***
На другое утро, после обедни, вся немногочисленная братия высыпала к воротам проводить Марка.
Вместо рясы стройный стан его охватывала коричневая лосиная куртка; на ногах были такие же штаны до колен, желтые чулки и грубые башмаки, за спиной находилась маленькая котомка с бельем и хлебом; поверх нее была привязана лютня. На левом боку, на коротком ремешке у пояса висел нож; в руке Марк держал толстую дубинку.
Юноша благословился у настоятеля, львоподобного крупного и совсем седого мужчины, расцеловался с немногочисленной братией, поклонился в землю ей и монастырю и зашагал вниз по крутой, каменистой дороге. На повороте он оглянулся: на синем небе четко рисовалась стена и кучка монахов; они махали в знак привета руками.
Марк снял колпак с воткнутым в него орлиным пером, высоко поднял его и скрылся за деревьями.
Не успел он сделать и трехсот шагов, позади раздался крик; он обернулся и увидал о. Петра, с палкой в руке выбиравшегося на дорогу откуда–то сбоку из чащи.
- Стой, стой!! - хрипло вопил о. Петр, изо всех сил ковыляя по торчавшим повсюду камням.
Марк двинулся ему навстречу.
- Что, о. Петр? - спросил он и вспомнил, что при прощанье у ворот о. Петра не было.
Старик, тяжело дыша, остановился, оглянулся назад, полез в карман рясы и вытащил какой–то холщовой мешочек в кулак размером.
- На вот!.. - едва выговорил и сунул мешочек Марку.
Тот принял его.
- Что это?.. Деньги?! - с недоумением спросил он, почувствовав монеты. - Зачем вы даете их мне?
- Бери, бери!.. - там увидишь, зачем!..
- Не нужно, о. Петр! Я сам заработаю!..
- Черта ты заработаешь!!.. так вот и ждут тебя с работой везде!.. - с сердцем воскликнул привратник. - Бери, говорю! Там тебе не монастырь - даром ничего не дадут! А мне на что они?
Марк стоял, не зная, что делать.
О. Петр стукнул палкой и Марк поспешил опустить деньги в карман.
- Спасибо, милый о. Петр!.. - покраснев как заря, сказал он. - И за все, за все, что вы сделали для меня - спасибо! - Слова эти вырвались у Марка от всей души.
Старик быстро отвернулся.
- С Богом!.. - буркнул он и заковылял обратно.
- Эй, Марк?.. - окликнул он через минуту. - Помни, до перекрестка доберешься - на небо глянь: куда птицы лететь будут - туда и путь держи!
- Помню, о. Петр!.. - отозвался Марк.
Еще раз он окинул взглядом родные места и пустился дальше: грусть дымкой окутала его сердце. Он не приметил, что скрывшийся о. Петр спрятался в кустах у изгиба дороги и крестил его и его путь широким крестом.
ГЛАВА IV
Дорога сбежала с горы, превратилась в тропу и углубилась в тенистый лес. Свежесть и сырость охватили Марка.
Душа трепетала от счастья и чувства безграничной свободы. Казалось, стоит захотеть, поднять руки и он взмоет над миром вместе с орлами, парившими над утесами.
Пели птицы. Марк умел подражать многим из них и пробовал вторить им, но скоро оборвался - безотчетная клокотавшая в крови радость перехватывала горло. Он шел, останавливался, оглядывался, сам не замечая того, размахивал руками, иногда аукал и с блестящими глазами слушал загадочные отзывы эхо.
Часа через четыре впереди завиделся высокий, совсем почернелый дубовый крест: он стоял на границе монастырской земли; дальше начинался уже "мир".
Марк, ни разу еще не переступавший его заповедных пределов, повергся ниц перед крестом, прося благословения на дальнейший путь; теплый дух земли овеял его.
Влево и вправо изгибалась и пропадала среди могучих стволов деревьев другая тропа - несколько более торная. На чистом небе не виднелось ни точки. Марк призадумался, не зная, куда направиться, и присел около креста. Знамения все не было. Прошло с четверть часа и терпеливо ждавший Марк увидал трех воронов, низко летевших над лесом справа налево.
Марк встал, перекрестился и бодро зашагал вслед им по направлению к югу.
- Почему же воронов три? - думал он, глядя на все уменьшавшихся вещих птиц.
Скоро он почувствовал голод и свернул на поляну; вся она, как алой росой, была обрызнута спелой земляникой. Марк подсел к одной, совсем красной от ягод кочке, достал из котомки ломоть хлеба и принялся за обед.
Не успел он сесть и пары горстей земляники - неподалеку, в стороне между колоннами стволов, мелькнуло что- то большое и черное. Марк припал к кочке и замер: то, что он принял было за нечистую силу, оказалось угольщиком, ведшим серого ослика, почти не видного под огромными мешками. Прохожий скрылся. Марк докончил свой обед и пустился дальше.
Лес уже завечерел и затих, когда тропа вывела на зеленый косогор; за ним открылся глубокий обрыв; на широком песчаном русле, усеянном крупными камнями, словно голубая сеть, разбросалась река, разбившаяся на множество ручейков и протоков. За нею верст на пять зеленел луг, покрытый островами кустарников; даль замыкала густая синь сплошных лесов, всходивших по амфитеатру гор до полнеба.
Время было думать о пристанище для ночлега, но, как ни оглядывался Марк - ни хижины, ни дымка не примечалось.
Он спустился к быстро несшейся воде, разделся и выкупался в яме между камнями, затем забрал в охапку вещи и перешел вброд на другой берег; кристальная вода приятно обтекала ноги; глубина ее нигде не превышала аршина.
Уже совсем сгустились сумерки, а жилье не показывалось; над изгибом реки задымился туман; платье и волосы Марка отсырели.
Идти дальше было опасно: наступало время появления виллис - духов невест, умерших до свадьбы. Они выходят в подвенечных платьях из могил и собираются на глухих дорогах, где ждут появления прохожих, чтобы затанцевать их до смерти при свете месяца.
Марк свернул вправо, дальше от тумана и принялся высматривать хоть какое–нибудь прибежище: ночевать на открытом месте было бы холодно.
Скоро между наваленными друг на друга каменными глыбами завиделась как бы громада–раковина, полуоткрывшая створки; Марк нагнулся и заглянул в нее: перед ним была небольшая пещера.
Марк убедился, что ни волка, ни барсука в ней нет, вполз в нее на коленях и принялся устраиваться на ночь.
Прежде всего он развязал мешок, достал освященную перед Мадонной свечу и, шепча молитву и заклинания от злых духов, провел черту у входа, затем закрестил его и все углы и уже со спокойным сердцем улегся на песке.
В пещере было тепло. Марк воткнул около себя на всякий случай нож, вытянулся в мягкой ложбине и только тогда ощутил усталость. Глаза его стали смыкаться.
Ночью почудились близкие, яростные и злобные крики. Марк вскинулся, сел и, крестясь, стал прислушиваться.
Стояла полнейшая тишина; белыми змеями беззвучно шевелился и подбирался туман; выше его, на черном небе далекими искрами мерцали звезды… Марк упал обратно на свое место и уснул мгновенно.
Пробудился он на заре и выбрался наружу. Было свежо; скалы, листва деревьев, трава - все крутом было мокро от росы. Марк умылся, сбирая ее целыми пригоршнями и, поглядывая по сторонам, пустился дальше.
Начиналась перекличка птиц. Румянец окрасил вершины гор, но ущелье долго наполняли тень и сырость; лучи, наконец, заглянули и в него; сделалось теплей, загомонили птичьи голоса; тетерева и куропатки стаями взлетали из под ног Марка; зайцы то и дело бросались в стороны, закинув на спину уши и оставляя за собой черно–зеленый след на траве.
Марк отломил горбушку хлеба, позавтракал на ходу и запел псалом; глубина леса завторила ему.
На одном из поворотов он оборвал пение и задержал шаг: под кустом орешника сидела сгорбленная, седая старуха; около нее лежала вязанка сухих сучьев. Первая мысль Марка была, что перед ним ведьма, но, вглядевшись пристальней, он ничего страшного в ней не приметил.
- Здравствуйте, бабушка?.. - произнес он, приподняв колпак.
- Здравствуй!.. - отозвалась старуха и светлые глаза ее с воспаленными веками без ресниц осмотрели пришельца. - Куда Господь несет?
- В город…
- В Вассербург?
- Да!.. - наугад ответил Марк.
- Так тебе напересек ближе взять, вот сюда, горой!.. - Она указала рукой на кручу за своей спиной. - Низом вдвое дальше!.. Подмастерье, что ли?
- Да… по живописному делу…
- А!.. - в голосе старухи послышалось уважение. - Это хорошо!.. с хлебом, значит, всегда ходишь! А мы дичиной живем, угольями!.. - старуха вздохнула. - Трудная наша жизнь в лесу. Смел ты, молодец, очень: песни поешь! - остерегайся, смотри!
- Чего?
- Всего, сынок, всего!.. за всяким деревом человек может быть… человека пуще всего бойся!
- Да что с меня взять?.. - отозвался Марк. - Весь я тут, ничего у меня нет!
- Самого заберут! Замок баронский на горе скоро увидишь: стороной его, сынок, огибай - дозорные бы тебя не приметили! Кого ни встретишь - в кусты ныряй - надежнее!.. Захватят - век от них не вырвешься! - У нас так!
- А скоро он будет?
- К полудню верхней тропой доберешься. А до Вас- сербурга от него два дня пути. Там дорога пойдет уже ез- женная, все влево шагай по ней, никуда не сворачивай!
Марк поблагодарил, простился и стал взбираться по камням, будто по лестнице; скоро он попал на тропу и, когда оглянулся - ни старухи, ни дорожки внизу видно не было - все залилось сплошным морем листвы.
Задолго до полудня, за одним из поворотов он завидел вдали красную корону, стоявшую на обнаженном, скалистом уступе горы: то был замок.