Альхели только сейчас осознал, как он выглядит. В зеркале коридора увидел - ужаснулся. Перемазанные буро-грязными разводами лицо и тело… и светло-голубые глаза, совершенно ошалелые. Будто из сумасшедшего дома сбежал.
Разобрал смех - а вот посмотрите, дамы и господа, как это бывает, когда грязь и кровь! Вживую, не на стереоэкране, когда любимых артистов по три часа гримеры раскрашивают! Посмотрите - и поаплодируйте, вам такой полосы в жизни не одолеть!
А ведь небось сердце подскакивает, и ахаете, когда любимая мышка подопытная в пропасть валится!
Ну и подавитесь.
Знал - все, что сказано в Чаше, посторонним не слышно. Видео передавать котловина позволяет, а звуки - нет. А на кольце металлическом, что поясом окружает Чашу - все слышно нормально.
А еще знал - камеры круглосуточно следят за подростками, но сидят перед ними люди ленивые - в самом деле, что могут двадцать подростков выкинуть такого опасного? Без оружия, кстати - если рук-ног не считать. Ну, провинившихся всерьез накажут, конечно - разбитую голову всяко увидят. Опять же - звука нет. Если специально включать, можно что угодно подслушать. Иногда включают наверняка. А постоянно - зачем? Можно подумать, подростки что важное скажут. Только гомон бессмысленный, уши себе забивать.
Наверное, наслушались хорошего о себе, вот и предпочли побыть глухарями, смеялся Саиф.
Но все-таки Нат не рискнул о планах своих заявить во весь голос.
- Ты ведь хочешь отсюда смыться? - шептал он прямо в ухо, наваливаясь на плечо Альхели. Дыхание его щекотало ухо, и хотелось одновременно слушать внимательно - он говорил о свободе, - и отстраниться. В голосе Ната было… нечто неуверенное, будто он и сам лишь перед собой играл эдакого всезнайку.
- Ну?
- Бежать отсюда - бессмысленно, Мирах не раз говорил, а я Мираху верю. И не сговоришься ни с кем - за себя дрожат. Но там, наверху, лазарет, оттуда можно - только надо попасть…
- Ну и как же ты попадешь? Постучишься башкой о стенку, черепок и расколется? - Альхели не любил быть грубым, но этот мальчишка с ежиком волос и бегающими глазами не нравился… только он предлагал свободу…
- Зачем башкой? - почти обиделся Нат. - Надо вместе… Ты мне чего-нибудь сломаешь, я тебе…
- Ты с ума сошел. С переломом - бежать?
- Так не ногу же обязательно. Например, палец, - он опасливо покосился на собственные пальцы, будто они могли начать ломаться уже по высказанному желанию владельца.
- С пальцем тебя обратно спустят. Нет, не годится, - мотнул головой Альхели, глядя на Ната уже совсем заинтересованно. Вдруг спросил:
- А если палец ломать, почему со мной договариваешься? Это неприятно, но просто…
Нат тихонько втянул в себя воздух:
- Не… Не могу.
- Страшно? - подпустив в голос насмешки, поинтересовался Альхели.
- Да хоть бы и страшно! - окрысился тот. - Я ж тебе по-человечески предлагаю…
- А почему - мне? Я новичок, а тут у тебя много старых знакомых. С ними спасаться не хочешь?
- Какие они знакомые, - тоскливо сказал Нат. - Психи… Девок я в расчет не беру - те, мелкие, вроде Шары, сбежать не сумеют, а постарше - стервы редкостные… ну их. Я два месяца тут, насмотрелся. Не хочу больше. Так как, договорились?
Взгляд его бегал, то заискивающе останавливаясь на лице Альхели, то начиная шарить вокруг.
- Ничего я ломать не буду, - отрезал Альхели. - Ни себе, ни тебе. Себе - особенно. Еще не хватало, чтобы с незажившим переломом вернули сюда и выпустили в Чашу…
- Да что ты, кому мы нужны? Вышвырнут, и бежать не придется…
- Тем более. Оказаться на улице калекой - ну уж нафиг…
- Тогда… - голос его совсем стих, и Нат едва не приклеился к губами к уху Альхели, шепча:
- У меня лезвие есть, я уж всячески изворачивался - подарили там, наверху…
- Зачем?
- Ну… порезать - это ж не перелом.
- Я спрашиваю - зачем тебе его дали?
- Дали? - он как-то весь сморщился, покачал головой: - Ну, просил я, и дали… Кому-то записи дарят, мне - это.
- То есть, кому-то захотелось развлечься, поглядев, как ты с этой штукой управишься. -
Альхели привстал, собираясь уйти.
- Погоди, - Нат вцепился в него. - Ну, чего ты? Это ведь шанс…
Он показывал зажатый в кулак полукруг, из двух половинок - темной и светлой. Складной пластиковый нож, игрушка, считай… Альхели видел такие - за прозрачность они "стеклышками" назывались. Их нельзя было затачивать - потому и хватало раза на два-три.
- Шанс… Ладно. Только тебе я "стекло" не доверю, понял? Не хочу, чтобы ты натворил дел…
- Тогда прямо сейчас, да? - заискивающе спросил мальчишка, и вздрогнул.
Вот и проверка на храбрость… и особо мешкать нельзя, еще спустятся сверху и помешают. Но по живому-то как? Особенно если это тело твое собственное.
- Давай тебя, - неуверенно предложил Сверчок, а Нат испуганно головой затряс: не, ты первый…
- Дурак. - Хотел было покрепче высказаться, но передумал. Можно подумать, сам он не трусит…
Отчаянно зажмурился и полоснул по ребрам сверху вниз - было даже не больно, только горячее потекло по коже и пальцам. Нат тихонько охнул. Глубоко получилось… острое лезвие, не ожидал, что настолько. Альхели открыл глаза, покосился на дело рук своих и сказал довольно-таки кровожадно:
- Ну, понял? Бери!
- Нет, я не смогу, - теперь зажмурился Нат. - А давай ты? То же самое?
Сверчок едва не выругался, тем паче, что рана заболела - жгучая такая боль, и кровь стекала на штаны. Со злостью он сжал "стеклышко" покрепче, испытывая желание голову этому Нату отрезать.
- Ладно!
И снова невольно закрыл глаза, мысленно представляя лист бумаги, по которому чертят карандашом. Услышал вскрик. Поглядел.
Получилось совсем криво - поранить другого оказалось куда тяжелее, да и Нат, придурок, шарахнулся назад. Если бы не стена, совсем бы сбежал.
"Хреновый из меня уголовник", - подумал Сверчок.
А что еще думал и делал, запомнить не успел - слишком быстро спустилась платформа с охранниками, и обоих подростков туда втащили, не церемонясь. Мог бы запас известных ругательств пополнить - да не слушал почти. Растерян был, и удивлен - быстро же среагировали… значит, и вправду следят?
Здесь, наверху, настоящее небо. Только его не разглядеть - на окнах плотные жалюзи, и потолок выложен былым пластиком. Белое все… словно вырыта норка в сугробе. Да не холодно отчего-то…
Воздух тут был на диво безвкусным. Будто не только микробов убивали дезинфицирующие лучи, но и саму душу воздуха, отчего дышать им было скучно и даже противно. Альхели предпочел бы хорошенькую медсестричку - хоть поглядывать на нее, если уж откажется поболтать - но следил за его состоянием мрачный мужик с руками, как у гориллы.
Нат не соврал - попытки задушевно беседовать с тутошними работниками, тем паче с охраной оказались бессмысленными. Безразличие, или страх - разницы никакой. Им - жить и кормить семьи.
Вытягиваясь на простыни, Альхели закрывал глаза и видел Ришу… коса болталась у нее за спиной, била по бокам при беге, и скоро во всем мире не оставалось ничего, кроме этой косы. Маятником - вправо-влево, вправо-влево, и к самому кончику подвязано острое бутылочное стекло.
За стенкой был Нат. Альхели не видел его, да и видеть особенно не желал.
А там, внизу, Чаша… При мысли о ней сосет где-то в желудке, и холодеют конечности.
Санитар принес еду на белом пластиковом подносе. Каша… на вкус ничего, но противная, скользкая. Там, в бытность свою Сверчком, какую только дрянь не жрал… ну, совсем-то дряни не касался, все же брезгливым был. Но по сравнению с этим… тут ведь все витаминизировано, блин, полезно для здоровья. А есть не хочется.
Хоть бы Ната увидеть, подумал.
- Не подскажете ли, как там себя чувствует мой товарищ? - предельно вежливо осведомился Альхели.
- Чувствует, - лаконично ответил санитар, и ушел, оставив Альхели наедине с кашей.
Тот откинулся на подушку, прикусил кончик ногтя.
А внизу сейчас получили еду, наверное, и часть сидит и жует, собравшись кружком, а кто-то сказал - отвалите от меня с вашей едой, и занимается своими делами, будто и впрямь есть дела неотложные. А Хезе - треплется наверняка, он даже когда жует, треплется. Вот ведь язык, помело… Их бы с Гамалем сложить и поделить пополам.
Тоскливо. Солнечный зайчик не скачет - ползает по стене… Жалюзи твердые, не шелохнутся. И все белое, белое… неживой цвет. И синее - там, внизу - неживой. Тут все будто роботы - словно все самое яркое и неправильное вобрала в себя Чаша…
Три дня прошли, на четвертый зашел санитар:
- Пошли.
- Как, меня уже вылечили? - делано-обиженно изумился Альхели.
- Нет, еще пара процедур осталась. - Он очень сердито взглянул: - А потом тебя ждет теплый прием внизу… даже не представляешь, насколько теплый.
- Ну отчего же. - Сверчок потянулся. - У меня богатое воображение, мне это сказали, отбирая сюда. Ну, двинулись.
По дороге никого особо не встретили. Альхели заметил несколько дверей, одна из них была приоткрыта и вела в коридор. Мальчишка собрался было нырнуть в нее, но "горилла" не вовремя обернулась.
Пришли.
Процедурный - обыкновенный; приборы какие-то, стерильная чистота, не то что в дешевых больницах. Обыкновенный, ничего себе - привык…
Стянуть больничную распашонку, плюхнуться на обтянутую белой тканью лежанку, ощутить сначала прохладу, потом тепло этой ткани…