- Ваша мебель и ваше серебро понемногу вынуты из ящиков, - заметил он. - Поэтому я не думаю, что поступил слишком нескромно, пригласив к вам гостя.
- Гостя... - сказала, немного смутившись, Аннабель.
- Вчера вечером, - продолжал иезуит, - вы, лейтенант Рэтледж, обнаружили некоторый скептицизм в вопросе о победе, которую я мог бы одержать в спорах о вечных моральных истинах с ученым вашей веры.
Лейтенант только ворочал удивленными глазами.
- Теперь вы будете удовлетворены в этом отношении. Завтра за завтраком вы увидите меня в споре с досточтимым Гуинеттом, священником американской армии.
- С досточтимым Гуинеттом... - пробормотал заранее смущенный Рэтледж.
- Его-то я и пригласил, - торжествуя сказал отец д’Экзиль.
Аннабель взглянула на них обоих и затем сказала просто:
- Вы хорошо сделали.
По воскресеньям завтрак подавался у Ригдона Пратта не раньше половины второго. Пастора не ждали, да и сам он не предполагал, чтобы его могли ждать.
Он позвонил. Ему отперли. Его провожатым был маленький мальчик лет десяти. Они шли вместе по ивовой аллее. Сквозь опущенные ветви виден был огород, овощные грядки, разбитые по веревке, содержащиеся в образцовом порядке.
Перед дверью стоял какой-то человек с короткой трубкой в зубах, руки в карманах. Ему могло быть лет шестьдесят; он был худ, сух, загорел дочерна; губы у него были бритые и вокруг щек ожерельем лежала белая борода.
Он и пастор поклонились друг другу. Пожав друг другу руку, они констатировали, что оба принадлежат к шотландской масонской ложе.
- Well, - произнес старик. - Брат масон. Досточтимый Джемини Гуинетт, не так ли?
- Он самый, - ответил пастор. - А предо мною, без сомнения, уважаемый Ригдон Пратт?
- Он самый, - сказал мормон.
И он затянулся из своей трубки.
- Прекрасное имя Джемини. Книга Судей. Часть вторая. Стихи 14 и 15: "И повиновались дети Израиля Эглону, царю Моабскому, в течение восемнадцати лет; после этого обратились они к Господу, который воздвиг им пастыря по имени Аод, сына Гера, сына Джемини, который обеими руками работал, как правою рукою".
Он раскатисто рассмеялся.
- Well, - дорогой мой господин Гуинетт, вы тоже обоими руками работаете, как правой рукою?
- Сударь, - сказал немного сбитый с толку Гуинетт, - благоволите ознакомиться с этим.
И он вытащил из "Прощания Адольфа Моно" желтый листок.
- Знаю, знаю, - сказал, отталкивая бумагу, Пратт. - Я сам подписал ее. Можете себе представить, что я ее знаю. Пожалуйста, Нефтали, сделай мне удовольствие, убирайся отсюда и ступай на свой пост. Я отсюда вижу, как корова направляется к нам в капусту.
Мальчишка убежал.
- Вы находитесь здесь у крестьян, сударь, или, правильнее, мой брат. Позвольте мне так называть вас, как мне дает на это право рукопожатие, которым мы обменялись. Вы находитесь у бедных крестьян. Вы курите?
- Никогда в жизни, - ответил Гуинетт, отталкивая протянутый ему кисет с табаком.
- Повторяю: у очень бедных крестьян. Но у людей с сердцем. Ваша комната готова, а также ваше место за нашим скромным столом. Если в один прекрасный день вы будете иметь доступ к президенту Бьюкенену, вам не придется жаловаться ему на гостеприимство Ригдона Пратта.
Он сложил руки в виде рупора.
- Сара! - позвал он.
В доме ничто не шевельнулось.
- Чертова девка! - пробурчал епископ. - Ее никогда нет там, где она должна быть. Простите ее, брат мой. Молодость. Ноэми! Ноэми! Подите, пожалуйста, на минуту сюда.
Маленькая пугливая женщина в черном тотчас же вынырнула на пороге двери.
- Миссис Пратт номер третий, - представил ее епископ. - Сделайте мне удовольствие, дорогая Ноэми, проводите господина пастора в приготовленную для него комнату. Через час мы будем есть, брат мой. Ведь решено, что вы завтракаете с нами?
- Благодарю вас, - сказал Гуинетт.
Дом не был роскошно отделан, но велик, хорошо проветриваем и содержался поразительно чисто. Комната пастора выходила на луга, покато спускавшиеся к Иордану. Под окнами спокойно паслись красивые коровы.
Миссис Пратт номер третий показала ему шкаф, полный надушенных полевыми травами белых простынь, салфеток; показала рукомойник и чернильницу на столике на одной ножке. Потом она осторожно открыла маленький, скрытый в стене, шкаф. Там на фаянсовом подносе виднелась бутылка, прикрытая стаканом.
- Виски, - шепнула она.
И заперла шкафчик.
"Какая дура! - подумал Гуинетт. - Я сам все это нашел бы... А! вот мой чемодан".
Миссис Пратт помогла ему вынуть оттуда его скромный багаж: несколько книг, немного белья и черный парадный сюртук. Потом она покинула его.
Оставшись один, Гуинетт более подробно исследовал местность. Приятен был вид огромной кровати посреди комнаты. Она, как и окно, была затянута ситцевыми в красных цветочках занавесками. Запах свежего, высушенного на солнце сена проникал в комнату.
На стене висел портрет Иосифа Смита в форме генерала милиции в Науву. На этажерке лежало несколько нравоучительных книг, английский перевод песен Беранже, затем "Путешествие в Икарию" Кабе.
Выпив полстакана виски, пастор быстро привел себя в порядок, пригладил роскошные черные кудри, о которых он, казалось, особенно заботился. Затем придвинул к столику у окна большое кресло и сел, держа перед собою на столе раскрытым "Прощание Адольфа Моно".
Скоро в дверь постучали. Это снова была миссис Пратт номер три.
Он последовал за ней в первый этаж, в столовую.
На пороге он остановился и отвесил поклон.
- Приблизьтесь, брат мой, - закричал ему Ригдон Пратт, уже сидевший в кресле, в виде кафедры, у конца огромного стола. - Вот ваше место, против меня, вон там. Позвольте представить вам мою маленькую семью. Наш гость, досточтимый Джемини Гуинетт.
И он начал называть, указывая одного за другим, всех сидевших за столом.
- Миссис Пратт номер второй, Гертруда; миссис Пратт номер третий, Ноэми, которую вы уже знаете; миссис Пратт номер пятый, Миранда. Очень прошу простить миссис Пратт номер четвертый и миссис Пратт номер шестой, они в детской присматривают за малютками: к столу у нас допускаются дети, только начиная с восьми лет. Очень сожалею также, что не могу представить вам миссис Пратт номер первый - Господь в прошлом году призвал ее к себе. Она смотрит на нас с высоты. А вот моя дочь, мое старшее дитя, Сара Пратт. На нее возложена обязанность следить, чтобы у вас было все, что нужно. Сара, дочь моя, поздоровайся.
Сара поклонилась, не подымая глаз.
- Не представляю вам остальных, - сказал Ригдон Пратт. - Вы видите, их четырнадцать, начиная с Абимелека, которому семнадцать лет и которого мы скоро женим на одной из дочерей Брайама Юнга, до Сусанны, которой недавно минуло восемь лет. Четырнадцать, не считая, конечно, Сары. Но Сара - дама. Она занимает здесь место своей покойной матери. Уже дама. Да, ну же улыбнись, Сара!
Сара не шевельнулась. Она даже подчеркнула свой угрюмый вид.
"Ну, - подумал пастор, не перестававший украдкой разглядывать ее, - девица эта живет, по-видимому, своей головою и, вероятно, как хочет, вертит этой старой скотиной, Ригдоном Праттом".
Патриарх продолжал свое перечисление.
- Не хватает шестерых маленьких, которым еще нет восьми лет от роду, как я имел уже честь доложить вам. Потом нет еще десятерых старших, которые уже вылетели из гнезда. Один из них лейтенант в федеральной армии. Другой в Париже, секретарем у господина Эдгара Кине, бывшего народного представителя. Остальные пристроились в окрестностях Соленого Озера.
Миссис Пратт номер два поставила на стол огромное блюдо, на котором было рагу из бобов с ветчиной.
- Первое блюдо, - сказал Ригдон Пратт. - Второе блюдо - форель из озера Ута. И все. Ах! Это потому, видите ли, что вы здесь у бедных крестьян. Вам нельзя будет капризничать.
- Я не привык капризничать, - сухо ответил пастор.
- И вина, конечно, нет, - прибавил епископ. - Ни вина, ни алкоголя. Как прекрасно сказал Джозеф Смит: "Крепкие напитки и ликеры не для брюха..." Миранда, - сказал он, обращаясь к миссис Пратт номер пятый, - следите, пожалуйста, за Урием. Он только что уронил кусочек рагу на свои воскресные штанишки. Должен также с сожалением констатировать, что у Вооза нет салфетки. И подумать, - сказал он, подымая руки к небу, - что нам в вину ставят многоженство. Я беру вас в свидетели, брат мой: вот у меня пять жен, а все ли у меня идет как следует?
- Вопрос не в том, - сказал Гуинетт.
- Да, - продолжал епископ, - подумать только, что всюду: в Вашингтоне, в Сан-Луи, в Индианаполисе - всюду нас обвиняют, что мы ведем роскошную и развратную жизнь, жизнь фарисеев и саддукеев. А вот вы, брат мой, можете констатировать: бедные, очень бедные люди. И еще сегодня - воскресенье. А вот завтра к завтраку, предупреждаю вас, будет только одно блюдо. По крайней мере, если вы захотите...
- Повторяю вам, не беспокойтесь обо мне, - сказал, выведенный из терпения, Гуинетт. - Вы мне напомнили, впрочем, что завтра я не буду иметь чести присутствовать у вас за завтраком. Я получил приглашение.
- А! - сказал мормон. - Вы, без сомнения, приглашены к его превосходительству губернатору Каммингу?
- Нет, - ответил Гуинетт. - Я приглашен к миссис Ли. Вы, может быть, знаете ее?
Так как в разговоре он не терял из виду Сары, он уловил еле заметное дрожание век молодой девушки.
"Эге, - подумал он, - кажется, я нашел средство привлечь ее внимание".
Он повторил.
- Вы знаете миссис Ли?