А ведь еще нет и восьми часов.
Мало-помалу - и гамак остановился, наполовину выкуренная сигарета погасла… Человек уносится в страну снов.
Напрасно обитатели диких лесов на все голоса, кто во что горазд, затевают свою симфонию. Ревуны, выпи, гигантские лягушки, ягуары, олени, кабаны могут реветь, мычать, мяукать, завывать сколько угодно. Ничто не в силах прервать сон - за него, право же, дорого было заплачено!
Сначала все идет хорошо. Но наступает полночь.
Дневная жара сменяется относительной прохладой. Это значит, что столбик термометра опускается на два-три градуса. Такая легкая перемена оказывает на организм спящего своеобразное действие. Он просыпается, выскакивает из гамака и вдыхает ночную свежесть всей грудью. Ведь целый день дыхание его стеснено из-за невыносимой жары и духоты. Затем человек вновь укладывается в гамак, чтобы забыться в сладкой дремоте.
Но не тут-то было. Сон нарушен, и теперь с этим уже ничего не поделаешь. Путешественник проспал уже добрых шесть часов, немного отдохнул, и тело его уже не в состоянии находиться в неподвижности.
Пронзительная какофония лесных голосов, до сих пор неслышная, мешает сомкнуть глаза и вспомнить, что снилось перед тем, как он так неосмотрительно вскочил.
Человек начинает страшно ругаться и судорожно вертеться в гамаке. Зажигает огонь, подносит свечу к часам, и ему начинает казаться, что они не в порядке. Тогда он курит сигарету за сигаретой и все больше нервничает. А часы между тем идут нестерпимо медленно.
Его люди, проснувшиеся по той же самой причине, ходят туда-сюда без всякого толку, ложатся, опять встают, крутятся, стонут, охают, ворчат, ругаются и, наконец, принимаются переговариваться между собой, чтобы скоротать время.
Сам хозяин неотрывно смотрит на огонь, как будто хочет его загипнотизировать, наблюдает за прилетевшими на свет бабочками и летучими мышами. А то производит ревизию звезд на небе или просто считает до тысячи в слабой надежде заснуть.
Так проходит время часов до четырех, а иногда и до наступления дня. Под утро сон наконец сморит людей, но нужно вставать, готовить завтрак, складывать багаж и сворачивать лагерь.
Только закаленный, привыкший к лесной жизни человек без особых трудностей переносит подобные испытания. Лишь его каждую ночь не мучает бессонница, доводящая до исступления.
Но, с другой стороны, ночь здесь длится двенадцать часов! Надо быть законченным сурком, чтобы проспать столько времени.
Вопреки твердому решению дежурить по очереди на лодке и на борту шлюпа, трое европейцев, двое бразильцев и мулат, утомленные тяжелой дневной работой, в конце концов крепко уснули.
Маркиз, Винкельман, Бенто и Рафаэло устроились на шлюпе, стоявшем на якоре. Было решено сменять друг друга каждый час.
Шарль, Хозе и индейцы остались на лодке, которую с помощью каната привязали к шлюпу.
Шарль обещал, что будет дежурить два часа, а затем разбудит Хозе. Но мулат, у которого в глазах все стояла "ведьма"-индианка, был во власти дурных предчувствий и боролся с дремотой.
Капитан старался особенно не надоедать своим компаньонам и решил всю ответственность взять на себя. Несмотря на договоренность, он не хотел спать, чтобы не пропустить опасности.
- Вот увидите, сеньор, - повторял он без конца, - эта старая чертовка - шпионка. Поверьте мне. Все говорит об этом. Помните ее беспокойный взгляд? Она все время что-то вынюхивала. Когда вы с ней разговаривали, у нее глаза воровато бегали. Убежден, что она подавала какие-то знаки нашим людям. К сожалению, не знаю, какие именно. А разве она не спросила вас, чей это шлюп?
- Ну, и о чем же это говорит?
- О том, что, если те, кто ее послал, не причинят зла вам лично, ничто не помешает им разделаться с вашими друзьями и компаньонами.
- В таком случае, наверное, лучше было бы сказать, что шлюп мой?
- Конечно. Если у этой старой карги осталась хоть капля признательности за то, что вы помогли ее ребенку, она, возможно, сумела бы вам помочь. Потому что в душе и в мозгу у нее - если только можно говорить о них применительно к этим дикарям - засело уважение к вам одному. Но это вовсе не помешает ей привести сюда головорезов, которые послали ее шпионить.
- Возможно, вы и правы, - заключил молодой человек, которого неколебимая уверенность мулата тоже начала беспокоить. - Хорошо! Будем внимательны, как будто нам действительно грозит серьезная опасность. Это ведь не малодушие, а осторожность, не так ли? Нас достаточно много, есть оружие, и никто из нас не трус.
С этими словами Шарль и Маркиз заняли свои посты, один на лодке, а другой на шлюпе. Остальные улеглись спать.
Шарль положил в карман своей шерстяной куртки револьвер, прихватил карабин и устроился на носу так, чтобы хорошо видеть все, что происходит по обоим бортам.
Вскоре поднялся легкий ветерок и разогнал тучи комаров, оставивших наконец в покое людей.
Это на первый взгляд приятное обстоятельство могло сыграть дурную шутку. Когда тебя беспрестанно кусают комары и мошки, это, без сомнения, мучительно, однако способствует чуткому сну, не дает забыться и потерять бдительность.
Шарль был не из тех, кто уступает убаюкивающей прохладе ночи, даже если его оставили в покое ненасытные кровопийцы.
Он бодрствовал полтора часа, крепко задумавшись, и, когда уже настала пора покинуть утомительный пост, его внимание привлек легкий всплеск.
Что-то черное, рассекая спокойные воды, медленно двигалось по течению, неслышно приближаясь к лодке.
Предмет находился еще слишком далеко, к тому же было темно. Благодаря свету звезд удалось разглядеть все же, что длина его достигала примерно метров двух, а ширина - тридцати или сорока сантиметров.
Молодой человек всматривался, напрягая глаза, и в конце концов пришел к выводу: "Это, вероятно, кайман вышел на промысел".
Громкий рык подтвердил его догадку.
Кайман, никак не ожидавший встретить здесь шлюп, на мгновение замер, загреб воду лапами, втянул воздух, проплыл вдоль корпуса судна и отправился дальше.
Шарль, испытывавший глубокое отвращение к этим чудовищам, еле удержался от того, чтобы, воспользовавшись случаем, не выстрелить в одного из них. Но зачем же беспокоить друзей? Его антипатия к крокодилам - не совсем серьезная причина для того, чтобы прерывать сон усталых людей.
Едва хищник исчез, как появился второй, а за ним и третий. Они величаво плыли один за другим, как бывает, когда животные спокойны, сознавая, что их много и они сильны.
- Черт возьми! - проговорил Шарль. - Вот и кайманы вышли освежиться. Гляди-ка, какая фамильярность! Или они никогда не встречали лодки, или люди здесь более терпимы, чем на Арагари или Апурема.
Два вновь прибывших крокодила как бы изучали судно, интересуясь его размерами. Потом они медленно подплыли один к другому, словно хотели обменяться впечатлениями, фыркали, вздыхали, барахтались и, наконец, исчезли, не удовлетворив до конца своего любопытства.
Шарль, которого их маневры скорее позабавили, нежели заинтриговали, - тот, кому случалось долгое время быть на посту, знает, что любая мелочь может послужить развлечением, - не без удовольствия отметил, что его время истекло.
Он бесшумно подошел к сеньору Хозе, разбудил его. Тот вздрогнул и пробормотал:
- Как, уже?
- Увы, дорогой друг, уже. Возьмите свой револьвер и карабин. Вы готовы?
- Да, сеньор… да… конечно… Я… я готов.
- Да вы спите на ходу!
- Нет, нет… Я уже открыл глаза. Ничего не произошло, не так ли?
- Ничего! Я только видел трех кайманов. Они покружили вокруг лодки и спокойно убрались восвояси.
- А, кайманы, - протянул капитан. - Они здесь почти ручные… да… Доброй ночи, сеньор.
- Благодарю вас, Хозе. А вам - счастливо подежурить.
Через пять минут Шарль в своем гамаке, а мулат на посту заснули, как по команде.
Никто не знал, сколько прошло времени, когда Шарля внезапно разбудил жалобный крик. Как у всякого человека, привыкшего к путешествиям по лесам, у него был чуткий сон.
Шарль сразу узнал: кричал кайман.
- Снова эти несносные животные, - рассерженно проговорил он. - Могу я хотя бы спокойно поспать? Тысяча чертей! Не поднять ли тревогу, не заставить ли всех взяться за оружие да бабахнуть первого же хищника, который попадется под руку?
Но в этот самый момент ужас, охвативший молодого человека, заставил его забыть о мести.
Лодка не была больше привязана к шлюпу. Она плыла по воле волн, а очертания шлюпа уже терялись в ночной тьме.
В довершение всего ее сопровождал кортеж кайманов, которые следовали один за другим, не удаляясь больше, чем на семь-восемь метров.
Шарль выпрыгнул из гамака, бросился вперед, схватил якорь и швырнул его в реку. Затем он что есть мочи толкнул мулата, спавшего сном праведника.
Якорь зацепился за дно, и лодка остановилась.
Удивленные кайманы - их была уже целая дюжина - тоже замерли, обошли лодку кругом несколько раз, по-прежнему следуя один за другим. Самый дерзкий подплыл ближе, прямо к якорному канату.
Молодой человек в ужасе увидел зловеще блестевшие глаза чудовища.
Вскинуть карабин и дать залп было секундным делом.
Как только раздался выстрел, послышался страшный крик, и эхо разнесло его далеко. Черная масса забилась в воде, задергалась в конвульсиях и исчезла в волнах.
- Что случилось, сеньор? - растерянно спрашивал мулат, оглушенный выстрелом и задыхающийся от порохового дыма.
- А то случилось, что наших кайманов стало вчетверо больше, да к тому же каждый из них превратился в человека на уба.
И, повернувшись в сторону шлюпа, Робен закричал во весь голос: