насилием так армия завоевателей грабит беззащитный город, сдавшийся на милость победителя. Отвечая, Гермиона потянула его на себя и невольно вонзила ногти в кожу спины. Люциус зашипел от боли и тут же воспользовался возможностью преподать урок.
Сняв ее руки со спины, он поднял их к изголовью кровати, и Гермиона даже не сопротивлялась, хотя и слышала, как он тихо пробормотал что-то себе под нос. А когда решила опустить их, то поняла, что сделать этого не может: запястья оказались привязанными к кровати красной шелковой лентой. Удивленная и растерянная Гермиона опустила взгляд на Малфоя, который лишь усмехнулся, глядя на нее сверху вниз. Рассвирепев, она начала дергаться и вырываться. Напрасно. Лента держалась крепко. Гермиона снова уставилась на Люциуса, на этот раз уже с возмущением, проигнорировав которое, он лишь склонился к ее уху и высокомерно прошептал:
Можешь продолжать бороться, моя сладкая ведьмочка Ну же! Борись! Право, пользы, конечно, никакой, хотя должен признать, что смотреть на это приятно. Очень приятно
Сверкнув глазами, Гермиона выплюнула:
Да ты просто мерзавец! Черт бы тебя побрал! Отпусти меня сейчас же! она снова заметалась, яростно пытаясь избавиться от пут, но в то же время осознавая, что сама ситуация, когда Люциус полностью контролирует почти каждое ее движение, возбуждает еще сильней. Ощутив, как внутренности снова скрутило в тугой узел от желания, она громко застонала.
На что Малфой надменно рассмеялся:
Ну же, дорогая, не будь такой наивной. Неужели думаешь, что тебе удастся освободиться, пока я не разрешу это сделать? Тем более что, будучи таким «мерзавцем», как ты верно выразилась, я способен и на более жестокие вещи.
Чувственность его интонаций сводила с ума, и Гермиона не могла отрицать, что происходящее действует на нее, как продолжение ласк: изощренных и мучительных. Ласк, подобных которым она никогда не испытывала с Роном. И от которых просто проваливалась в водоворот сумасшедшего желания.
Люциус опустил руку между ее ног, обнаружив, что Гермиона уже влажная. И жаждет прикосновений. Голос его тут же смягчился, и он почти промурлыкал, томно растягивая слова:
Вот видишь, власть мужчины над тобой может иметь свои плюсы Моя прекрасная грязнокровка
Ошеломленная, она встретилась с ним взглядом.
«Он все-таки использовал это слово. Я знала! Знала, что рано или поздно Люциус назовет меня так»
Но в его глазах Гермионе не удалось увидеть ничего даже похожего на желание оскорбить или унизить. Только страсть, только откровенное вожделение светилось сейчас во взгляде Люциуса, с полуулыбкой ожидающего ее реакции. Дыхание Гермионы замерло, когда она осознала, что не обижается и ни капельки не злится на него за этот «запрещенный термин». Наоборот! Произнесенное в такую жаркую, интимную минуту, это слово лишь возбудило еще сильнее. Она приподняла голову от подушки и дотянулась до его губ, с жадностью набросившись на них поцелуем. Все еще продолжая бесполезные попытки освободиться от шелковых уз, Гермиона уже ощущала, как ласковые пальцы то кружат вокруг клитора, дразня его, то проникают глубоко внутрь, двигаясь медленно, будто лениво. И эта осознанная неспешность сводила с ума, заставляя дрожать, выгибаться на кровати и тянуться навстречу.
Немного поколебавшись, Люциус убрал руку и, коснувшись ладонью ее бедра, нежно погладил его. Он знал, что Гермиона будет разочарована, но не ожидал столь бурной реакции, что последовала уже в следующее мгновение.
О, Боже Ну зачем ты так со мной, Люциус? Пожалуйста, прошу тебя Я я не могу больше! откинувшись на подушку, она уже невнятно хрипела, откровенно умоляя его.
Тихо, но довольно рассмеявшись, Малфой даже не подумал возражать. Привстав на колени, он запрокинул обе ее ноги на плечо, проник одним долгим плавным движением и замер, наслаждаясь моментом. Снова понимая, что не может шевельнуться, Гермиона негромко застонала, прикусила губу и облегченно выдохнула, когда Люциус начал неспешно и размеренно двигаться. И каждый толчок, каждое проникновение заставляли пульсировать и сжиматься стенки влагалища, отзываясь ему.
Черт! Черт, ведьма Если бы ты только знала, что ты делаешь со мной Я же растворяюсь в тебе сквозь зубы выдавил из себя он, чувствуя, что и самого бьет дрожь. Дрожь от невероятного наслаждения находиться внутри нее такой тесной, жаркой, влажной. Ты не представляешь, что это значит для меня. Быть в тебе
Его слова, произнесенные, казалось бы злым и беспощадным шепотом, лишь горячили Гермиону все больше и больше, заставляя ее извиваться и приподнимать бедра навстречу его движениям. Уже скоро Люциус сменил темп на более быстрый,
более хаотичный и резкий и два крика раздались в тишине комнаты почти одновременно.
Отстранившись, Малфой тяжело рухнул рядом, и какое-то время они молча лежали, еще задыхаясь от пережитого. Потом потянулся, развязал ленту, и Гермиона наконец-то смогла опустить затекшие руки. Она потирала онемевшие запястья, с легким удивлением рассматривая оставшиеся на них глубокие красные полосы.
«Но я же не чувствовала никакой боли. Совершенно»