- Ванька-дурак: и сам попадется, и других подведет, нечего и пустяков зря городить! Никто в петлю за чужое дело не полезет! - возразил Шилин.
- А ясное дило: умный вы чоловик, Смарагд Захарович! - поддержал Белявка.
Разговор перешел на горе остальных актеров, надеявшихся, что новый барин подпишет их вольную; компания всласть поругала Пентаурова и разошлась.
Мавра убрала со стола, и Шилин собрался ложиться спать, как вдруг послышался стук во входную дверь. Шилин пошел отворить и увидал Стратилата и Агафона.
- Мы к тебе воротились, Смарагд Захарович! - вполголоса молвил, входя и оглядываясь, Стратилат. - Наедине с тобой побалакать хотим.
- Ну-ну, что такое приспичило?
- Приспичило все то же: пособить надо Леониде Николаевне. Ведь это подумать надо, что в душе у нее теперь творится, а?!
- Что говорить! - отозвался хозяин.
- Порешили мы сейчас с Агашей на себя дело взять!
- Ну?
- И не откладывать: ведь найдет на этого обалдуя стих - изорвет отпускную и концы в воду!
- Верно.
- Петля тогда ей! - подхватил Стратилат. - Посоветуй, как быть?
Шилин поглядел на обоих вернувшихся.
- Умны, ребята, что не при всех спрашиваете! Что ни задумал - в одиночку либо много что вдвоем делай - тогда толк будет!
- Без Ваньки не обойтись… - заметил Стратилат.
- Ни-ни, сохрани Боже!…
- Как же тогда? В окно разве влезть? В парк оно выходит… Стекло выдавить - пустяк… - продолжал делиться своими мыслями Стратилат. - Бумажку с медом приложить - оно и не звякнет!
- Я напорешься на него, тогда что? У него ведь - слыхал - все деньги в кабинете запрятаны: должно быть, вокруг него так и ходит!
- Убегу. Я на ногу легок!
- Признают в лицо - не спасут и ноги!… - Шилин задумался. - А ты вот что… ты ведь актер? - он усмехнулся.
- Актер.
- Загримируйся ты под покойника - если и наткнется кто на тебя - убежит сломя голову!
- А верно?! - воскликнул Стратилат. - Платье только вот как раздобыть ихнее?… Ну, на денек у Ваньки выпрошу!
- Брось ты своего Ваньку! - ответил Шилин. - Пропадешь с ним. Возьмешь одну вольную, а наплетут, что и миллион пентауровский с ней захватил! Простыню тебе дам - в нее и завернись, как в саван!
- Идет! - Стратилат от избытка радости треснул по плечу Агафона. - Так что ли, Агаша?
- Так… - отозвалась октава. Лицо его было довольно и улыбалось.
- В саду караулить, что ль, будешь? - спросил его хозяин.
- В саду… подсадить его придется!… - ответил Агафон.
- Смотри, братцы, завтра днем в тех местах чтоб вас и не видели: не в примету чтоб было! А дело сделаете - ты, Агафон, прямо в постель ныряй, а ты, Стратилат, ко мне с бумагой беги - вымоешься здесь и тогда к себе, спать до утра, чтоб все вас обоих видели!
На том и порешили.
- Спасибо тебе, Смарагд Захарыч! - произнес, прощаясь, Стратилат. - Душевный ты человек, выходит!
- Знать ничего не знаю, и не видал вас, и не слыхал ничего! - не то шутливо, не то серьезно ответил Шилин, провожая их к двери. - Идите себе с Богом!
Весь следующий день Людмила Марковна поджидала приезда внука и несколько раз посылала приживалок посмотреть, кто подъехал к крыльцу: но двор был пустынен; звонки и стук экипажа ей только чудились. Ночь она провела беспокойно и забылась только после рассвета. Часов в десять утра она проснулась и, как только ее одели, потребовала к себе Леню.
- Не прислал? - был первый вопрос Людмилы Марковны, когда она увидала девушку.
- Нет.
- Подлость есть тут какая-то, чувствую! - продолжала старуха. - Владимир не прикоснулся бы к документу! Он спрятал. Но зачем?
Леня молча пожала плечами.
- Не заигрывал он с тобой? Намеков никаких не делал?
- Нет.
- Жадный он. Денег что ли сорвать с меня хочет? - продолжала в раздумье Людмила Марковна. - Брошу собаке клок. После обеда еду!
- Напрасно вы волнуетесь так, - проговорила Леня. - Бумага не сегодня-завтра найдется! Ведь она же написана, существует? Зачем вам ехать?
- Совсем дура, матушка! - рассердилась Пентаурова. - Марье Ивановне вели, чтоб собиралась: со мной поедет!
- А меня не возьмете разве?
- Зачем? Глупость сделала, что отпустила тебя с ним. Меньше на глазах тебе у него быть - лучше!
Противоречить и удерживать было бесполезно, и Леня, втайне довольная тем, что встреча ее с Пентауровым откладывается и вместе с тем обеспокоенная за старуху, замолчала.
Людмила Марковна подошла к шкатулке, стоявшей всегда на столике за изголовьем ее кровати, открыла ее, достала оттуда пачку денег и сунула их в карман; потом постояла в раздумье и вынула из шкатулки большой пакет, запечатанный ее гербовой печатью.
- Это тебе!… - сказала она, поворачиваясь и протягивая пакет девушке. - Так вернее будет, если своими руками отдам!
Леня взяла его и прочла надпись: "Лене после моей смерти".
Конверт выпал из ее пальцев; она закрыла лицо руками и, вся вздрагивая от рыданий, вдруг прорвавшихся наружу от толчка этих слов, опустилась на пол к ногам старухи.
- Я не хочу… Не надо мне ничего… Только живите!… - разобрала Людмила Марковна заглушенные всхлипываньем слова.
- Ну и дура… ну и глупая!… - проговорила взволнованная и тронутая Пентаурова, гладя по пепельной голове, уткнувшейся в ее колени. - Чего ревешь? Жива ведь я, от слова не станется? Будет, встань! - строго добавила она.
Леня поднялась и, оставив на полу пакет, не отнимая рук от лица, ушла из комнаты.
Пентаурова покачала головой, позвонила и приказала явившемуся лакею поднять пакет и отнести его к барышне.
После обеда казачок доложил, что лошади поданы, и Людмила Марковна, перекрестив и поцеловав Леню, уселась в коляску вместе с самой бойкой и молодой из своих приживалок - Марьей Ивановной.
- Христос с тобой! - были ее последние слова, обращенные к Лене. Темные глаза старухи глянули еще раз на девушку, затем обошли дом. - Трогай! - проговорила она.
Шестерик коней дружно взял с места, и коляска скрылась за воротами.
Позднею ночью тревожно спавшей Лене почудилось, что кто-то босиком взбегает наверх по явственно трещавшей среди тишины лестнице. Ноги прошлепали к ее комнате, дверь отворилась, и показалась растрепанная, с измятым от сна лицом Даша, с зажженною сальною свечою в руке.
- Барышня, вставайте! - произнесла она. - Людмила Марковна померла!
Вся окаменев внутри, Леня принялась кое-как накидывать на себя платье. Даша, захлебываясь слезами, помогала ей.
Глава XXVI
- Где она? - шепотом спросила Леня.
- В Рязани… Человек оттуда какой-то пригнал, вас требует видеть… Не хотел сказывать про барыню; я и тревожить вас не стала бы, если б не сказал!
Леня сошла вниз, и ей казалось, что это не она, а кто-то другой идет по ступенькам; Даша светила ей сзади, и она увидала стоявшего в лакейской среди глубокой темноты незнакомого человека. То был Шилин.
- Не утерпела, наболтала-таки? - досадливо сказал он, приметив до синевы бледное лицо Лени и темные круги, обозначившиеся вокруг ее глаз. - Велено было тебе молчать? Грамотку наказано мне вам передать! - добавил он, вынимая из бокового кармана какую-то сложенную и порядком измятую бумагу. - А ты, - он кивнул Даше, - живо марш вещи барышнины собирать! Со мной они поедут.
- Собирать, барышня? - спросила Даша.
- Да… - бессознательно ответила та, держа в руке бумагу и не разворачивая ее.
Даша откусила от свечи кусок, передала больший из них Шилину, а с другим унеслась обратно, наверх.
- От кого письмо?
- Почитайте, увидите… - молвил, светя ей, Шилин.
Леня развернула, пробежала первые строки и, не веря глазам своим, подняла их на незнакомца.
- Это правда? - дрожащим голосом спросила она. - Это вольная?!
- Она самая…
Столбняк, охвативший было Леню, отпустил ее; она крепко прижала к груди драгоценный документ.
- Кто вам ее дал?
- Дорогой скажу: теперь торопиться надо! - ответил Шилин.
- А пакет со стола взять? - крикнула сверху Даша, выставляя из-за перил лестницы голову.
- Все бери! - отозвался вместо Лени Шилин. - Барышня назад не скоро вернутся!
Даша управилась проворно и появилась с двумя узлами, в которые наскоро попихала белье, платье и что попадало под руку. Шилин потребовал теплый платок, накинул его на плечи Лени и, забрав один из узлов, повел свою спутницу из дома.
Появившийся откуда-то из темноты заспанный лакей с изумлением уставился совсем оловянными глазами на происходившее; Шилин сунул ему узел и велел нести за ними.
- Барыня померла… - шепотом сообщила лакею Даша, и тот вдруг засуетился, заторопился и принялся укладывать узлы в передок стоявшей у самого подъезда брички.
Шилин приехал один, без работника, обычно ездившего с ним за кучера.
- Коляску бы велеть заложить? - сказала Даша. - И лошадок пара всего?
- Доедем и на паре! - отозвался Шилин, усаживая Леню и сам садясь около нее.
- Прощайте!… - произнесла она. - Прощай, Даша!
- Путь добрый, барышня! - ответили с крыльца два голоса.
Бричка покатилась. Леня повернулась и до самых ворот глядела на старый, милый ей дом, неясной громадой рисовавшийся позади; у колонн его, освещенных снизу огоньком свечи в поднятой руке, виднелись фигуры лакея и Даши.
За воротами все исчезло; во тьму вместе с домом ушло все, что было хорошего, светлого и прекрасного в жизни… Леня тихо плакала.
- Скажите, как скончалась Людмила Марковна? - проговорила она.