Артур тяжело опустился на нары. И представились ему густые еловые леса родной Курземе, ласковые волны Балтийского моря, вставали перед глазами ребята с родной пятой заставы, из партизанского отряда, в котором Рубен дважды был комиссаром…
На следующий день в камеру вместе с дежурным явились два штурмовика и вывели Рубена на плац. Там стоял вахтман Эккариус. К нему приближался Пужай с охапкой прутьев. Он положил их у ног вахтмана и опасливо спросил:
- Мне можно уйти, господин?
- Нет! - бросил Эккариус и стал давать объяснения монотонным голосом: - Это не обыкновенные розги, а из орехового дерева. Ценное дерево. Гордитесь этим, капитан. Розги гибкие, не ломаются, долго служат.
Рубен знал, что служат эти розги долго, потому что вымочены в крови.
- Рассказал бы лучше все о своем проклятом штабе! - вмешался Пужай.
- А что же я могу знать, если уже столько времени в плену? - процедил сквозь зубы Артур.
В это время перед Эккариусом появился запыхавшийся эсэсовец и подал телеграмму.
Эккариус молча прочитал:
"Немедленно доставить в сопровождении усиленного конвоя Рубениса в мое личное распоряжение. Вассерман".
Потом обернулся к пленному:
- Как здорово, что у тебя, капитан, спартанское здоровье. Ты силен, как чемпион Олимпиады в Берлине, которому я аплодировал в тридцать шестом году. Вставай! Сеанс окончен! Ты, капитан, нужен сейчас в другом месте.
Прошла неделя, и Артур Рубен в сопровождении эсэсовцев вошел в хату доктора Мироновича. Кроме хозяина и девушки на кровати, он увидел еще полицейского и штурмбаннфюрера Вассермана. Это было неожиданно. Артур считал, что его перевозят в новую тюрьму, может, даже в Германию. Но чтобы его привели в аккуратную украинскую хату - этого Рубен никак не предвидел. Он сдержанно поздоровался с больной и пожилым мужчиной, стоявшим у кровати.
- Свейке. Здравствуйте.
"Чего от меня хочет этот немец? - думал Рубен, гневными глазами глядя на Вассермана. - Какой еще сюжет выдумал этот живописец смерти?"
Штурмбаннфюрер смотрел на девушку, а рукой показывал на Рубена:
- Этот пограничник заходил к Шаблий?
Девушка не ответила, и Вассерман обратился к пленному:
- Капитан Рубенис… Ты знаешь генерала Шаблия, ты друг Опенкина. Ты должен знать, куда делась сабля тетки генерала!
Только тут Рубен понял, зачем его привезли в это село. О какой-то сабле Андрей рассказывал ему на заставе.
- Раздевайся! - приказал Артуру Вассерман. - До пояса.
Но Артур не сводил взгляда с девушки: бледное, точно мраморное лицо, голова словно в золотой солнечной короне, синие глаза смотрят с печалью, тоскливо. "Сколько же ты выстрадала, бедная! - подумал Артур. - Такая красота - и пытки…"
- Один момент! - выпалил Вассерман. - Вы отрицаете, что встречались, а смотрите друг на друга как старые знакомые.
- Это все легенда, ни с кем я не встречалась, - ответила Таня слабым голосом.
- Капитан Рубенис! Раздеться! - повторил Вассерман приказ.
Артур разделся и грудью повернулся к Вассерману. На его руках были шрамы от ран. Штурмбаннфюрер приказал повернуться спиной к Тане. И между лопатками был рубец, и на плече, да и вся спина в свежих полосах от ореховых розог, в глубоких ранах от крюка Эккариуса.
- Боже милостивый! - не выдержал доктор Миронович. - Сколько ран на теле у человека!..
- Он? Этот пограничник? - свирепым голосом спросил Вассерман у Тани, кивнув на Артура.
- Нет, нет… Никого я не видела у бабушки Софьи!.. Может, в горячке что-то и говорила. Но это все от книг, от писем, от снов. Я правду… - она не договорила, устало откинув голову на край подушки.
- Но вы же посмотрели один на другого, словно уже встречались!
- Я никого не знаю! Не он! Не он! - решительно ответила девушка.
- Не он? - переспросил Вассерман. - Значит, кто-то тут был?
- Господин Вассерман, неужели вы еще не убедились в том, что девушка меня никогда не видела до этого часа?.. Я тут никогда не бывал! - произнес Рубен.
Штурмбаннфюреру очень хотелось, чтобы пленный, с которым ему пришлось столько повозиться, все-таки бывал в этом селе, встречался с Софьей и знал о сабле. Это было бы вознаграждением за его терпение к Рубенису, которого он раздавил бы собственной рукой как воплощение ненавистного духа большевизма, интернационализма, которыми вооружена Красная Армия и даже раненая украинская девчонка, и этот доктор с хитрыми и дерзкими глазами.
Вассерману стало жарко, и он подошел к скамье, на которой стояло ведро с водой.
- В хате тепло, - сказал доктор, глядя на штурмбаннфюрера. - Чугунка маленькая, два совка неперегоревшего шлаку - и пышет как домна в Запорожье.
Но в этих словах Вассерман ощутил что-то подозрительное, вдруг подумал, что вода отравленная, и остановился в нерешительности с кружкой в руке.
- Сюда! - махнул он рукой Мироновичу. - Выпей первым!
Хозяин хаты достал с полки чистую чашку и подал Вассерману, а сам взял у него кружку и набрал воды.
- Господин Вассерман, позвольте мне обработать раны на спине и руках вашего пленного. Я же доктор, а не политик, - вдруг попросил Миронович.
Вассерман выпил воды, обтер губы и ответил:
- Нет! Пока капитан Рубенис не скажет о сабле, никакого лечения! - И к Артуру: - Мы довольно долго создавали вам условия в плену, а результат?
- Важен результат! - ответил Рубен словами Вассермана.
- Так. А ну давай поставим себя на место вашего генерала Шаблия, когда в его руки попадет листовка с показаниями капитана Рубениса.
- Разрешите выпить воды? - спросил после долгой паузы Рубен у своего палача.
Штурмбаннфюрер кивнул головой, Артур пошел к скамье, у которой еще стоял Миронович, и сказал:
- Спасибо, что вы человек! Мне жить, наверно, осталось очень мало, но я рад, что встретил вас и эту девушку.
- Я хотел вам помочь.
- Молчать! Говорите о сабле! Где сабля? - выкрикнул рассвирепевший Вассерман.
Рубен шел медленно. Ему хотелось, чтобы эти несколько шагов превратились в длинные километры, которые преодолеет он без мук, с мыслью, что еще живет на свете и сейчас напьется чистой воды, которая прибавит ему сил, чтобы идти дальше. Куда?.. Снова поведут пытать, снова Эккариус будет применять "зондербехандлюнг". А тут еще угроза, что сбросят с самолета листовки за подписью капитана Рубениса… Что скажут свои, когда прочитают? Поймут ли, что это фальшивка, провокация!
"Провокация! Ложь!" - чуть не выкрикнул Артур и в это мгновение увидел кота, беззаботно гревшегося у чугунки. Артур наклонился и хотел погладить кота, но тот отпрыгнул к Вассерману и стал тереться о его хромовые сапоги с гладенькими голенищами.
- Знает кот, у кого доброе сердце! - заметил доктор Миронович.
Усмехнулся и Вассерман от такой остроты.
- Кот, кети по-латышски, - задумчиво проговорил Артур.
"Живет себе кети!.. А мне жить не хочется. Еще один "зондербехандлюнг" - и я покончу с собой. Перережу себе вены осколком от стекла…" Он выпрямился, и его горький взгляд с угасающими огоньками перехватил Миронович.
- Раны у вашего пленника уже гноятся. Он медленно умирает. Я доктор. Позвольте, господин Вассерман, обработать раны? - еще раз обратился к эсэсовцу Миронович.
- Еще один сюжет картины. Юмористы вы тут все, - с иронией проговорил Вассерман. - У вас черта национального характера - юмор? Так, кажется, писал ваш Гоголь, - и бросил конвоирам: - Отведите пленного!
Конвоиры уткнули стволы автоматов в грудь Артура.
Таня зарыдала, Рубен посмотрел на нее теплым взглядом.
"Нет! Врет этот железный комиссар! - следил за каждым движением Артура штурмбаннфюрер. - Он знает эту девушку!"
14
От гостиницы "Москва" до Тверского бульвара, где в одном из дворов в двухэтажном особняке разместился партизанский штаб, у Шаблия был постоянный, словно пограничная тропа, маршрут. Военные патрули и дежурные милиционеры издали узнавали его по генеральской папахе, высокой фигуре, по быстрому и твердому шагу и даже по скрипу сапог. И поздней ночью, и ранним утром в морозную погоду этот скрип эхом отзывался между громадами серых домов затемненной московской улицы.
Начальник партизанского штаба не злоупотреблял ездой на "эмке", если у него было время. Любил ходить пешком. За двадцать лет службы на государственной границе он, наверное, не один раз "обошел" Землю по экватору.
Уже март, дни весеннего равноденствия. Ночь заметно убавилась. В эти минуты приближался рассвет и угасало яркое звездное небо, очищенное от облаков весенним, свежим ветром. Солнце пойдет на лето. Каким оно будет для Красной Армии? Для партизан? Шаблий знал, что лето сорок третьего будет очень горячим и для партизанских отрядов Украины.
Советские войска прошли от Сталинграда до Лозовой и Павлограда. Но не дальше. Танковые корпуса требуют немедленного переформирования, пополнения, войска сильно устали, тыл армий отстал от передовых частей на сотню километров. На Украине сейчас бездорожье, распутица. Гитлер перебросил из Западной Европы на Украину 23 дивизии, из них - несколько танковых. Командующий группой войск "Юг" генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн уже собрал танковый кулак и начал контрудар на Харьков и Белгород, и эти города он может захватить. Шаблий успокаивал себя: "Это временный успех немцев, тактический успех, но не стратегический. Дальше Белгорода они не пройдут. У нас сейчас больше танков, самолетов, чем у немцев. У нас возмужали, закалились в боях способные и талантливые командующие на фронтах, у нас настоящие полководцы в Генеральном штабе и Ставке".