Снаряд летит в лицо. Крупный, со спортивный мяч размером, шар, немного светящийся изнутри. Он кажется ерундой, но любой, кто видел фронт, знает: столкнувшись с преградой, этот шар плеснёт во все стороны едкой горючей смесью. Она взорвётся, и от неё загорится всё и металл, и камень, и плоть.
Во сне Макс всегда знал, как уклониться от зелёной смерти. Уйти заученным приёмом вправо и вниз, поднырнуть, выйти в скобочку, мгновенно развернуться, вскинуть винтовку и выстрелить, чтобы шар взорвался вхолостую. Он делал это тысячу раз. Но почему-то здесь руки наливались свинцом, зверь зависал в воздухе неподвижно, так, что застывали даже крылья, будто залитые янтарём, а верная винтовка исчезала из-за спины. И Макс видел оглушающе чётко и нестерпимо долго то, чего никогда на самом деле не было.
Как слепленный из странного чёрного материала шар, пульсируя изнутри, оказывается прямо перед глазами и заменяет собой мир.
Вспышка.
На мгновение Макс совершенно ослеп. Потом шумно выдохнул, проморгался и снова увидел над собой навес.
Сел.
Немая беспомощность в теле сменилась привычным холодком в отлёжанной руке и зябкой, мокрой дрожью в боку. Хорошие, обычные ощущения, привычные для любого человека, спящего в лесу, пусть даже и в июне и на виверновой попоне поверх пары сухих стволов. Он потянулся, наслаждаясь бегущими по руке иголочками, промял ладонью шею. Сумрак в лесу поредел: где-то там, за деревьями, разгорался рассвет.
Серый клубок ещё висел над лесом, но дождь прекратился, только с деревьев капало и капало. Очнулись птицы, и теперь отовсюду свиристело и стрекотало. Макс любил эти звуки: перед атаками врага птицы всегда разлетались кто куда.
Иногда казалось, что он сходит с ума. Потом Макс вспоминал Кристиана и решал, что не так уж и плох. К тому же, ему всё-таки не отрывало ногу, и если Кристиан в конце концов почувствовал себя лучше, освоился с костылями и женился, самому Максу вовсе не на что было жаловаться.
Правда, лекарство у Кристиана поначалу было дурное: он начал пить ещё в госпитале, потом водка перестала его «выключать», и Кристиан плотно сел на какие-то толчёные мухоморы. К счастью, у Кристиана была очень сердобольная и совершенно невыносимая мама, которая затащила сыночка в церковь изгонять бесов. Что там с бесами, Макс не знал, но Кристиан покаялся, стал ходить на все службы, заработал честь ударить в колокол, и там же, в господнем доме, в итоге нашёл невесту. На свадебном столе не было никакого алкоголя, а новобрачная смотрела на мужа, как на образец доброчестия.
Впечатлившись,
Макс даже сходил в церковь. В Господа он верил, иконку на шее носил и бывал у духовника, но важности публичных служб как не понимал, так и не понял.
У Макса было своё лекарство небо.
И теперь оно сбросило его вниз.
Седло Макс вчера уступил Маргарете. Она говорила всё медленнее и медленнее, проглатывая слова и ссутуливаясь глубже, пока в конце концов не придремала прямо так, у костра, в отчётливо неудобной позе. И ещё какое-то время Макс просто сидел с ней рядом, прихлёбывая из миски подкрашенный чаем кипяток.
Она стала как будто меньше и бледнее. Та же девчонка и совсем другая. Если в первое мгновение встречи он был шокирован, потом глубоко обижен, потом немного зол, то совсем скоро от всех этих эмоций осталась только одна: под налётом сиюминутных чувств Макс был просто безотчётно рад её видеть.
Но теперь то, что он совершенно не заметил в начале, бросалось в глаза. Война ни к кому не бывает милостива, и стоит считать удачей хотя бы то, что ты просто с неё вернулся; а если при этом ты ещё и остался не слишком искорёженным, тебя можно считать счастливчиком, которому благоволит сам Господ. И всё же нельзя было не признать: эти три года совсем не были Маргарете к лицу.
Она побледнела, посерела, вся как-то сгорбилась и сжалась и казалась Макс сформулировал наконец-то, всерьёз больной.
Та Маргарета, что стребовала с него цветочек, демонстративно не принимала Макса всерьёз. Она смотрела на него с вызовом и прищуром и специально, вполне осознанно его бесила. Ту девчонку хотелось сперва прибить, а потом трахнуть. А потом трахнуть ещё раз, за то, что лицо уж больно довольное.
А знаешь, говорила она, глядя на него искоса из-под ресниц, мне тут Мартин цветы достал искусственные, целый букет! Я с ним наверное погуляю, ты только не дуйся, ладно?
И Маргарета дразняще провела пальцем по голой мужской груди, на которую Макс как раз натягивал майку. На ней самой была тёплая байковая рубашка, которую удобно было поддевать под лётную куртку. Рубашка застёгнута на все пуговицы, но это не отменяло того, что между ней и носками не было больше никакой одежды.
В душевую кабинку уже разок постучали, а жаль: Макс не отказался бы от второго захода.
Цветы хоть красивые?
Красивые, Маргарета потрясла головой, проверяя, что шишка держится крепко. Мне кажется, он их из похоронного венка натаскал. Ну из того, командирского.
Ладно, цветы оставь, щедро разрешил Макс, сжав влажную девичью ягодицу и снова остро пожалев о том, что на этой проклятой базе даже в офицерские душевые бывают очереди. И любуйся ими в одиночестве, а то придётся сломать этому Мартину руку. Левую, чтобы дро то есть стрелять смог.