— Между прочим, считаю своим долгом поставить вас в известность, — после недолгого молчания значительно выдал Ладвин-младший, — что границу «зоны ночной смерти» мы давно пересекли. И если у здешних «трупырей» изменился режим работы — нам крышка.
— Специально ведь пугаешь, да? — подозрительно спросила Эльза и, обрадовавшись возможности отвлечься от невыгодной для неё ситуации, набросилась на стращателя со всевозможными упреками и с требованием немедленно включить и побыстрее проскочить. Силовую защиту Станислав ей обеспечил, тронув кнопку неторопливым движением, но увеличивать скорость явно не собирался, а просто ограничился сообщением, что «мёртвая зона» по своим размерам превосходит площадь всех видимых строений почти вдвое. При этом получилось так, что несколько восточных домов не попали в это мрачное пятно. Однажды, путешествуя с Сержем, они заночевали во-он в той фигурной башенке — и ничего, всё обошлось. А вот ручная крыса, которую он тайком от рыцаря привязал к грушевому дереву у дома напротив, наутро сдохла. Точнее, она загрызла сама себя насмерть, словно у неё случился приступ какого-то сверхконцентрированного бешенства.
Сообщив столь интересные сведения и надеясь, что размышления над ними отвлекут раздосадованную молодую женщину от недавних её промахов, Ладвин-младший с удовлетворением вздохнул и стал всё внимание уделять дороге. Правда, он вёл машину весьма небрежно, иногда огибая здания с другой стороны в отличие от Инфантьева, который точно следовал за Сержем. Бравировки в этом не было — просто здесь ничего не изменилось ни в лучшую, ни в худшую сторону. Поразительная чистота возле каждого жилища постоянно навевала мысли о том, что в них всё-таки есть жизнь, и что хозяева вот-вот вернутся. Однако во всех домах было темно, их безжизненно-пустые окна создавали какой-то болезненный контраст праздничной иллюминации улиц. Станислав знал, что внутри царит такой же безукоризненный порядок, всё нужное для нормальной жизни находится на своих привычных местах — чистых, без вездесущей пыли — вот только рука человека к ним не притрагивалась долгие тысячи лет. В это особенно трудно было поверить, находясь среди яркого и вместе с тем щадящего глаза света улиц и уютных площадей с действующими разноцветными фонтанами, а также проезжая мимо бассейнов с прозрачной, голубоватой водой. На её поверхности не было и следов мусора, словно лепестки цветов и листья, облетавшие с фруктовых деревьев, всегда замирали на самом краю искусственных водоёмов.
Вообще-то, большинство домов располагалось довольно хаотично, так что говорить об улицах можно было с большой натяжкой. Лишь несколько раз попадались короткие, прямые участки из десяти-пятнадцати зданий, построенных, как и следовало, по обеим сторонам широких, поросших мелкой травою, дорог. Повторов в архитектуре и дизайне не замечалось — даже очень популярные башенки удивляли количеством своих модификаций. Были среди них и толстенькие, точно скопированные с шахматных ладей и сложенные из одинаковых камней красного цвета, но разительно несхожие в деталях, словно взятые из разных комплектов; были и тонкие, вытянутые вверх, опоясанные внешними винтовыми лесенкам, каждодневный подъём и спуск по которым подходил не для каждого человека; были и такие, что напоминали собой крупную виноградную кисть. Наконец, имелась и совсем уж удивительная башенка, которая наклонилась так, будто вот-вот собиралась рухнуть — подобная прихоть создателя объяснялась, пожалуй, только стремлением к избыточной оригинальности. Но что тогда можно было сказать про дом-веер? Дом-туфельку? Дом-кувшин и дом-лампу? Казалось, что кем-то под хмельком было дано строжайшее указание проявить как можно больше выдумки, а так как фантазия обитателей оказалась довольно примитивной, то снисходительно дозволили копировать предметы окружающего мира. Странно, что при этом не нашлось человека, который как исключение построил бы обыкновенный дом — с полом, потолком и стенами на своих привычных местах.
Скосив глаза на молчавшую мисс фон Хётцен, Станислав с разочарованием вздохнул. Боевой офицер… три звезды… «эС-Ка» в 121 пункт… а по сути — неумная, взбалмошная девчонка. Ещё и обидчива не в меру! Ведь впервые здесь, смотреть бы и смотреть, затаив дыхание, а она вон насупилась, как капризный ребёнок, и глаза пустые, неподвижные…
…Глядя на экраны мониторов и действительно мало что замечая, Эльза усиленно размышляла над результатом только что закончившегося чемпионата по хамству и пришла к неутешительным для себя выводам. Правда, если судить по тривиальной тупости взаимных реплик, следовало объявить ничью, однако она понимала, что вот уже который раз за последние дни срывается самым недопустимым образом. Обычно ей удавалось контролировать всплески истеричной желчности, но на сей раз что-то ничего не получалось. Единственным утешением мог служить тот факт, что теперь-то уж мальчики окончательно признают так некстати свалившуюся им на голову начальницу разбитной, неуравновешенной бабёнкой. Это могло служить неплохой маскировкой, но Эльза вовсе не желала оставлять о себе столь невыгодное впечатление. Конечно, было бы очень приятно заморочить всем головы своими бесконечными выходками, а потом скинуть маску и, превратившись в настоящую леди, бесстрастным тоном предъявить кому-нибудь из этих парней грозное обвинение и выложить на стол железные улики. Но и это был ещё вопрос вопросов. Пока же ничего не оставалось, как попробовать превратить своё невыгодное поведение в умело сымпровизированную роль.
И всё же — как они осмелились обозвать её словом, которым кокетливо поругивать себя имела право только она сама?!
— Невежи! — громко объявила Эльза прямо в спину Станиславу. Тот слегка вздрогнул и, не оборачиваясь, уточнил:
— Мы с вами?
— Ещё чего! Этот… на жеребце, и тот — с крестом на груди…
БЛОК СОБЫТИЙ № 5 (Не всё спокойно в королевстве)
Было около пяти часов пополудни, когда на единственный в этой местности высокий холм неспешным шагом поднялись двое всадников. Девушка с небольшой короной набекрень достигла вершины первой, и тут невозмутимость её покинула: конь под ней загорячился, заплясал, внутреннее волнение хозяйки сразу передалось и ему, заставляя делать движения невероятной мощи. Заметив это, молодой витязь постарался подчеркнуть своё умение всегда сохранять присутствие духа, для чего согнал с лица и саму тень серьёзного раздумья. Свой бесстрастный взгляд он как бы нехотя послал вперёд, а потом вправо и влево, манерно прикрываясь то одной, то другой рукой, хотя солнце ему совершенно не мешало, ибо светило как раз в спину. Его лучи заливали пустое, безводное пространство до самого горизонта и лишь на севере исчезали за вершиной далёкого леса. Витязь задержал на нём своё внимание и лишь потом повернул голову к своей спутнице. Мимоходом он заглянул в круглый, отполированный до блеска щит, как бы лишний раз желая убедиться в правильности выбранной маски. Металл блекло и размыто отразил то, что от него требовалось, явственно выделив идеальную причёску, прочная укладка которой напоминала больше парик, нежели естественные рыжие волосы. Треть их сбоку была отделена ровной белой линией, и в каждом отделе все волоски лежали рядышком аккуратнейшим образом. Изредка ветерок слегка нарушал этот продуманный порядок, но затем причёска словно сама собой вновь принимала вид коллекционной, штучной работы.
Такое пристальное внимание витязя к своей и так великолепной внешности не было новым для девушки. По её лицу скользнула лёгкая улыбка и исчезла, сменившись выжидательным выражением.
— Я полностью готова, — сказала она, обращаясь к витязю. — Можешь приступать.
— К чему? — осведомился он и нарисовал пальцем в воздухе большой знак вопроса. Смешливые искорки промелькнули в глазах его спутницы, но она сдержалась.
— К очередной порции упрёков и нравоучений, — (ответным жестом было изготовление жирного воздушного двоеточия). — Обещаю всё выслушать до конца и принять к сведению!
— Моя дорогая Младшая Королевна, — рассмеялся витязь, — подобное вступление означает, что почти все мои слова будут бодро пропущены мимо твоих розовых ушек!
— Мой заботливый Мстислав, — последовал язвительный ответ, — я и в самом деле могу зажать уши пальцами или залепить воском, а потом воспроизвести весьма близко к тексту всё то, что ты мне будешь выговаривать в течение минут тридцати-сорока. Хочешь, проверим?
Мстислав патетически воздел руки к небу и громко произнёс донельзя трагическим тоном: «Как же они тебя испортили!» Младшая Королевна минутку помолчала, а затем не удержалась и с любопытством попросила уточнить, кто именно.
— Да все, с кем ты встречалась на стороне! — витязь откровенно удивился, как можно было такой очевидной вещи не заметить. — А твоё последнее увлечение осмыслить и вообще не в состоянии.
Последовала долгая пауза, за время которой к Малинке вернулась вся её серьёзность, на которую она была только способна. Задумавшись, девушка немного рассеянными движениями привела себя в порядок, а затем подняла на Мстислава взгляд, подёрнутый болью и грустью.
— Я же изуродовала его, — проговорила она наконец, сжав ладони так, что хрустнули пальцы. — Изувечила, понимаешь? Какая же я легкомысленная, бездумная дрянь!
— Вот это, девочка, ты зря, — невозмутимо возразил витязь и, подъехав вплотную, дружески потрепал Малинку по плечу. — Немножко помяла, да и случайно к тому же. При возможностях их медицины такая травма неопасна. Он выглядит очень даже ничего!
— Он — настоящий мужчина!
— Ой, да не смеши меня, Королевна! Ты сама прекрасно знаешь, что твой очередной заскок под именем «Роман» к мужчинам в нашем понимании не имеет никакого отношения! Для тебя это просто новая игрушка в человеческий рост, которой ты чуть было не оторвала лапу… Чтобы серьёзно претендовать на королевское внимание, нужно быть хотя бы таким харизматическим мордоворотом, как Серж.
— Как сказано! Однако ты так и не перестал его ненавидеть. За что?
— Ненавижу? Я?! — изумился Мстислав и снова быстро глянул на свое отражение в щите. — За наглость, в первую очередь. За тщательно скрываемую неполноценность, вследствие чего ему приходится, как заведённому, качать свои животные мускулы, так как своей истинной сверхсиле он не доверяет. За провинциальную самоуверенность, с которой он, стопроцентный чужак, лезет в проблему галактического масштаба, о чём и не подозревает. Где уж там! А? Умён, говоришь? Так это ещё хуже! Дурака, по крайней мере, можно усадить рядом с собою и с течением времени, по предложению в месяц, растолковать хоть самую малость. А этот щёголь, не дослушав и десятой части текста, уже с ироничным видом перебивает и даёт понять, что это всё — лажа и бред, причём одновременно и собачий, и сивой кобылы… «Милок, — говорю я ему как-то, — и где ты шлялся лет этак с тысячу, совершенствуя себя и без устали познавая окружающий мир? Или в каких-таких заоблачных высотах и какие сверхъестественные существа в пять минут растрезвонили тебе все тайны бытия, суть которых ты, однако, изложить не в состоянии, а лишь непрерывно гундосишь, что мы обречены, что вся наша концепция порочна изначально, что подобное было уже много раз — и так далее? Откуда ты выскочил такой ловкий и что у тебя за душой, кроме нахватанных знаний из твоей якобы уникальной библиотеки?»
— Ах, оставь, пожалуйста! — Малинка сердито затрясла головой и притопнула в воздухе сапожком. — Всё, что угодно, можно переврать до неузнаваемости! Тем более, что язык у тебя без костей!
— Это у меня-то? — улыбнулся Мстислав и с откровенным сожалением вздохнул. — Да будь так, разве я позволил бы Сержу заморочить твою пушистую головку? Ты бы тогда и подойти к нему брезговала, а не сидела бы у него на коленях.
— Откуда ты знаешь? — Малинка покраснела и опустила глаза. — Это… это всё сплетни, и вам, мужчинам, не к лицу…