Гермиону ослепил луч света, выстреливший из палочки Малфоя, когда он легким движением полоснул ею по воздуху.
На лице насильника, будто из ниоткуда, появились две глубокие раны, и, совершенно ошеломленный этим фактом, он тут же забился в агонии, схватившись за лицо и невольно отпустив Гермиону.
Она же глядела на человеческое тело, бьющееся в мучениях у ее ног, и понимала, как внутри закипает странная (и извращенная на ее взгляд) смесь жутких ощущений: всплеск адреналина, удовлетворенной ярости, а самое неприятное желания причинить этому мерзкому человеку еще более сильную и страшную боль. От этих совершенно необъяснимых эмоций Гермиона смогла прийти в себя лишь тогда, когда почувствовала, как ее бережно и при этом внимательно ощупывают руки Люциуса, освобождающие попутно от ужасного, противного и унизительного кляпа, до сих пор торчавшего изо рта. Выдернув ужасную вонючую тряпку, он с силой схватил ее голову, поворачивая лицом к себе и пристально вглядываясь в глаза.
Ты в порядке? Прости! Прости меня Как же глупо все получилось! Я не должен был оставлять тебя одну.
На что она смогла лишь кивнуть и успокаивающе прошептать:
Перестань казнить себя. Со мной все в порядке. Ты же успел. Я знала, что ты успеешь и спасешь меня. Знала Гермиона прижалась к нему и с облегчением расслабилась, но, открыв глаза, вдруг увидела, как пришедший в себя мерзавец снова поднялся на ноги и бросился на Люциуса, держа в поднятой руке нож. Тут же оттолкнув Малфоя в сторону, она закричала:
Нет! Люциус, берегись!
Тот обернулся как раз вовремя, чтобы успеть отшатнуться и, сделав шаг в сторону, избежать столкновения с ножом, нацеленным прямо в его спину. Машинально потянувшись за палочкой, Гермиона чуть не застонала от разочарования, вспомнив, что оставила ее у себя в кабинете.
Однако Люциус не сплоховал и сам: ему понадобилась лишь пара секунд, чтобы в ответ на «Экспелиармус» нож вылетел из руки насильника. На лице которого мелькнуло выражение удивления и ужаса, быстро сменившееся злобой. Набычившись, он снова бросился на Малфоя, теперь уже с голыми руками.
Левикорпус!
Так и не успев добраться до противника, мужская фигура неуклюже повисла в воздухе на высоте нескольких футов, и округу огласил громкий крик ужаса.
Гермиона перевела взгляд на Люциуса. С ожесточенной яростью он смотрел на висящего вниз головой насильника, и лицо его было сейчас точно таким, каким Гермионе довелось увидеть много лет назад: в Министерстве
магии, когда Люциус сражался с ней и ее друзьями. Но сейчас она не испытывала ни страха, ни ненависти, ни отвращения. Лишь восхищение. И гордость. Гордость за своего мужчину. Его гнев, его ярость, его горящие от злости глаза все это лишь заставляло ее любоваться, и тяжело дышащая Гермиона смотрела сейчас на Малфоя с благоговением. Он же тем временем взмахнул рукой, отчего подонок грузным кулем рухнул на землю и от сильного удара издал истошный вопль. Люциус приблизился и, глядя на него с ледяным презрением, процедил:
Встань, червяк!
С ужасом и непониманием глядя на то, что он столь опрометчиво назвал «веточкой», тот медленно и с трудом поднялся, выставив перед собой дрожащие руки.
Черт! Ты ж мне ногу сломал, мужик. Убери нахер свою чертову палку. Ты чего творишь-то, а? Кто ты вообще такой? он уже не глумился. В голосе явно звучали страх и растерянность.
Люциус опустил палочку и медленно протянул, уже привычно растягивая слова:
Как тебе удалось убедиться, мразь, я тот, кто умеет причинять боль, даже не касаясь твоей грязной шкуры. Так вот! Слушай, что я скажу, и запоминай: если ты еще хоть раз осмелишься напасть на женщину (даже не на эту, а на любую другую!), то мучения, которые я тебе обеспечу, заставят пожалеть, что ты вообще родился на этот свет. Ты меня понял?
С перекошенным от ненависти лицом, насильник молчал. Лишь злобно щурился, вглядываясь внимательней, будто пытаясь запомнить Малфоя.
Люциус же коснулся руки Гермионы и повел ее прочь. Но не успели они сделать и пары шагов, как вслед снова раздался мерзкий ядовитый голос:
Слышь, ты, герой! Когда будешь ебать эту сладкую сучку, ты все-таки помни, что если б опоздал минут на пять, то я бы успел ей вставить. И тогда б ты был уже не единоличным владельцем ее тесной и горячей пиз
Круцио!
Резко развернувшись, Люциус буквально швырнул в него заклятие, и от ярости в его голосе Гермиона вздрогнула. Вылетевший из палочки красный луч ударил насильника прямо в грудь, и он тут же закричал от боли, в конвульсиях падая на землю. Дергаясь, он бессвязно орал что-то, и Гермиона, памятуя о собственных мучениях от Круциатуса, поймала себя на мысли, что не испытывает сейчас ни капли жалости и никакого раскаяния. Абсолютно никакого. Вообще.
Отойдя от нее, Люциус приблизился к никак не успокаивавшемуся уроду. Он наклонился и, схватив за горло, поднял того с земли. Приблизившись к искаженному от боли лицу, Малфой посмотрел ему прямо в глаза, и Гермиона снова ощутила дрожь, увидев в этом взгляде невероятную, леденящую злобу. Но попросить его остановиться и прекратить, желания не испытала. Люциус же тем временем заговорил, и в голосе его звучало неприкрытое пренебрежение: