- Слышу! - крикнул старшина Колотуха. - Дойдем, чего бы это ни стоило!.. Держись, Ваня! Держитесь, ребята. Держитесь!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДОРОГА НА ВОСТОК
1
Над дымным горизонтом нависало солнце. На него и шли. Они вели под руки и несли на носилках своих раненых побратимов. Предвечерние лучи, теплые и добрые, как материнская или девичья рука, ласкали черные от сажи и красные от ожогов лица.
- Стой! Кто идет? - прозвучал сдержанный, совсем не грозный, как всегда бывает в таких случаях, голос.
Навстречу партизанам отряда "Смерть фашизму" вышло несколько человек со звездочками на пилотках, в серых шинелях, на воротничках которых были нашиты черные, малиновые и зеленоватые петлицы. И без пароля, без объяснений красноармейцы поняли, что пришли к ним искать пристанища измученные, до предела обессиленные, голодные, в обгорелой одежде люди, которые вырвались вроде бы с того света.
- Помогите раненым! - сказал своим бойцам майор Сильченко и обратился к старшине Колотухе: - Кто старший?
- Командир отряда убит. За старшего он, - кивнул Максим на Андрея Стоколоса.
- Никто меня старшим не назначал, - ответил Андрей, бросив удивленный взгляд на Колотуху.
- Ситуация назначила, - сказал Максим.
Сильченко заметил четыре треугольничка на петлицах разодранной гимнастерки Максима и заметил, усмехнувшись:
- Впервые встречаю старшину, который считает себя подчиненным рядовому бойцу.
- Да он у нас не простой рядовой. Орденоносец. Да еще и сын полковника Шаблия, потомственный военный. Ему уже давно капитана надо дать.
- Семен Кондратьевич Шаблий твой отец? - удивился Сильченко. - Тогда я знаю тебя. Мы с Семеном встречались еще на Дальнем Востоке. Да и Киев оставляли последними. Вместе были в бою под Борисполем. Потом пришлось расстаться. Полковник поехал в Вовчки. Там собирались подразделения чекистов-пограничников. Ну а потом… Мы узнали про жестокие бои чекистов под Барышевкой. Возможно, кто из них остался жив, тоже в этом лесу.
- И мы из огня вышли, - с грустью ответил Андрей. - Двадцать человек, вместе с ранеными.
- Тяжелые потери, - опустил голову майор, - но и остановить врага невозможно без крови.
- Может быть, немцы и не взяли Киев 10 августа, потому что и мы в тылу сражались, сковывали их силы.
- Правильно понимаешь эту связь между действиями своего отряда и всего фронта, - сказал Сильченко. - Если бы мы все, низшие и высшие командиры, вот так понимали боевую задачу своих подразделений, дела наши были бы получше. В сложной ситуации некоторые командиры иногда теряются, не хотят брать на себя инициативы, а потому и ответственности, и думают лишь о том, как побыстрее присоединиться к главным силам. Хорошо, что ты не из таких.
Майор Сильченко тоже стремился достичь линии фронта, который где-то там, под Харьковом. Но эту далекую цель он объединил с насущной - бить врага, пока есть снаряды и патроны.
- Дальняя дорога вам предстоит, - заметил Колотуха. - А если остаться тут партизанить?
- Можно. Но мы сперва попытаемся прорваться к линии фронта.
- Проклятое окружение! - выругался старшина. - Попали, как кур в ощип!
- Да, но все равно бить фрицев можно! И вырваться можно! - Майор посмотрел на низкое солнце и добавил: - Располагайтесь, товарищи. Раненых проводить к леснику.
Бойцы мылись у родничка. Не только руки, но и лица многих были в ожогах и ранах. Пораженные места нестерпимо болели, когда к ним прикасались пальцы. Но все же умыться чистой холодной водой было приятно, как после тяжелой работы на жнивье. Потом подкреплялись кашей с консервированным мясом.
- Чего призадумался? - обратился Андрей к Оленеву.
- Что-то дом вспомнился, - виновато усмехнулся Иван. - Мама, отец и… лосята.
Лет восемь назад Иван с отцом принесли из леса двух лосят. Они были еще беспомощные - только родились. Лоси подрастали. Потом их стали приучать к упряжке. И своего добились. В селе шутили: "Олени ездят на лосях!" Эту историю Андрей уже знал.
- Ешь, - сказал он. - Помочь?
Иван взял ложку.
- Не нужно обо мне беспокоиться! Не маленький! - обиженно бросил Оленев.
- Как хочешь! - с деланным безразличием сказал Стоколос.
После ужина Оленева и Матвея Кота повели к леснику. Сопровождать их вызвались Стоколос, Колотуха и Галина. Хозяин пригласил всех в избу. Было уже темно. Все хотели как можно быстрее заснуть: усталость валила с ног.
Лесник предложил Гале кровать в горнице. Девушка отказалась:
- Пусть кто-нибудь из раненых там ляжет.
- Тогда идите в кладовую. Есть раскладушка. А вот и рядно. - Лесник подал полосатую дерюгу, которая еще пахла льном.
- А я на полу устроюсь! - сказал Колотуха.
Галя взяла рядно и пошла в кладовую.
Андрей и Оленев улеглись на свежем сене, которым был забит чердак. Стоколос постелил Ивану и себе шинели, положил под головы маленькие подушки, которые им дал лесник.
Сено пахло летом и солнцем. Этот пьянящий духмяный запах сена отогнал сон. Не давали спать и думы. Когда еще встретятся они?.. От этого вопроса Андрею стало тяжко. С мая месяца, когда Андрей пришел на заставу, он с Иваном - не разлей вода. А три месяца войны стоят для обоих десятилетий, хорошо узнали они друг друга, постигли настоящую мужскую дружбу, оба стали взрослее.
- Подлечишься и пойдешь к Наде Калине, - посоветовал Андрей.
- Не знаю, пойду ли к ней. Но и сидеть сложа руки… - Иван грустно улыбнулся. - Руки, говорю… Что бы там ни было, я создам отряд. Оставайся и ты!
- Нет. Пойду с майором Сильченко. Пойду туда, где главный бой. А ты тут жди нас с Надюшей, Галей, дядькой Котом!
- Дожить бы, Андрюха, еще до утра. Потом до вечера. А потом прожить еще неделю, месяц. С полгодика, - оживился Оленев. - Вот именно! Прожить полгода, да не просто, а на фронте, в бою!
- Главное - не падать духом, как наш старшина говорит.
Оба помолчали. Было слышно, как медленно жует жвачку корова.
Андрей посмотрел в полуоткрытое окошко.
И тогда, 21 июня, в последнюю мирную ночь, было звездно. Тогда сердце, казалось, не помещалось в груди, потому что он и Леся сказали друг другу: "Я люблю…" Всегда будет вспоминать Андрей смуглое и одновременно румяное, как пламенеющая роза, лицо Леси, ее улыбку. Будет помнить и Таню, тоже хрупкую, нежную, чем-то похожую на яблоневую ветку (может, потому, что прощались они в начале мая сорок первого года под расцветающей яблоней), не забудет и ее мечту о женихе в красивой форме морского командира или летчика. Может, Таня и шутила, но Андрей поощрял ее выбор. А вот Вадим Перелетный, ее сосед, с какой-то неприязнью говорил: "Какой толк, что закончил военное училище? Пошлют в какую-нибудь дыру и хоть волком вой. Только олухи могут идти после десятого класса в военное училище или вообще в армию. А твой избранник, Таня, Андрей Стоколос, - совсем оригинал. На границе погибли отец и мать. И это ему не пошло впрок. Теперь просится на заставу! Похоже, что у него не хватает шариков в голове. Ладно, пусть послужит, а я тем временем закончу учебу. Потом и ты подрастешь. Я ведь смотрю на тебя как на свою невесту".
Все это Таня пересказала Андрею в тот вечер, когда они прощались. Он представлял, как горели черные с поволокой глаза Вадима, как вздрагивали толстые маслянистые губы, когда он говорил: "Я ведь смотрю на тебя как на свою невесту".
Стоколос и его друзья - Павло Оберемок и Гнат Тернистый знали, что бахвальства Вадиму Перелетному не занимать.
В радиоузле, где ребята собирались вечерами и куда иногда заходил Перелетный, приехав на каникулы, он с гордостью рассказывал, что его однокурсники монтируют телевизор, а ему поручили изготовить телевизионный диск. Однако Перелетный рассказывал таким тоном, будто он сам является изобретателем телевизора.
Пусть хвастается! Может, парень влюблен в свою физику и ему все другое ни к чему. Может, радиотехника - это его призвание, его стихия, его жизнь. Так считали Павло Оберемок и Гнат Тернистый. Но Андрей в словах Вадима чувствовал открытое пренебрежение к ним, тем, кто моложе на шесть-семь лет. Сын погибшего пограничника, хорошо знавший, что такое бой на границе, что такое опасность, он не мог не поражаться и пренебрежению Перелетного к военным. Да за это Андрей не только студенту дал бы затрещину, но и ученому, если бы тот так оскорбил военных, охраняющих Отчизну от врагов.
По этому поводу между Андреем и Перелетным возникали стычки. По этому поводу Вадим говорил ребятам, что Андрей злится из-за Тани, которая, если Перелетный захочет, побежит за ним. Но он пока, мол, не торопится. Еще надо кончить университет, а потом его оставят работать на кафедре, и вот тогда будет устраивать личную жизнь. А таким, как Андрей, суждено идти в армию…
- О чем думаешь? - обратился Оленев к Андрею, чувствуя, что тот замолк неспроста.
- Так, про дом вспомнил… Давай спать, завтра в дорогу.