюшон и тоже поехала куда-то в сторону. Почти тотчас двое витязей двинулись следом за ней, словно значимость этой фифочки была гораздо важнее королевской. Командор и Роман проводили их долгими взглядами, а потом выразительно переглянулись.
— Вот так, приятель, — удовлетворённо заметил Густав фон Хётцен. — Убедился? Вот, кто является наивысшей ценностью всех времен и народов — франтоватая прислужница правящей бюрократии! Прогуляться ей, видишь ли, захотелось… А витязи тоже хороши! Хотя бы формальное уважение своей Королевне оказали!
— Я думаю, папа, что за мадемуазелью Ласкэ просто следят, — ответил Роман. — Те, кто отправился с нею — доверенные люди Мстислава, он их специально вызвал, помнишь? А кроме того, нельзя забывать, что Ольда — обычный человек, не обладающий сверхсилой. Как, наверное, и большинство царедворцев. Возможно, её просто охраняют.
— Не исключено, конечно, — пожал плечами Командор, — хотя мой опыт подсказывает, что она — из касты, из тех, перед кем порой заискивают. Придется тебе поработать с двумя девочками одновременно!
— Ка-ак? — опешил Роман. — Да ты понимаешь, что предложил? А если Младшая Королевна вздумает обидеться? Если ей взбредёт в голову, что я решил соблазнить её помощницу? Представляешь, какие могут быть последствия?
— Согласись, мой мальчик, — ласково промурлыкал Командор, — Малинка тебе просто очень нравится…
— Не отрицаю…
— …а тогда, значит, ты расписываешься в полном непрофессионализме! Надо ведь думать не о том, с какой из прелестниц тебе приятнее проводить время, а как максимально эффективно использовать их обеих в наших целях. Заморочить им головы, лишь поддразнив, а не поссорив — вот суть непростой работы, с которой необходимо справиться. А ты, извини, начинаешь рассуждать точно, как твоя вздорная старшая сестрёнка!
— Опять Эльзе досталось, — упавшим голосом, с обидой произнёс Роман. — И за что ты её так не любишь?
— Давай, сынок, не отвлекаться, — в голосе Командора, напротив, зазвучали железные нотки; лицо подобралось, стало волевым, глаза сузились. — Я понимаю, что тебя не готовили по специальности «ловелас, волокита, альфонс», а посему выслушай несколько соображений опытного человека, который в твои годы не просто не пропускал ни одной юбки, а коллекционировал их целыми гардеробами. Ты нацелен на Малинку (впрочем, так мы и договаривались) и ничего вокруг себя не замечаешь. А вот я кое-что подметил, представь себе. Готов поклясться: Ольда проявляет к тебе неподдельный интерес! Порой, не поворачивая голову, она загоняет оба глаза в твою сторону так далеко, что я боялся, как бы ей не пришлось остаться косой на всю жизнь… Встречаясь гляделками с Младшей Королевной, она не отворачивается, а поджимает губки и зыркает столь надменно, что её патронесса теряется. Потом эта краля отлично понимает, что под платьем с вырезом женская грудь смотрится куда лучше, чем под Малинкиной шерстяной бронёй. Кажется, ты успел оценить — пусть и мимоходом?
Роману пришлось признать правоту папиных слов, и воодушевлённый Командор продолжил распространяться на служебно-эротическую тему. Правда, негромко и не забывая поглядывать на соседствующих витязей.
— В сущности, дело-то очевидное — всё читается, как в раскрытой и отпечатанной крупным шрифтом книге. Здешние девочки приятны на вид, цвет, запах и… э-э… скорее всего, на вкус, но ты посмотри, какие пентюхи их окружают! Да, внутренне-могучие и всё такое, но внешний вид-то у них чуть ли не дистрофиков! Они же совершенно о своей внешности не заботятся! Заросли шерстью, небритые, зубы плохие, глаза воспалённые… Путного слова не дождёшься — то ли немые, то ли ничего, кроме «яволль, герр офицер!», сказать не могут. Нет, чтобы хоть немного приодеться, нарастить видимые мускулы… А с другой стороны — ты. В прекрасном костюме наездника, отложной белоснежный воротничок, развитые бицепсы — красивый, улыбчивый, галантный! Да если пожелаешь, то все эти королевны и секретарши особого профиля будут прислуживать тебе как простые служанки за один только воздушный поцелуй! А надо всего лишь, не обижая Малинку, уделить внимание и Ольде. Вдруг пригодится, кто знает? Если Малинка — это Династия, то мадемуазель Ласкэ — наверняка человек Двора, и ещё неизвестно, кто влиятельнее. Эльза права, что тут говорить! Окружение часто играет королями, а уж королевами и подавно. А тут всего лишь принцесски…
Роман старался почтительно слушать своего родителя-наставника, но в глубине души ему было очень неприятно огорчать Малинку и в самой малости. Начало пути они провели в продолжительных, негромких беседах, единственным недостатком которых было то, что вопросы задавала исключительно Младшая Королевна. Роману казалось, что она в большинстве случаев имеет неплохое представление по интересующему предмету и лишь старается разузнать новые подробности. Он послушно удовлетворял её любознательность, хотя оказалась, что рассказывать о всем известных вещах — дело не очень лёгкое. Порой Роман мучительно раздумывал, где следует поставить акценты или предложить особое разъяснение, а где можно ограничиться простой констатацией фактов. Девушка слушала внимательно и старалась не перебивать. Удалось заметить, что особенно её интересовала суть разделения человечества на два гигантских космополитических общества и причины их стойкой, взаимной неприязни. Роман поведал, что в основе разногласий лежат диаметрально противоположные взгляды на происхождение человека и на окружающий его мир. В свободном «Союзе Звёздных Систем» альфой и омегой всего сущего считали Природу, бесконечный Космос, движение от простейшего к более сложному и постепенную эволюцию человеческого мозга, стремящуюся к почти бескрайнему совершенствованию. Отсюда логично вытекала концепция полной раскрепощённости Индивидуальной Личности и её небольшой, но стойкий примат над общественным. Неизбежный и порой довольно противный агрессивный индивидуализм был ахиллесовой пятой подобной формации, однако продуманная система воспитания, в основании которой лежали понятия «Неизбежная ответственность» и «День совершеннолетия», помогали в девяносто пяти случаях из ста устранять неприятные перегибы. Правда, с оставшимися пятью процентами ничего нельзя было поделать цивилизованным путём и приходилось прибегать к помощи различного рода лечебниц и карательных органов. Эта группа психически нестабильных людей и являлась источником опаснейшей преступности — в том числе, и организованной, с которой человечество боролось, кажется, со дня своего возникновения, а полная победа над нею была так же далека, как и тогда.
Сказав это, Роман поспешил добавить, что в «Элите» с подобной проблемой дело обстоит ничуть не лучше. Несмотря на дисциплину из-под палки, многочисленные табу и повсеместные запреты на то-другое-пятое-десятое, там тоже с избытком хватало уродов, плюющих на всё и вся, кроме собственной сиюминутной выгоды. По мнению сына Командора, это отлично доказывало изначальную порочность «элитной» идеологии. Именно полное отсутствие прогресса в глобальной программе улучшения человеческих душ как нельзя лучше говорило о придуманности этой заманчивой, но — увы — фантастической субстанции. Не помогали ни тысячелетние проповеди, ни моления, ни покаяния. Максимум, чего смогли добиться на отдельных планетах «Элиты» — это покорность населения, повсеместное одобрение любых действий правящих функционеров и жёсткая нетерпимость к инакомыслящим, которых в таких мирах практически и не осталось. Конечно, верховные жрецы «Элиты» громогласно на весь Космос вещали, что их общество и есть тот самый идеал, к которому необходимо стремиться всем заблудшим, чтобы обрести спасение, и, разумеется, правящие круги «Союза-Содружества» не менее истерично объявляли всё это фикцией и самым грандиозным жульничеством во времени и пространстве. Подобная идеологическая грызня не сулила скорого объединения человечества в единую семью мирным путём — тем более, что с обеих сторон фанатиков хватало. Но фанатики «Элиты» были опаснее, ибо они время от времени выбрасывали лозунг так называемой «священной войны» с применением всех имеющихся и засекреченных средств уничтожения противника. Подобная угроза была отнюдь не шуточной, так как к личной жертвенности во имя великих целей там приучали с детства. Справедливости ради стоило признать, что в большинстве поселений «Элиты» жили обыкновенные, в меру образованные и воспитанные люди, вот только взгляды на этот мир были у них, мягко говоря, странными, а если сказать грубее — надуманными и смешными.
Здесь Роман остановился и осторожно поинтересовался у Малинки, не задевает ли высказанное им суждение как-нибудь её лично? Девушка помотала головой и, улыбнувшись, сказала, что всё, не связанное с чрезмерной критикой её, Малинкиной, внешности, особого беспокойства ей не доставляет. Однако она тут же посерьёзнела и добавила, что не совсем понимает, как могут казаться смешными убеждения, основанные на вере.
Роман тихонько вздохнул, услышав этот вопрос дошкольницы, отвечать на который приходилось, тем не менее, самым ответственным образом. На всякий случай, извинившись, если придётся повторять уже известные Очень Красивой Королевне вещи, он напомнил, что краеугольным камнем всего официального образа жизни «Элиты» является строгая, а порой и догматическая вера в Творца, во Всевышнего, в некое загадочное всемогущее, верховное существо, которое было создателем всего сущего, и, как следствие этого — в конечность человеческого пути. Роман подробно рассказал о Свободе воли, о Страшном седьмом суде, об Истинных и мнимых перевоплощениях, о постулате Вечной любви и вытекающих из него совершенно неожиданных выводах. Он старался объяснять как можно более доходчиво и предупредил, что не станет касаться огромного количества всевозможных тонкостей, в которых до конца не разбирались и сами профессиональные проповедники. Разъясняя основные положения «Космического крестианства», «Надмирного язычества», «Великих истин пророка» и стараясь не запутаться в «Тайнах перевоплощений», Роман отметил, что когда-то представители этих учений были непримиримыми противниками и откровенно враждовали между собой. Достаточно серьёзные различия в текстах, символах и обрядах имелись и сейчас, но если раньше с угрозой допытывались: «Какой ты веры, человече?», то теперь более спокойно интересуются, веришь ли ты вообще — разумеется, во Всевышнего и Бессмертие души. Если «да» и искренне, то к вам с уважением отнесутся в «Элите» и почти нейтрально — на планетах «Союза». Если «нет», то лишь на последних вы сможете жить достойно и пользоваться всеми правами.
С любопытством выслушав несколько утомлённого Романа, Малинка заявила, что — подумать только! — теперь ей почти всё понятно и лишь по-прежнему вызывает недоумение пренебрежительное отношение собеседника к вопросу о Вечной душе. «Вполне очевидно, что природа человека тройственна, сочетая в себе животное, разумное и духовное, — не моргнув глазом, выдала она. — Я не берусь определить их процентное соотношение (это у каждого по-разному), однако в том, что Душа существует, мне сомневаться не приходится! И удивительно, почему такой умный и… и симпатичный мужчина, как Роман, находит это смешным».
Ответом ей был сокрушённый вздох «умного и симпатичного мужчины», который вяло поблагодарил за столь лестное суждение о его внешних данных и умственных способностях, но не преминул заметить, что если его настойчиво призывают поверить в нечто несуществующее — например, в запасное сердце или третью почку — то он может только улыбнуться. «У меня есть тело, есть такая странная штука как мозг, — сказал он, — а вот что касается души, то, извини, такого органа я не имею. И при этом не считаю, что раз нет, то непременно нужно придумать».
Произнеся эти слова, Роман и не подозревал, что подставился и что им придётся на некоторое время поменяться ролями. Быстро перекинув ногу, устроившись поперёк седла и повернувшись всем корпусом к молодому человеку, Малинка предоставила своему коню возможность идти, как ему вздумается, а сама с жаром принялась растолковывать фон Хётцену-младшему, что к чему. В основе её рассуждений лежало древнее и принципиально не опровергаемое предположение об ответственности конструкции типа «мозг» и за рациональное, и за иррациональное в поведении человека. Младшая Королевна довольно бойко оперировала научными, теологическими и философскими терминами, причём в дебри не лезла, а выражала свои мысли вполне доходчиво. Роман не собирался как-то запутывать девушку, но было трудно удержаться от проверки, когда в одном из своих пассажей она проглядела очевидную дуаль, никак её не прокомментировав. Вежливо прервав энергичную речь Королевны, он заметил, что для телесной и духовной сущностей толкование понятий «разумность, рациональность» может совпадать, а может и различаться до полной несовместимости; следовательно, имеется треугольник с устойчивой вершиной, но имеющий два основания, которые к тому же располагаются в разных плоскостях… Как она это объяснит?
Объяснить удавалось либо начав бесконечное философско-мистическое словоблудие, к чему надо было обладать определённой склонностью, неопределённой начитанностью и отличной памятью, либо доказав известную самостоятельность мышления. Малинка продемонстрировала нечто третье — её толкование было настолько решительным и бойким, что Роман заподозрил девушку в распевании чужой и хорошо заученной песни. Первым делом она разрушила гипотетическую конструкцию собеседника, отломав и отбросив одну из плоскостей, а оставшийся треугольник разделила горизонтальной чертой посередине, мимоходом предупредив несколько озадаченного Романа, что эта воображаемая линия есть обозначение нашей мыслительной субстанции. Её движение между вершиной треугольника (Душой) и его основанием (Телесной природой) и определяет степень эволюции человечества вообще или уровень развития данной конкретной личности. У пещерного существа с его каменными топорами и полуплеменной организацией праобщества линия мозга очень мала — она фактически сведена к точке, в которой зачатки духовности почти не просматриваются. Тело и его чисто физиологические потребности контролируют всё поведение, которое устремлено исключительно на выживание или на его идеал, то есть выживание как можно более комфортное. Если же взять другую крайность — современную творчески организованную индивидуальность типа, скажем, Кристофера Эйми («…я видела фильм о нём и его личной жизни…»), то здесь получается обратная картина: духовное развитие приняло гипертрофированные формы, планка застыла у самого основания, и груз возвышенно-чувственного намертво задавил почти все естественные желания живого организма («…Эйми сутками находится за музыкальными инструментами или дирижёрским пультом, плохо питается, не выходит на прогулку… дальше я не буду…»). «Предположим, в этом что-то есть, — многозначительно заметил Роман, — однако схема получилась уж больно простая! Построен странный аморфный «лифт», в котором разместились, постоянно тесня друг друга, Тело и Душа; на заданной вертикали имеется пункт «А» и пункт «Б», определён вектор движения, а дальнейшие выводы напрашиваются сами собой…» — «Разумеется, направление движения вектора не может быть подвержено сомнению, — очень важно подтвердила Малинка с чуть ли не профессорскими интонациями в голосе, — однако обязательная поступательность развития должна сочетаться с «принципом маятника». Важно не только местонахождение «лифта», но и наличие у него свободного хода, сглаживающего неизбежные перекосы!» — «Говоря другими словами, — лукаво осведомился Роман, — достопочтенному Кристоферу Эйми не мешает регулярно совершать продолжительные пешие прогулки, наслаждаться природой, устраивать традиционные застолья с обильной закуской и выпивкой, завести многочисленных друзей, которые эти застолья будут с охотой посещать; начать интересоваться хорошенькими женщинами, а может, и создать собственную семью, пока ещё позволяет возраст, да? А когда появится желание поработать, то «маятник» послушно даст обратный ход, и всё будет в порядке!» — «А почему нет? — Малинка недоумённо приподняла брови. — У него тогда будет более счастливая, уравновешенная жизнь, и здоровье обязательно поправится…»