- Ей-богу, бабинька, не было! Пусть Леня сама поедет и поищет, если вы мне не верите! Я даже прошу, чтобы вы послали ее для этого! - Пентауров принял оскорбленный вид.
- Поезжай! - обратилась Людмила Марковна к Лене. - Сейчас же!
- И прекрасно! - воскликнул Пентауров. - Очень рад, и я с ней поеду!
- Не держу! - сухо отозвалась старуха. - Сегодня назад! - добавила она Лене.
- Да.
Степан Владимирович вышел, и из соседней комнаты доносилось его посвистыванье.
Леня поцеловала руку старухи и поспешила за ушедшим; спустя четверть часа, оба они уехали в его коляске по дороге в Рязань.
- А ведь пренесносная старушенция моя бабинька?… - говорил, развалясь, Степан Владимирович. - Что бы это было, если бы не я был хозяином, а она? А? Что ж ты молчишь?
- Людмила Марковна - очень хороший человек… - отозвалась Леня.
Спутник ее захохотал.
- Не знаю… не знаю! А эти моськи ее? Пожалуйста, постарайся, чтобы они передохли!
Леня глядела в сторону на проносившиеся мимо них сжатые, серые поля.
Пентауров взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
- Что ж ты отвернулась, а? Ты, Ленька, мне нравишься! Если даже вольная пропала, я тебе новую напишу! - Он подвалился к ней боком: - Мы ведь с тобой поладим, да?
- Конечно… - ответила Леня; она не поняла затаенного смысла его слов, но сосед был так неприятен ей, что она отодвинулась.
Пентауров опять захохотал.
- Чудесно! - воскликнул он. - Превосходно! Ты преумная канашка ! Что же ты будешь делать со своей вольной?
- Не знаю… На сцену, может быть, поступлю!
- Превосходно! - повторил с замаслившимися глазами Пентауров. - Знаешь, что я тебя с собой в Петербург увезу? Мы из тебя сделаем знаменитость, звезду, а? Через неделю, хочешь?
- Пока жива Людмила Марковна, я никуда не тронусь…
- Верность до гроба, да? - Он снова засмеялся. - Но ты препотешная, ей-богу!
Остальную часть пути Пентауров напевал козелком модные романсы, причем в особо нежных местах подваливался к Лене, хватался за сердце и закатывал глаза, чередуя пение со смехом и вскриками:
- Трогательно, а? - или: - Хорошо ведь? Могу я петь на сцене?
По приезде в город Степан Владимирович прошел с Леней в кабинет.
- Ну-с? - проговорил он, впустив Леню и плотно притворяя дверь. - Ищите, ищите…
Девушка подняла крышку конторки и принялась бережно и внимательно пересматривать каждую бумажку.
Пентауров гулял позади, мылил руки и окидывал разгоревшимися глазами ее стройную фигуру, склонившуюся над конторкой.
- Нету?! - с удивлением и испугом проговорила наконец Леня, кончив разборку.
- Я ж говорил, а? - подхватил Пентауров, подходя к ней. - Видно, мне придется выдать тебе ее, а? Хочешь?
Он обнял девушку и, несмотря на сопротивление, принялся целовать ее и тащить к дивану.
- Вы с ума сошли? Пустите, что вы делаете? - едва проговорила, отбиваясь, Леня.
- Это плата: за вольную плата!… А ты думала даром?
Девушка вырвалась из его рук и, бледная, с упавшими на спину волосами, отскочила за конторку и схватила медный кинжал, валявшийся на столе. Пентауров, бросившийся было за ней, заметил это и остановился.
- Дура! - крикнул он. - На деревню тебя сошлю, гусей пасти! Дрянь! - Он шагнул вперед, но Леня подняла кинжал.
- Только коснитесь: убью! - таким шепотом и с такой грозной решимостью в глазах и голосе сказала она, что Пентауров попятился. Она прошла мимо него к двери и повернулась: - Негодяй! - словно пощечина, прозвучало в кабинете, и Леня скрылась в коридоре.
Пентауров бросился было за ней, но вспомнил, что на шум прибегут люди и сделаются свидетелями дальнейшей сцены, и остановился.
- Хамское отродье! - крикнул он ей вдогонку, потрясая кулаком. - Я тебе задам театр! На конюшне выпорю!
Леня быстро спустилась во двор и через несколько минут неслась на свежих лошадях обратно в Баграмово.
А Пентауров, нагнув плешивую голову и держа себя за подбородок, гулял по кабинету и обдумывал план мщения.
Глава XXV
Невыразимые минуты пережила Леня на этом обратном пути. Впервые во весь рост свой встал перед ней ужас ее положения. Не сегодня-завтра Людмила Марковна могла очутиться на столе, и что ожидает ее тогда с таким "барином"? Она даже всплеснула руками при этом, пришедшем ей в голову слове, затем закрыла себе лицо и долго просидела в таком положении, силясь собраться с мыслями и решить, что делать.
Рассказать все Светицкому? Но он непременно вызовет на дуэль ее оскорбителя… Вдруг будет убит из-за нее? Такого исхода сердце Лени не допускало.
Передать все Людмиле Марковне было тоже нельзя: Леня чувствовала, что Пентаурова доживала последние дни, и страшно ей было при мысли, что она может отравить последние минуты любимого человека; да оно было и бесцельно: защитить Леню та все равно не могла.
Бежать? Но куда и с чем? Ни документов, ни денег, чтоб существовать, у нее не было; ее бы вернули по этапу из первого же города. Только один выход увидала перед собой Леня: смерть. И когда под лай собак коляска ее въезжала на просторный, зеленый баграмовский двор, она уже решила покончить с собой в тот же день, когда не станет ее благотворительницы.
На подъезде голубела венгерка Светицкого.
- Мы вас заждались! - воскликнул он, сбегая вниз, когда экипаж остановился. - Все благополучно? Нашли бумагу? Привезли? - озабоченно спросил он, всходя вместе с Леней на крыльцо подъезда и заглядывая ей в глаза.
- Нет… - со спокойным лицом ответила Леня.
- Нет?! - чуть не вскрикнул Светицкий. - Что же это значит?
- Значит, где-нибудь она в другом месте!
- Ничего не привезла, Людмила Марковна! - сказал гусар, выйдя на балкон.
- Сама осмотрела все? - спросила та, поднявшись в своем кресле.
- Да. Вероятно, у Владимира Дмитриевича другой ключ был, и он переложил ее куда-нибудь. Не беда, найдется!
Темные глаза Людмилы Марковны испытующе глядели на нее.
- Степан что говорил?
- То же, что я сказала: думает, что найдется!
- Когда сюда приедет?
- Не знаю, не упоминал об этом.
- Завтра не явится - сама в Рязань отправлюсь: новую вольную заставлю написать!
Складки, собравшиеся на лбу Светицкого разгладились; он оживился, и Леня перевела разговор на другую тему. Старуха ни словом не принимала в нем участия.
У Шилина под вечер сошлась та же компания, но, несмотря на штоф водки, стоявший на с голе и обилие произведений искусства Мавры, настроение всех было иное: виной тому оказался Белявка, явившийся позже всех прямо от Пентаурова и принесший дурные вести.
- Ну, братики, усему нашему дилу крышка! - сказал Белявка, войдя. - А вас у шею даже велено гнать!
- Как это в шею? За что? - задорно спросил Стратилат.
- А вместо грошей, что я просив для вас; разлютовался - беда! Кулаком по столу, ногами затопотал, плешь, шо самовар, засветилась! Весь театр, каже, к чертям разгоню: денег вин много стоит! Жадюга!
- Тэ-экс… - проронил Стратилат. - Что ж, мы с тобой теперь, Агаша, люди свободные! Дай Бог здоровья старухе с барышней - хоть завтра же в Москву двинем!
- Понятное дело! - подхватил Тихон. - Наплевать и размазать!
- О нас не речь, мы себе хлеба кавалок найдем… - продолжал Белявка. - А вот у Леонидовой дило худо… Оно, конечно, актерка она плохая, но по товариству жалко.
Все насторожились, и Белявка, всегда имевший точные сведения обо всем происходившем в доме от прикармливаемого им Ваньки, поведал о взломе молодым Пентауровым конторки, скрытии им вольной Лени и обо всем дальнейшем.
- Да это ведь что же такое? - воскликнул Стратилат, ударив кулаком по столу. - Убить его за это мало!
- ІІодлюга! - Всколыхнула воздух октава Агафона, и он тоже сжал огромный кулак свой.
- Пособить бы ей, братцы, как-нибудь? - горячо продолжал Стратилат.
- Пособить мы языком тилько можем! - проговорил Белявка. - Оно ж собственно и не наше дило! Разве для того, шоб барину хрю-хрю пидпустить?
- Следует помочь! - вступился Зайцев. - Тонет ведь перед нами человек!
Шилин перебирал свою бородку-клинышек.
- Дело мудреное… - проговорил он. - Кража налицо, а доказать ничего нельзя!
- Бежать ей куда-нибудь и шабаш! - воскликнул, ударив себя по коленке, Тихон.
- А паспорт? - спросил Белявка. - Ось и заковыка!
- Да… ей фальшивый не подойдет… - раздумчиво проронил Шилин. - Спрятал, говоришь, он ее бумагу, не порвал?
- В книжку засунул.
- Украсть - одно ей остается!
Белявка покачал головой.
- Мудрено! Кабинет вин на запоре всегда держить и ключ с собой в кишени носить. Без себя ни-ни: ни одной души не пускаеть!
- Другой подобрать можно! - сказал Стратилат.
- Це-це-це! - протянул Белявка. - Кто ж за это возьмется? За се спину вспишуть и в Сибирь прогуляться можно!
- Сибирь - чхать! - сказал Стратилат. - И там люди живут!
- Верно!… - подхватил Тихон. - Наплевать и размазать! В ухо бы его хорошенько - р-раз!
- Вот ты и поди… размажь! - посоветовал Белявка.
- Я? Я по купечеству, я не могу! А вот Ваньку наладить - это так! Красную жертвую ему.