Да, он ждал боя - Димка не ошибся. Этим боем он и жил последний месяц, ездил в райцентр, сидел в музее, корпел над архивными папками, над запыленными папками с казенными титулами "Дело № …" хранившими пожелтевшие документы - письма, копии наградных листов, приказы, листовки, писанные от руки воспоминания, писанные корявым почерком, с ошибками и описками, писанные людьми, для кого автомат и граната были много привычнее авторучки или карандаша.
Что он хотел от этого - пока предполагаемого - боя? Славы? Но перед кем? Перед бойцами отряда, которые проживут с Олегом только полсуток, мимолетные двенадцать часов, забудут его напрочь и славу его лихую и зыбкую забудут - те, кто выживет. Нет, не славы он искал, не гнался за ней, а если и мечтал о славе, то не о военной. Он был физиком, настоящим физиком - вопреки сомнениям Димки, и слава талантливого ученого привлекала его значительно больше любой другой мирской славы. Если, впрочем, привлекала. Так мог подумать кто угодно - Димка, Старков, приятели по факультету, но не он. Сам он не слишком часто вспоминал о ней.
И не самоутверждения хотел он. Уж чего-чего, а всякими там комплексами Олег не страдал. Что умел - то умел, а умел немало. А коли не получалось что-то, знаний не хватало или опыта, то не мучился от бессилия, не страдал, не опускал рук, а раз за разом повторял это "что-то", пока не говорил себе: могу! И - точка. А комплексы - для слюнтяев и лодырей. Как там у классика: талант - это терпение. Внесем поправку: и терпение тоже. Потому что - как считал Олег - талант суть сумма качеств, данных природой и скорректированных личностью. Итак, он был личностью, а личность не нуждается в самоутверждении.
И остается предположить единственное: бой, которого Олег ждал с великим нетерпением, был ему нужен… просто так. Как этап в биографии, какого могло и не быть - семидесятые годы на дворе! - но раз случился, то мимо пройти нельзя. Риск - вот что любил Олег. Ту самую зыбкую грань, за которой - неизвестность, а значит - опасность. Опасность провала, просчета, неудачи. Опасность для жизни, наконец. Но зато победа в обстоятельствах, неподвластных прогнозам, - вдвойне, втройне сладка. А если ты ее рассчитал - свою победу, - запрограммировал, заранее выстроил, то цена ей невелика. Скучно. Книжный человек Раф цитировал как-то стих о "езде в незнаемое". Так себе стишок, рукоделие на подушке. Но запомнилась Олегу одна строка: "Не каждый приедет туда, в незнаемое". Верно, не каждый. А Олег приедет. Должен приехать. Ради этого стоит жить. Он и к Старкову пошел, потому что вся его теория обратного времени - езда в незнаемое. Старков - это сила, считал Олег. И если не молился на него, как восторженный Димка, то уважал его безоглядно. Как и должен уважать талантливый ученик талантливого учителя. Старков тоже любил риск. В конце концов, вся его жизнь была риском. Начиная с сорок первого военного года, когда он мальчишкой пришел в партизанский отряд. Тем самым бородатым мальчишкой, который сейчас собрал на поляне невеликий личный состав отряда. В отличие от Димки Олег не делил Старкова пополам: на партизана и физика. Олег чуждался подсознательных эмоций, обуревавших приятеля, и относился к комиссару с той же ученической почтительностью, как и к профессору. Что ему было до молодости комиссара! Он твердо верил: зелень узнают не по возрасту, а по цвету. Он и на собственный возраст скидок не делал.
…Они втроем по-прежнему сидели на мокром бревне, смотрели на неровный разномастный строй бойцов на поляне, прислушивались к тому, что говорил Старков. Слышно было плохо: комиссар говорил тихо-тихо, и слова его гасли в монотонном шуршании дождя.
– …обойдется… на рожон не лезть… предупредить… - Даже не целые фразы, а отдельные слова доносились до землянки Макарыча.
Олег сам складывал из них предложения. Получалось так: все обойдется, не стоит лезть на рожон, необходимо предупредить жителей деревни. Что ж, если Олег верно понял Старкова, тот не рвался первым вступать в бой, выбрал политику выжидания. Верное решение. Сил у отряда мало, главная задача - сохранить обоз и помочь деревне. Если гитлеровцы не собираются идти к ней, пройдут мимо, то и Бог с ними. Другое дело, если это те самые каратели, которые существовали в действительном - не моделированном - сорок втором году. Олег спрашивал Старкова о точном дне сражения. Тот не помнил даты. Не мудрено: в те дни о календаре некогда было вспоминать. Но все события, все грустные перипетии сражения Олег - со слов Старкова - знал назубок. И все могло повториться - как тогда. Дополнительным фактором было присутствие здесь их самих - гостей из будущего. Тем самым дополнительным фактором, который перечеркивал всю запрограммированность событий, столь ненавистную Олегу. И хотя Старков строго-настрого приказал им ни во что не вмешиваться, Олег скептически отнесся к приказу. Что ж, по-вашему, сидеть сложа руки, с холодным любопытством наблюдать за тем, как убивают людей, не помочь им? Ну нет, фигушки!
Олег встал - нарочито лениво, медленно пошел к комиссару. Тот уже закончил инструктаж, и партизаны разошлись. Пятеро из них, забрав автоматы, ушли в лес, - видимо, на разведку. Остальные разбрелись по поляне, томясь ожиданием, собирались малыми группками, курили, с любопытством поглядывали на незнакомцев. Кто-то - заметил Олег - уже подошел к Рафу с Димкой, сел рядом, завел разговор.
– Что случилось, комиссар? - спросил Олег Старкова. - Может, поделишься всеведением?
– Отчего бы нет? - Старков будто впервые видел Олега, осматривал его с головы до ног, изучал, что-то прикидывал в уме. - Наша разведка обнаружила фашистов километрах в четырех отсюда.
– Много ли?
– Девять человек в пешей цепи. Идут осторожно, высматривают. Похоже - дозор.
– А основные силы? Старков пожал плечами:
– Не видно. Где-то позади. Гитлеровцы не рискуют ходить по лесу малым числом.
– Вас ищут?
– Сдается, что так и есть.
– Они знают о вашем местоположении?
– Точно - вряд ли. Ориентировочно - наверняка.
– Примешь бой, комиссар?
– Не хотелось бы… Сколько их там? А нас - три десятка.
– Плюс три единицы.
– Себя считаешь?
– А ты не считаешь?
– С устным счетом не в ладах.
– Не прибедняйся, комиссар. Не до красивых слов, а скажу: рассчитывай на нас. Да и сами мы прохлаждаться не станем. Приставишь Севку, скрутим его - и в бой. Ты проверить нас хотел, комиссар? Так вот она, проверка, куда точнее.
Олег напрягся, видел, что Старков готов отступить: три лишних человека ох как не помешают.
– Не дрейфь, комиссар. Ты нас всегда кокнуть успеешь, ежели не по-твоему будет.
– Вы без оружия, - отступал Старков, - а у нас лишнего нет.
– А бой на что? Добудем.
– Ладно, посмотрим, - вроде бы сдался Старков. - Будете при мне.
– Есть! - гаркнул Олег, даже Раф с Димкой услыхали, глянули на него: что он там задумал?
– Ждите команды, - сказал Старков, пошел к землянке, куда уже скрылся Торопов.
Да только не сдавался Старков, Олег сие понимал прекрасно. Сыграл этакую неуверенность, мучительные колебания, а на самом деле все давно решил. Бессмысленно оставлять пришельцев под чьим-то присмотром, даже под самым строжайшим глазом. Бой и вправду - лучшая проверка. Если друг, его помощь пригодится. А враг - так в бою партизанская пуля достанет.
Олег уселся на бревно рядом с друзьями, сказал им:
– Уломал комиссара.
– Поверил? - спросил Раф.
– Поверить не поверил, а проверить решил.
– Бой всех проверит, - сказал партизан, сидевший напротив. Это он давеча прискакал на поляну с вестью о немцах.
Парень лет девятнадцати-двадцати, черный, цыганистый, даже с медной серьгой в ухе, буравил Олега взглядом, а глаза тоже черные, непрозрачные, колючие глаза. Улыбался в сто зубов.
– Дело говоришь, - поддакнул ему Олег. - Звать как?
– Василием нарекли. А по фамилии - Рытов.
– Сам-то откуда?
– Степь мне матушка. Эх и приволье там!.. А туточки тесно, душно… - Он передернулся.
Что-то наигранное было в его поведении, искусственное. И голос с надрывом, с ноткой истерики, и банальщина насчет степи-матушки, и мимика третьесортного актера из провинции, и серьга в ухе. Олег сказал зло:
– Не задохнешься в лесу?
– Терплю, из сил выбиваюсь. А ты, громила, не шути шутки с Васенькой, обжечься можно.
– Ладно, поберегусь, - отмахнулся Олег, подумал: что-то все здесь на ссору набиваются. И рыжий Севка, и Васенька этот, лицедей липовый.
Севка - тот хоть естественный, вся его задиристость - от молодости да глупости, от избытка сил молодецких. А этот хитер, себе на уме. Старков ничего не говорил о нем. Может, забыл? Он всех и не назвал, не вспомнил. Мудрено ли: сколько времени утекло! Да и остались тогда с обозом под началом Старкова люди случайные. Не сам он их выбирал из двухсот с лишним бойцов отряда Петровича. А сродниться не успел: и пяти дней вместе не прожили. Так что на многих самим придется характеристики составлять и Старкову подсказывать. На Рытова, к примеру…
– Карабинчик бы сюда, - мечтательно протянул Димка, представил, видать, старковский карабин, зажмурился.
– А что ж это вы безоружными по лесу шастаете? - съехидничал Рытов. - Аль посеяли где?
– Тебя не спросили, - огрызнулся Димка, которому надоел цыган со своими прибаутками.
И снова Олег вмешался:
– Не только по лесу шли, в деревни заходили. С оружием опасно. Зарыли мы его.