* * *
Зеленая вспышка.
Опирался руками о землю, кусал губы, чтобы не кричать. Когда сверху спустилась "клешня", потянулся к ней, как младенец к материнской груди.
Не о травме думал. Облегченно вздохнул, увидев себя одного среди медиков - остальные чисто прошли…
На сей раз к нему склонялся не санитар-горилла, а сухощавый пожилой врач с приятным умным лицом. Осторожно осматривал ногу, ощупывал разбитое колено - почти даже не больно было. Конечно, Сверчку дали пару проглотить таблеток, но все же - будь пальцы врача погрубее, пришлось бы орать, терпеть бы не смог.
- Ничего, это поправим. Но придется полежать здесь. Недели полторы-две… самое меньшее - дней семь.
- Нет, - шепнул. - Пожалуйста, верните меня к нашим…
- Мальчик, ты что, хочешь остаться калекой?
- Нет. Я не хочу здесь, - шептал, подыскивая слова, чтобы донести до них такую простую мысль.
Врач пожал плечами, обратился к помощнику:
- Многие поначалу мечутся, просят вернуть их на волю. Потом впадают в истерику, стоит их оторвать от своих. По-моему, они подсаживаются на Чашу, как на наркотик. Адреналинозависимость, полагаю…
- Нет, - Сверчок замотал головой, пытаясь хоть как-то объяснить, достучаться - может, хоть это они поймут? - Поймите же. Пока я здесь, другие уйдут в Чашу…
- Мальчик, ты все равно исключен из жеребьевки, пока не поправишься. И заказы на тебя делать запрещено, как на любого больного или раненого.
Альхели представил, каково тут было Мираху… что он устроил, чтобы его-таки спустили вниз? Этот может…
Несколько дней - и все провел, полусидя в постели; пробовал читать - сейчас для того, чтобы получить книгу, достаточно было лишь попросить - но думал только о Чаше.
После обеда вошел санитар. Мальчишка головы не повернул, хотя непонятно, чего тот явился - процедуры были или позже, а просто так поболтать - уж кто-кто, но не этот. Да и не общались особо эти врачи с этими пациентами.
- Дружок твой здесь.
Альхели едва не вскочил.
- Тихо, тихо, - удержал его санитар. - Сейчас тебя отведу, только осторожно, не прыгай. Не блоха.
- Это точно, - рассмеялся Альхели-Сверчок.
Белые-белые коридоры. Солнечные пятна на стенах, это солнце протиснулось сквозь жалюзи и осматривается с любопытством. Солнце соскучилось по намертво привязанным к Чаше подросткам… Ни о каком побеге не думал, хотя даже о боли в ноге позабыл.
Белая дверь.
На кровати лежал Нунки, улыбаясь виноватой беспомощной улыбкой. Голова его была перевязана, вторая повязка чуть выше локтя.
- Что с ним? - шепотом спросил Сверчок у санитара.
- Рука - царапина. Завтра повязку снимем. Голова - серьезней. Он третий день здесь.
Санитар вышел, плотно притворив за собой дверь. Альхели присел на краешек кровати Нунки.
- Ты как?
- Ничего… там все здоровы, - он вновь улыбнулся, будто извиняясь. А лицо сероватым было, и бледным-бледным. - Ты только не кричи, - попросил.
Да я и без того тихо, подивился Сверчок.
- Ты с кем шел?
- С Шеатом… он не виноват, мы оказались по разную сторону разлома - я не удержался…
Он вздохнул еле слышно:
- Тяжко тут. Я просился…
Сверчок поднялся, походил по палате. К окну подошел, потрогал глянцевые листья огромного фикуса, погладил один лист, зачем-то собственный палец с цветочной пылью лизнул. Нет вкуса воли - больница… Спросил, не оборачиваясь:
- Нунки, скажи, а как мы будем жить - там, снаружи, после всего?
- Попробовать скопить денег… ведь должна быть возможность. Кое-чему мы тут обучились…
- Ты не понял. Если мы здесь, в лазарете, только и думаем - как там, внизу? Рвемся туда?
- Это как-то совмещается, - кривая усмешка, жалкая. - Хочется на волю… и без них - никак. Может, мы просто все кретины, а?
Разговора не получалось. Там, внизу, с каждым находилось, о чем поболтать. А тут… все фальшиво. Хотя нет. Просто сидеть рядом - честно.
- Снегирек, - позвал тот шепотом.
- Что?
- Ты заговорил сам… Врачи говорят, что мне больше нельзя в Чашу. Что они не сумеют вылечить быстро… что я не смогу больше держать равновесие…
- Вот как. - В иной момент поздравил бы, а сейчас не знал, что сказать. Нунки смотрел на него запавшими, но блестящими глазами:
- Я не хочу уходить, Снегирек. Пока меня никуда не отправили… я буду очень проситься обратно.
- Не стоит. Ты же погибнешь.
- И вы мне "поможете", да? - спросил едва слышно. - Как бесполезному?
- Я - нет. Другие… наверное, могут. Тебе виднее.
- Я все равно вернусь.
- Не вынуждай других быть убийцами, Нунки, - он говорил жестко. - Или самоубийцами. Я не уверен, что до конца тебя понимаю… но я сам заговорил о том, что мы меняемся в этой Чаше. Тебе будет плохо на воле. Может быть, ты, как Сабик… предпочтешь умереть. Но не подставляй других.
Понял, что Нунки плачет - не всхлипывая, просто смотрел в потолок, а по щеке плыла, иначе не скажешь, большая круглая слеза, оставляя блестящую дорожку. По второй, наверное, тоже - не видел, стоя сбоку.
- Ты не сердись, - неловко сказал Альхели. - Но так правильно. Если вернут - чего уж там, а самому - не надо.
Потоптался на месте:
- Я пойду, ладно?
Вышел, притворив за собой дверь. Думал, что, может, больше никогда не увидятся. Выругался бы - но слова на язык не шли. И это - Нунки, недавно готовый на все, чтобы выжить…
Собственная беда показалась мелочью - настолько, что Сверчок притих и терпеливо ждал почти две недели. Когда позволили, стал понемногу сустав разрабатывать, чтобы не появиться перед своими эдакой окаменелостью. И все думал о мальчишке, лежащем за десяток шагов от него. Им еще раз позволили поговорить, но лучше бы не позволяли. Сверчок только взгляд бросил на бледное, но решительное лицо, как потерял желание кого-то в чем-то убеждать. Злился - на себя.
А самое неприятное случилось, когда вернулся - домой… как иначе назвать?
Встретили его тепло - хотя приглядывались весьма явно. В норме ли? Много ли времени пройдет, прежде чем восстановится полностью?
Это ерунда, мальчишка знал - он-то остался прежним.
Увидел, как Риша стоит возле Мираха, что-то говорит ему, и лицо оживленное. И - на короткий миг приникла к "островитянину", кончиком косы провела Мираху по носу. Убежала со смехом.
Риша. Сестренка, которую пытался оберегать с самого первого дня. Ради которой… Стыд испытал. Сперва - за собственную глупость. Защитник, блин. Рыцарь на белом осле! Потом - за собственное бессердечие. Еще не хватало девчонке счет предъявить…
Она сама пришла, села рядышком. Штаны и майка лиловые, за ухо заправлена веточка аспарагуса - девчонки дурачились.
- Сердишься.
- Уже нет, - ответил честно. - А ты… смирилась, - отвернулся, покачал ногой над пропастью.
- Смирилась… Я поначалу просто боялась. Не только его, вообще… А потом… в общем, он нравится мне, Альхели. Я, наверное, даже его люблю.
- Если не уверена, значит, не любишь…
- Тебе-то откуда знать? - очень по-женски сказала она. - Глупо у нас это все… Вот Тайгета любит Гамаля, а он - ее.
- Ой, да оставь ты… - разговаривать на подобную тему было неловко. Сделать, что хочется, с той же Мирой, раз сама рада - завсегда пожалуйста. А разговоры всяческие…
- А ты изменилась, Синеглазка, - грустно сказал Альхели. - Такая домашняя девочка была… ты и сейчас домашняя, правда. Только иначе. Я рад, что ты не стала жестокой.
- Ты тоже изменился, Сверчок.