- Сразу, как и Владимир Дмитриевич покойный! - ответил Шилин.
- Но отчего? Ссорились они со Степаном Владимировичем, кричали?
- Нет, не слыхать про это было… ничего не сказывали люди!
- Смотрите!… - с легким испугом произнесла вдруг Леня. - Зарево как будто над Рязанью?!
- Оно и есть… - равнодушно ответил Шилин, глядя на зловещее пятно, что лужа крови, проступившее на черном, беззвездном небе. - Пожар где-то!
- Скажите, кто вам дал мою вольную? - спросила через некоторое время Леня.
- Барин покойный…
Шилин, слышалось, был озабочен и все поглядывал на зарево.
Леня схватила его за руку.
- Владимир Дмитриевич?! - вскрикнула она. - Почему же вы так долго не отдавали ее мне?
- Виноват, недосуг все было заехать к вам. Не к спеху, думал, вам!
- Не к спеху?! - воскликнула Леня. Укор и грусть были в ее голосе. - Но куда же вы везете меня? Зачем? - словно только что опомнившись и сознав, что делает, спросила она. - Пустите меня: я к Степану Владимировичу не поеду!
- Знаю-с… Не к нему и везу вас!
- Куда же? Кто прислал вас? - Беспокойство Лени все возрастало.
- Посылать никто не посылал, а сказывали Альварец с Роландом, что между вами и господином Пентауровым вышло, я и поторопился за вами съездить…
- Альварец?… Роланд?… Господи, брежу я, кажется?!
- Ничего не бредите - самая явь теперь начинается. Вольная у вас в кармане, господину Пентаурову вас не достать, живи - не тужи, одно слово!
- Так это они подумали обо мне? Милые… и вы добрый!
- Что за добрый? Живых людей не ем, только и доброты моей! А вас пока что у себя устрою: домик у меня есть в Рязани, а как оглядитесь - ваша воля, мчите по белу свету, куда вздумаете!
- Спасибо вам!… - от души вырвалось у Лени. Самые разноречивые чувства переполняли ее: и радость нежданного счастья, и горе по близкому человеку, и признательность к позаботившимся о ней людям… Слезы неудержимо текли по лицу ее.
Зарево понемногу ослабевало, но все еще держалось на небе и, когда пара взмыленных коньков Шилина остановилась у Московской заставы, он спросил у вышедшего из домика инвалида:
- Где это горит, Иван Семеныч?
- А кто ж его знает? - зевая, ответил тот. - Горит и горит… Каждый день, почитай, горит - на все не насмотришься! И что это ты, Смарагд Захарыч, по ночам ездить вдруг стал? - добавил он, открывая и пуская вверх шлагбаум. - Да ты с девкою? Ай да лю-лю! - инвалид свистнул.
Бричка заныряла по рытвинам и выбоинам, и скоро колеса ее загремели по Большой улице; дальний конец ее был ярко освещен, там словно стоял день; виднелась теснившаяся толпа народа, слышались возгласы, шум и треск горящего дерева.
- Это наш, то есть пентауровский дом горит?! - вскрикнула Леня.
Она угадала: когда они подъехали к месту пожара, дома уже не существовало; вместо него по истоптанному цветнику и обширному двору бегали люди, грудами высились столы, стулья и всякая утварь, какую успели спасти и вынести.
- Не слыхали - с чего пожар приключился? - обратился Шилин к ближайшей кучке людей.
- Кто их знает… - отозвался пожилой человек, купец по виду. - Сказывают, будто покойница, старая барыня, свечку с огнем оставила в барском кабинете…
- А умерла она где? - спросила Леня.
- В колидоре около него и померла! Пока занялись ей, то да се, все и заполыхало!
- Долго ли заполыхать? - поддержал другой. - Деревянное все!…
- От Бога не уйдешь! - проговорил Шилин и, поглядев еще немного на происходившее, повернул лошадей на Левицкую и оттуда к своему домику, где уже давно его и гостью ожидала Мавра.
События в Рязани развернулись следующим чередом.
Степан Владимирович сидел у себя в кабинете и от нечего делать пересыпал серебряные рубли из горсти в ящик, любуясь их видом и звоном, когда принесшийся во весь дух Ванька постучался к нему в запертую дверь и прокричал, что приехала Людмила Марковна.
Пентауров сморщился, быстро задвинул и запер ящик стола и с минуту колебался - идти ли ему навстречу или не идти? У бабушки, как он подозревал, должны были водиться деньги, и поэтому ссориться с нею ему не хотелось.
- Но если Ленька сказала? Ну что ж? Он пошутил, он барин, он вправе побалагурить!… - Он отпер дверь, снова запер ее за собой и, изобразив радость на лице, поспешил в гостиную, куда прошла Людмила Марковна.
- Бабинька, милая, как я рад вас видеть?! - заговорил он, входя в гостиную. - Я сам собирался сегодня проведать вас… Скушать чего-нибудь не хотите ли? Ей! - крикнул он, хлопнув в ладоши, но старуха остановила его.
- Не таранти, не хочу!… - сказала она, и по тону ее Степан Владимирович понял, что Леня ничего не передала ей. Это его окрылило.
- Поговорить с тобой приехала… - продолжала Людмила Марковна; она взглянула на сидевшую неподалеку свою спутницу и не успела еще указать ей головою на дверь, как та вскочила и, приговаривая: "Понимаю, матушка, все понимаю!…", ручейком потекла вон и оставила их вдвоем.
- Сядь… Не шмыгай перед глазами! - приказала Пентаурова.
Степан Владимирович повиновался, плюхнулся в кресло и закинул ногу на ногу.
- Ты дворянин или жулик? - спросила она, вперив в него темные глаза свои.
Степан Владимирович даже поперхнулся от такого вопроса и задранная вверх нога очутилась, где ей и следовало быть, - на полу.
- Бабинька, что за вопрос?! Разумеется, я дворянин!
- По-дворянски тогда ответ давай: где вольная?
- Уверяю вас, не знаю! Нету ее, нигде нету. Леня же сама смотрела! Отец, значит, ее вынул!
Пентаурова отрицательно качнула головой.
- Вынул ты! Зачем?
- Вы меня, бабинька, оскорбляете? - Степан Владимирович встал и раздул щеки с видом негодования. - На что мне ее вольная?!
Старуха с трудом высвободила из кармана толстую пачку серых сторублевых бумажек.
- Вот! - проговорила она. - Это цена ее вольной. И если завтра у меня ее не будет - Богом клянусь, - гроша медного не увидишь после меня!
Вид денег заставил разгореться глаза Степана Владимировича, но желание отомстить как следует одержало верх над жадностью.
Он сообразил, что нужно лишь как-нибудь протянуть время, и тогда не уйдут от него ни деньги, ни Леня.
- Бабинька, я в деньгах не нуждаюсь! - напыщенно ответил он. - Но раз вы мне не верите - вот вам ключ от кабинета, это от письменного стола. - Он достал из кармана один за другим два ключа и протянул ей. - Пожалуйста, осмотрите все сами…
Он был убежден, что старуха оттолкнет его руку, но она молча взяла ключи. Он несколько опешил и не без легкого беспокойства за свой ящик следил, как она опустила их в карман.
- Не пойму: разиня ты или… не Пентауров? - проговорила она. - Устала! Отдохнуть хочу!… - добавила она, протягивая руку внуку; тот подскочил, помог ей подняться и, бережно поддерживая, повел в ее спальную, где уже давно под надзором Марьи Ивановны хлопотала горничная, проветривавшая нежилую комнату и смахивавшая с туалета из карельской березы и такой же мебели накопившуюся пыль.
Спальная Людмилы Марковны находилась рядом с кабинетом, но старуха чувствовала себя такой разбитой, что не вышла и к обеду, и дважды являвшийся проведать ее Степан Владимирович к великому своему удовольствию дважды же выслушал у дверей шепот приживалки:
- Оченно слабы, лежат и не выйдут!
Не вышла она и вечером, и Степан Владимирович, проведав опять бабушку, отправился спать, полный радужных надежд на близкое пополнение своего ящика серыми бумажками.
- Не сопи так, дуралей! - весело заметил он Ваньке, стаскивавшему с него сапоги. - И отчего у тебя нос такой: в рот к тебе через него заглянуть можно?
- Не могу знать-с… - ухмыляясь, ответил Ванька. - Такой он уж у меня откровенный-с!…
Степан Владимирович захохотал.
- Нет, ты чучело! - сказал он. - Теперь скоро раздевать меня будет кто-нибудь получше тебя!
- Кто же-с?
- А потом - марш в коровник! - свирепо воскликнул Пенгауров, хлопнув ладонью по постели.
Ванька от испуга выронил из рук чулок, только что снятый с барской ноги.
- За что же-с? Помилуйте?! - пролепетал он.
- Да не тебе я, дурак, говорю. Я сам с собой разговариваю!
Ванька подоткнул одеяло под спину барину, взял платье на руку и собрался уходить.
- А перекрестить забыл, ослятина? - лениво, полусонно произнес Степан Владимирович.
Ванька выполнил и эту обязанность и на носках вышел из спальной.
Сон охватил весь дом.
Ночью Людмила Марковна проснулась: ей показалось, что рядом, в кабинете, хрустнуло оконное стекло. Она приподняла голову и услыхала явственный шорох: значит, хруст ей не померещился.
Она хотела окликнуть храпевшую на полу приживалку, но вдруг села и опустила босые ноги на коврик: ей пришла в голову мысль, что это Степан влез из парка в окно, чтобы забрать из кабинета где-то запрятанную там вольную.
С неизвестно откуда взявшимися силами Людмила Марковна встала, быстро накинула на себя капот, тихо отворила дверь и вышла в черную, что уголь, тьму коридора.
В замочное отверстие двери кабинета виднелся свет. Затаив дыхание, старуха беззвучно вставила ключ, замок громко щелкнул среди тишины, и она распахнула дверь.
В кабинете на этажерке горел свечной огарок; около нее, перебирая книги, стояла какая-то фигура вся в белом. На звук замка она оглянулась, свет упал на лицо ее, и Людмила Марковна увидала перед собой покойного Владимира Дмитриевича.
Она судорожно вытянула вперед обе руки, как бы обороняясь от видения, попятилась назад, захлопнула дверь и тут же повалилась около нее.