- А между тем эти два субчика принесли в своем "сидоре" много документов, писем, не отправленных в Германию. Ценны они и как живые "языки", - вмешался в разговор командир огневого взвода, который знакомился с пленными, пока командир батареи спасал девушке ноги.
- И все-таки не верится, чтобы полковник Шаблий послал в тыл противника своих бойцов, будто на концерт, - покачал головой командир батареи.
- Вы Семена Кондратьевича знаете? - удивилась Леся.
- Я-то знаю. Но пока что неясно, знаете ли вы его, - сдержанно ответил старший лейтенант Заруба.
- Нас послал майор Перкалов. Его я и уговорила надеть эти пальто и сапожки. Да холод подвел! - обиженно объяснила Леся. - Это во-первых. А во-вторых, Шаблий уже давно не полковник, а генерал-майор.
Старший лейтенант Заруба накрыл ей ноги байковым одеялом, которое подал кто-то из артиллеристов, и заметил вздохнув:
- Странно, какие вы люди, партизаны-разведчики.
- Это вы странный, товарищ старший лейтенант. Говорите, что хорошо знакомы с товарищем Шаблием, а людям не верите! Как это понимать? - с сердцем проговорила Леся. - Свяжитесь с майором Перкаловым, и он ответит, кто такие Аленка и Леся.
- Я действительно знаю Семена Кондратьевича. Вместе были под Киевом. Я найду вашего майора… А когда вы в последний раз виделись с Шаблием?
- В октябре. Наш штаб передислоцировался в Москву. Но не весь. Часть людей осталась с майором Перкаловым при Сталинградском фронте, - ответила Леся.
- А, случаем, таких хлопцев, как Максим Колотуха, Андрей Стоколос, Иван Оленев, вы не встречали? - спросил командир батареи.
Кровь краской плеснула ей в лицо: этот старший лейтенант знает бойцов пятой заставы!
- Это ребята с нашей заставы. Я дочь погибшего капитана Тулина, начальника заставы.
Они посмотрели один другому в глаза.
- Вот какая ты, Леся, мечта Андрея, - промолвил задумчиво Заруба.
- Откуда вы знаете? - вздрогнула девушка.
- Знаю…
"Так вот ты какой, Андрей! Рассказал командиру артиллеристов обо мне, говорил ему, что я твоя любимая. Наверно, подружился с этим Зарубой. А между друзьями неправды быть не может. На войне ребята не станут первому встречному раскрывать душу, а уж если откроют, то только настоящему другу".
- Андрей сейчас в госпитале, - наконец сказала Леся, закрыв лицо руками.
Старший лейтенант Заруба не знал, что и говорить. Ему помогла сама Леся.
- Хватит об этом! - подняла голову. - Давайте я покажу вам, где расположены вражеские огневые точки.
Командир взял карту.
- Вот тут… Это от вас в семи километрах… Достанете? - спросила Леся, наклонившись над картой.
- Гаубица - универсальное орудие. Бог войны! - заверил старший лейтенант.
Она называла оборонительные объекты и огневые точки и показывала на карте, а лейтенанты советовались между собой. Девушка слышала артиллерийские термины: "дирректация угла", "подготовить репер", "магнитный азимут". И тут же Заруба спрашивал, сколько у них еще снарядов осколочно-фугасных, бризантных, кумулятивных… А дальше Леся уже ничего не слышала. Ее голова склонилась на чью-то руку. Старший лейтенант Заруба уложил ее на свои нары.
Когда она проснулась, в землянке был только Заруба.
- Извините, - виновато улыбнулась Леся. - Мы с Аленкой три ночи не спали.
- Ничего, - успокоил Заруба. - Главное - успели показать огневые точки.
Леся вспомнила, что этот старший лейтенант друг Андрея, какая-то теплая волна разлилась в ее груди, и она вдруг спросила:
- Расскажите о себе.
Старший лейтенант Заруба невесело улыбнулся:
- Что там рассказывать? Окончил Киевское артиллерийское, был на фронте, в окружении. Осенью проходил у родного села и даже не смог заскочить к матери. Еще брат младший есть, торпедистом на подводной лодке служит на Балтике… Когда вышли к своим, полковник Шаблий предлагал идти к вам, партизанам. Но мое место в армии, в артиллерии. Это Семен Кондратьевич понял и согласился со мной. Он сам такой, потому что знает, что значит, когда человек на своем месте, да еще в войну.
- Мы знакомы несколько часов, а мне кажется, я знаю вас давно. Война научила меня разбираться в людях.
- Это потому, что на войне души людские как бы на поверхности. Вот и видишь, чем они начинены: честью или подлостью, - сказал Заруба.
- Теперь знаю, почему вы считаете своими друзьями Андрея, Оленева и Колотуху, почему вас хотел оставить у себя генерал Шаблий.
Усталость брала свое. Леся вновь смежила веки. Еще минута - и она крепко заснула.
Старший лейтенант осторожно вышел из землянки и шепотом сказал командиру огневого взвода:
- У меня прямо сердце сжимается, когда вижу девчат на войне. А сейчас идем поработаем…
Никто не может на войне сравниться с артиллеристами-трудягами. Сколько лишь накануне 19 ноября 1942 года пришлось им перекопать земли, промерзшей на полтора метра, чтобы установить орудия на позициях. Копали только ночью, укрываясь от глаз противника. Не копали, а долбили землю кайлами и ломами, откалывали глыбы, как каменный уголь. А потом привезли пушки. Батарей к началу наступления было столько, что орудия стояли через три метра одно от другого на десятках километров линии фронта. За два часа артиллеристы батареи старшего лейтенанта Зарубы выпустили свыше трех с половиной сотен снарядов. Это был каторжный труд.
Вот и сейчас батарея гаубиц должна ударить по целям, обнаруженным партизанками-разведчицами. И вот так из этих залпов, из тех боев, в которых еще примут участие и танки, и пехота, и авиация, как из многих-многих нитей, сплеталось кружево победы.
- Товарищ старший лейтенант! Вас хочет видеть майор Перкалов! - доложил дежурный боец.
Майор Георгий Перкалов, побратим Шаблия по заставам Дальнего Востока, теперь представлял партизанский штаб на Сталинградском фронте. Узнав, что вернулись его разведчицы, Перкалов сначала посетил Аленку в госпитале, а затем отправился на позицию старшего лейтенанта Зарубы, прихватив буханку хлеба, граммов сто сахару и немного жареной картошки.
На позиции как раз ударили в гильзу. Это был сигнал боевой тревоги. Через считанные секунды прозвучала команда:
- Наводка!.. 35-17… Батарея! Огонь!
Артиллеристы работали с четверть часа, а потом пушки умолкли. Командир батареи Заруба и майор Перкалов вместе пришли в землянку. Леся сидела уже умытая и причесанная.
- Здравствуй, Леся! - поздоровался Перкалов. - Аленка сейчас в санчасти. Плохо у нее с ногой. Как у тебя?
Леся развела руками и показала на Зарубу:
- Вот мой доктор.
- Я привез тебе письма. От матери, еще одно с нашего фронта, - сказал Перкалов, подавая конверт и треугольничек.
- А больше нету? - нетерпеливо спросила Леся.
- Нету, - развел руками майор.
"Обижается Андрей, не хочет писать. А может, рана такая серьезная, что боится сказать о ней? А может…" Она пробежала глазами письмо матери и сказала сама себе:
- Все жалуется, что редко пишу.
Спрятав конверт, развернула треугольник и объяснила Зарубе, стоявшему в задумчивости и не спускавшему с нее глаз:
- Это от нашего пограничника, теперь командира танкового батальона. Из Котельникова.
"Наконец-то!" - сказала про себя Леся, дойдя до строк об Андрее и Колотухе.
"Обоим я написал в госпиталь. Они ответили, что отремонтируют их там на совесть, а чтобы не заржавели, то они едят гусятину, которую раздобывает им через няню наш комбриг, что няню ту Колотуха называет матерью. С таким старшиной, конечно, не пропадешь. Да еще если рядом наш комбриг Гуменной…"
На позиции дежурный артиллерист ударил в гильзу - боевая тревога!
13
Немало воды утекло с тех пор, как Артур Рубен попал вместе с командиром отряда в фашистский плен.
Артура Рубениса, как звали его в лагере военнопленных и тюрьмах, то пытали, то задабривали рюмкой коньяка, особенно накануне разговора с высоким гестаповским начальством. Фашистам необходимо было докопаться до некоторых подробностей деятельности штаба партизан, которым руководил генерал Шаблий, от которого и посылался в тыл к немцам отряд Героя Советского Союза Опенкина и комиссара Рубена.
В этот день Рубена повели к железному крюку, свисавшему с блока. Двое заломили пленному руки назад, связали их. Третий взял крюк. Потом зацепили крюк за узел, которым были связаны руки, и подвесили тело. Артур заскрипел зубами, подавляя боль.
Закурив сигарету, эсэсовец в жилете тихо приговаривал:
- Это ты следователей мог утомить, а нас не удастся! Герр Вассерман далеко, и твой полный и всесильный владыка я!
Он подал знак рукавицей, и палачи с помощью лебедки подняли крюк еще выше.
В камере Рубен тупым взглядом смотрел на котелок, из которого несло гнилой капустой и картофельными очистками. Однако есть что-то нужно, и Артур хлебал теплую бурду.
Он знал, что от его имени и даже с его портретом гестапо заготовило листовку, в которой "бывший партизанский комиссар" якобы раскаивался за свою прошлую связь с партизанами и призывал прекратить бессмысленную борьбу против немцев. Гестаповцы говорили, что эту листовку они еще не сбросили на партизанские леса Украины, Белоруссии, Смоленщины, Ленинградской области и его родной Латвии, надеются, что он все-таки расскажет правду. Но Рубен уверен, что его имя уже проклинают свои люди по обе стороны фронта. Не все, конечно. Генерал Шаблий не поверит немецкой фальшивке. Ну а другие…