– Моя дочь немного странная, это правда. Но она вполне разумна. А вот ее брат… Он очень плохо на нее влияет, а ему, увы, скоро предстоит оказаться при дворе. И тогда, Адданэй, смотри за Аззирой в оба. Не позволяй ей долго находиться с ним рядом. Это очень важно.
– Зачем тогда вообще пускать его во дворец?
– Аззира потребовала, чтобы его перевезли сюда, поближе к ней. Ради этого, только ради этого она согласилась стать твоей женой и царицей. Иначе и по сей день оставалась бы жрицей старого культа и никем более. Трон никогда не интересовал ее. Но, к сожалению, она любит своего никчемного брата. И она поставила условия – чтобы он вернулся. Право, я могла бы убить этого противного Богам выродка, но Аззира все равно узнала бы и не простила мне этого.
– Убить собственного сына? – прошептал Аданэй в ужасе.
– Он – не сын, он – чудовище. Ты скоро и сам поймешь.
Чем дольше Аданэй ее слушал, тем больше убеждался, что кровь династии Уллейта из-за постоянных кровосмесительных браков загнила окончательно и теперь дает жизнь лишь вырожденцам. Аззира и ее неведомый брат – безумны. Гиллара – развращена и властолюбива. И тоже безумна. Латтора и Марран – безвольны и тупы. Муж Лиммены – старший брат Гиллары, которого Аданэй мимолетно узрел в видении у озера, также создавал впечатление слабовольного и болезненного человека. И лишь Лиммена, она одна казалась достойной представительницей царского рода. Наверное, потому, что крови Уллейта в ней было всего ничего. Хотя, если подумать, и ее тоже извела какая-то непонятная хворь.
Что ж, решил Аданэй, Илирину Великому очень повезло, что здесь появился он – кханади Отерхейна с могущественным, если верить бессмертной Шаазар, наследием элайету в жилах. Пожалуй, нет никого лучше, чтобы влить свежую здоровую струю в гнилую кровь древней династии. И как бы противно ни было, придется это сделать – все-таки наследник – или наследница – ему необходим.
/И было записано Аданэем Проклятым – царем Илиринским в год 2463 от основания Илирина Великого/
"Когда я узнал, чьей дочерью на самом деле являлась Аззира, такое отвращение овладело мной, какого я не испытывал никогда прежде. И мне показалось, что я больше не смогу смотреть на нее и не думать о тайне ее рождения. Конечно, она была ни в чем не виновата – просто больной несчастный ребенок. Но чувство омерзения оказалось сильнее доводов разума. Я, столько испытавший за свою не очень долгую еще жизнь, побывав кханади, рабом, любовником и, наконец, царем, думал, что уже ничто не способно меня потрясти. Я ошибался. Теперь я видел, что ошибался. Больная семья, больное семя. Если бы я только знал, чем все это закончится! О, Боги, если бы я только знал!"
Гиллара собиралась еще что-то сказать, но в это время на пороге показался Оннар.
– Великий царь, – вымолвил советник быстро, – прибыл гонец из Отерхейна.
– Вот как? – спокойно отозвался Аданэй, хотя внутри все вскипело от неясной тревоги и нетерпеливого ожидания. – И давно он здесь?
– Мы долго не могли тебя найти, а царицу и вовсе никто не видел. Он во дворце уже около часа.
– Хорошо, приведи его, – бросил он и приготовился ждать.
Наверное, Гиллара тоже изнывала от нетерпения узнать, что в послании: последний раз гонцы из Отерхейна появлялись в Илирине много, очень много лет назад.
Ожидание показалось ему неестественно долгим, хотя миновало всего несколько минут, прежде чем посланец появился, и Аданэй узнал в мужчине, почтительно склонившем голову, давнего знакомого. Несколько раз тот, будучи еще юношей, оказывался в обществе старшего кханади среди прочих развеселых его приятелей. И кажется, пару раз даже поучаствовал в травле Элимера. Наверное, кхан просто не запомнил его физиономии, иначе не стоять бы ему сейчас здесь в роли гонца.
Посланец, тем временем, снова поднял голову.
– Пусть имя царей Илиринских славится в веках, – заговорил он церемониальной фразой и с сильным акцентом. – Пусть не оскудевает рука Богов, дарующая благо, – и после секундного молчания (наконец-то!) протянул запечатанный свиток. – У меня послание властителям Илирина от Великого Кхана Отерхейна Элимера II Кханейри.
Аданэй еле удержался от того, чтобы вырвать свиток из рук гонца. А потом сорвать печать и жадно впиться глазами в бегущие строчки. Но, конечно, ничего подобного не сделал.
Неторопливо протянул руку, почувствовал, как в ладонь ложится шероховатый цилиндр с посланием, и снова ощутил дрожь нетерпения.
– Благодарю, – надменно уронил. – А теперь выйди, подожди снаружи.
– Как будет угодно царю Илиринскому. Я не стану отходить далеко и явлюсь по первому зову, – вымолвил гонец и уже собирался ступить за порог, когда Аданэй не выдержал и произнес по-отерхейнски: