- Хамида не интересуют окраинные районы, генерал.
- Кроме того, ваши кочевники плохо вооружены, у них не хватает боеприпасов, не хватает, вероятно, и продовольствия. А у Бахразского легиона к весне будет еще больше броневиков - таких же, как тот, что вам удалось украсть, - больше самолетов, больше современных перевозочных средств.
- Ах, весна, заветная пора влюбленных и полководцев! - воскликнул Гордон так весело, что генерал, только что пожалевший его, счел себя оскорбленным в своих лучших чувствах. - Пожалуйста, генерал, не вздумайте затевать против нас весенний поход. Он никому не нужен и заведомо обречен на поражение.
- Запомните мои слова, Гордон: при первой же встрече с хорошо снаряженным войском ваши бедуины будут попросту перебиты. Ваши селения в пустыне беззащитны против бомбардировочной авиации. Повторяю: здесь, в окраинных районах, в Джаммарской пустыне, на территории нефтяных промыслов восстание захлебнется либо от потери живой силы, либо от потери темпа наступления.
Гордон пожал плечами, спор уже стал надоедать ему. - Что ж, увидим.
- Но мне не хотелось бы увидеть это, - настойчиво возразил генерал. - Я вовсе не жажду физического истребления племен - не больше, чем вы, уверяю вас. А между тем, если восстание будет продолжаться, это неизбежно, и виноваты в этом будут только сами бедуины, больше никто. Еще раз спрашиваю вас, Гордон: согласны вы прекратить восстание?
- Нет! - крикнул Гордон, и за этим слышалось недоговоренное "дурак вы". Он надел сандалии и отошел к окну. Длинная лента усыпанной гравием дороги уходила на юг, к зыбучим пескам. Где-то там, на юге, начиналась полоса земли, которая не была пустыней, а просто дикой, необитаемой глушью. Гордону вдруг стало нестерпимо тяжко в четырех стенах этого тесного дома. Он встряхнулся и отрывисто бросил: - Мне пора!
- Но ведь мы не…
- Не огорчайтесь, генерал. Мы встретимся снова - в тот самый, решающий день. - Он протянул руку.
- Одну минуту! - генерал взял его руку, но удержал ее в своей. - Есть еще один важный вопрос, который мне необходимо выяснить, прежде чем вы исчезнете.
- Ну, выкладывайте - хоть я и знаю, о чем идет речь.
Но выкладывать генералу не пришлось, потому что в эту минуту за окном поднялась суматоха, послышались выкрики, сперва по-арабски, потом по-английски. Прежде чем генерал и Смит успели опомниться, Гордон уже выскочил во двор и помчался по мощеной дорожке, которая вела к воротам. Когда они нагнали его, он стоял, повернувшись спиной к пустыне, счастливый, что наконец ушел, избавился от давящей близости стен, словно дом был какой-то пастью, разинутой, чтобы проглотить его. Его безумный страх миновал, и через секунду он уже смеялся.
- Уиллис, вы болван! - говорил он. - Я велел моим людям стрелять, если кто-нибудь подойдет близко, Какого черта вы вздумали соваться?
Уиллис стоял возле часового-бахразца. - Ваши люди мучили этого парня, мистер Гордон, - сердито сказал он. - Я должен был вступиться.
Солдат, полумертвый от ужаса, жался к караульной будке (Букингемский дворец и все прочее, подумал Гордон). Его винтовка валялась рядом, на земле. По искаженному страхом лицу текли слезы.
- Они бы его убили, - говорил Уиллис.
Гордон понял, что произошло. Минка и Бекр, первый из озорства, второй по склонности к кровожадным забавам навели на бахразца не только пулемет, но и сорока-миллиметровое башенное орудие. На расстоянии в двадцать ярдов этого одного было достаточно, чтобы испугаться, а тут еще Минка поддавал жару, изощряясь в отборнейшей брани, на какую только был способен его язык уличного мальчишки. А затем Бекр подверг испытанию последние остатки мужества несчастного солдата, принявшись швырять в него камнями и отсчитывать вслух минуты, оставшиеся до того, как он вместе со своей будкой взлетит над станцией.
- Удивительно, что они вас обоих не убили, - сказал Гордон Уиллису.
- Чистейшее хулиганство! - продолжал сердиться Уиллис. Он был довольно хрупкого сложения, и его нордическая физиономия, как и у Смита, обгорела и сморщилась от солнца. - Эти люди - трусы. Прошу извинить, мистер Гордон, но это именно так.
- Вы совершенно правы, - весело сказал Гордон. - К сожалению, вы правы, Уиллис. Но теперь уж я здесь, и вы можете быть спокойны за своего солдата. Да, вот еще что: нельзя ли у вас разжиться бензином? А то мы весь свой запас израсходовали, пока добрались сюда. Устройте-ка своему нефтепроводу маленькое кровопускание. Мы даже можем помочь, если нужно.
Уиллис засмеялся, довольный, что больше не должен выступать в роли защитника угнетенных, хотя эта роль и льстила ему. - Вам нужен бензин? Пожалуйста, сколько угодно. Он у меня на складе, за домом.
- Ну, Смит, вот вы и с бензином, - сказал Гордон. - Берите своих хулиганов и ступайте на склад. И этого солдата тоже прихватите. Нам нужно торопиться. - Гордон повернулся к часовому и начал обстоятельно внушать ему по-арабски: - Пойдешь вместе с ними и поможешь перенести сюда баки с бензином. Никто тебя сейчас убивать не будет. Тебя убьют только, если ты не захочешь уйти из пустыни. Когда сюда придут повстанцы, тебя зарежут и освежуют, как барана. А теперь живо подбери с земли винтовку, чтобы сахиб не видел твоего позора. И запомни одно: страх может овладеть каждым; главное - никогда не доказывать, что тебе страшно. Именно это и называется храбростью. Ну, марш за бензином!
Солдат побежал, все еще всхлипывая, и Гордон подумал: как жаль, что этот человек неспособен понять, какая высокая моральная заслуга - признаться в испытанном страхе.
- Вот вам ваши хорошо обученные бахразцы, генерал, - сказал Гордон. - Видали? Ревет со страху.
- Будем справедливы, - возразил генерал, слегка скосив свои неподвижные глаза. - Посмотрите, чем они ему угрожали.
- Ба! На его месте сын пустыни бросился бы на них с голыми руками. Все дело в человеке, генерал! Все дело в человеке!
- Мне ваши люди не внушают доверия, - настаивал генерал. - По-моему, это какие-то головорезы, убийцы, из самых подонков пустыни.
- Абсолютно точно, генерал, - ответил Гордон в полном восторге. - У вас удивительное чутье. Просто удивительное чутье на свободных людей.
Генерал счел за благо не развивать эту тему. - Так вот, я хотел бы задать вам еще один вопрос, - поторопился он продолжить прерванный разговор, пока ничто не отвлекло их снова. - Что предполагают делать ваши вожди, если восстание докатится до английских нефтяных промыслов близ побережья? Ведь там уже не бахразская территория, а английская. Я хотел бы знать, каковы ваши намерения.
- Намерения? У нас нет никаких намерений. Вот когда дойдем до английской нефти, тогда и будем о ней думать.
- В таком случае я должен предупредить вас, что при первой же попытке захватить территорию промыслов в дело вмешается английское правительство. Как будет развиваться конфликт между племенами пустыни и Бахразом - вопрос особый; но если вы вторгнетесь в наши владения, это кончится плохо. Заявляю вам с полной ответственностью. Так и передайте вашим друзьям в пустыне.
- Боюсь, что их это не встревожит, - сокрушенно сказал Гордон. - Я не знаю, что у Хамида на уме по части нефтяных промыслов; это уж его забота.
- Предупреждаю вас…
- А вы меня не предупреждайте, генерал! Могу сказать вам одно. Ваша нефть племенам не нужна. Мы боремся не за нефть. И не с англичанами мы боремся. Поверьте, мы так же далеки от намерения угрожать британским интересам, как и вы сами. Что до меня лично, так качайте себе свою драгоценную нефть хоть до скончания века. Но, генерал, позвольте и мне в свою очередь сделать вам предупреждение. Если ваша нефтяная компания вздумает поддерживать Бахраз против племен, нам придется сделать свои выводы. На территории промыслов есть вооруженные силы Бахразского легиона…
- Это просто для охраны.
- Так пусть они там и остаются. Пусть не лезут в пустыню, и тогда все обойдется мирным образом. Если же они станут вмешиваться, станут действовать против кочевых племен - тогда в случае беды пеняйте не на нас, а на них.
- Мы не можем отвечать за какие-либо стычки на территории промыслов, - сказал генерал. - В случае возникновения опасности для промыслов охрана даст бой. Это ее дело.
- Если вы хотите, чтобы Англия сохранила свою нефть, это ваше дело.
- Я за легионеров отвечать не могу.
- Тем хуже, генерал. Я тоже вовсе не хочу, чтобы Англия лишалась нефтяных промыслов. Но это целиком зависит от вас. Я тут ни при чем.
Больше генерал выдержать не мог. - Силы небесные! Гордон, вы же англичанин…
- Разве, генерал? А по-моему, я араб. Самый настоящий араб!
- И вы способны драться против своих соотечественников?
- Сам еще не знаю, - честно признался Гордон. - Поживем - увидим.
- Великий боже! Неужели вы утратили всякое чувство меры? Ведь существует долг…
- Долг? Ха! Сумейте понять, в чем правда, генерал, и вам не нужен будет долг.
- Там, где измена, правды быть не может, это я твердо знаю.
- Но и там, где правда, не может быть измены. На этом мы должны расстаться, генерал! Вас ждет ваш хорошо обученный и поголовно верный долгу Бахразский легион. А меня - мои вероломные оборванцы-бедуины. Еще раз до свидания. Не могу передать вам, с каким нетерпением я жду дня решающей схватки. Помните, где будут головорезы, там буду и я. А если вы никаких головорезов не обнаружите, тогда ищите людей, которые готовы стоять на смерть не за какой-то надуманный долг, но за правду, за идею.
- Вы сумасшедший! - в полном отчаянии воскликнул генерал.
- Весьма возможно.
- Лучше мне было говорить со Смитом.
- Это вам показалось бы еще труднее.
- Он разделяет ваши взгляды?