Прищурившись, Рон пренебрежительно усмехнулся.
Ну да, ну да Какая ты, оказывается, прекрасная актриса. Скрывала все просто великолепно. Браво!
Да По-видимому, неплохая. И моя игра тоже стала частью наших проблем. Я обманывала себя. Хотя поначалу и не понимала этого сама.
И снова звенящая тишина. Пока не раздался голос Рональда. Низкий. Отчаянный. Почти неслышный.
Этот человек Почему именно он? Из всех мужчин на свете ты выбрала именно его Почему Люциус Малфой?! на лице Рона застыло выражение искреннего непонимания, смешанного с толикой ужаса. Гермиона заметила, как глаза его блестят от непролитых слез. Ты просто убила меня этим Правда.
Осознав вдруг, насколько же ему сейчас больно, она не выдержала и горько разрыдалась. Ощущая в эту минуту обиду Рона, словно свою собственную, Гермиона плакала как ребенок и даже не вытирала слез, стремительно бегущих из глаз. Чувство вины переполняло настолько, что, казалось, никогда в жизни она не сможет избавиться от стыда. Не сможет простить себя за то, что унизила и растоптала одного из самых близких ее сердцу людей. Одного из самых дорогих. И все таки Даже несмотря на отчаяние, висевшее между ними в воздухе душным туманом, невозможно было избавиться от понимания, что происходящее сейчас единственно правильное, чем можно разрубить этот страшный узел. С болью и кровью, но разрубить!
На какую-то секунду Гермиона подавила желание кинуться к нему как к другу и обнять, прижать к себе, утешить, успокоить Но что она могла? Ведь все сказанное прозвучало бы либо жестоко, либо бессмысленно
«И как сообщить ему правду о нас с Люциусом? Как признаться, что этот мужчина заставил меня почувствовать себя живой и настоящей? И полюбила я его так, как раньше и не могла себе даже представить» мысли метались, отчаянно и безуспешно пытаясь облечься в слова. Однако ответить пришлось:
Он очень изменился, Рон. Я не оправдываюсь и не оправдываю его. Это действительно так.
Рональд перевел на нее взгляд, и Гермиона увидела, что по его лицу тоже катятся слезы.
Никогда не поверю, что это дерьмо могло измениться, хрипло бросил он и тут же отвернулся. А затем медленно продолжил, будто разговаривая сам с собой: Почему он? Почему? Ведь этот человек причинил столько
всего ужасного моей семье. Семье, которая полюбила и приняла тебя, как родную, Гермиона.
Ощутив еще бОльшую вину, она подумала о том, как среагируют на происходящее Артур и Молли, как больно будет им, с какой обидой они воспримут все, что случилось с их сыном. Ей вдруг вспомнились безоблачные и счастливые времена в Норе. Детство. Юность. Гостеприимная семья Уизли. Но даже эти теплые и светлые воспоминания не смогли заставить пожалеть о разрыве.
Умом понимая, что Рон ждет объяснений, она не могла произнести ни слова ведь начать объяснять что-то означало лишний раз повернуть нож в той ране, которую сама же и нанесла ему. Да и эмоции, охватившие в эти минуты Гермиону, не позволяли рассуждать здраво и связно. Поэтому она долго не могла подобрать слов и в конце концов лишь всхлипнула и проговорила сквозь рыдания:
Прости, Рон. Ты значил для меня бесконечно много, и я люблю и буду любить тебя всегда но теперь уже только как друга. Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь, что поступить по-другому я не могла. И сможешь снова общаться со мной, не тая обиды в глубине души. Поймешь, что на самом деле тебе нужна другая женщина а мы с тобой просто не могли быть счастливыми друг с другом. Я знаю, сейчас в это тяжело поверить, но это время обязательно наступит.
Не нужно жалеть меня, Гермиона! Я не нуждаюсь в твоей «сестринской» заботе во взгляде, брошенном Роном, сверкнули злость и отвращение, больно резанувшие ее.
Извини Я ни в коем случае не хотела обидеть тебя.
Конечно же не хотела. Ты ведь права. Но я обойдусь без твоей снисходительности, твоего благородного и мученического терпения моей грубости и примитивности, моей вульгарности. Бедняжечка! Сколько пришлось терпеть «этого все-таки милого и родного Рона Уизли». Довольно!
Его слова казались ударами хлестких пощечин, однако они доказывали и то, что неглупый Рон отлично понимал саму суть их союза. Понимал, но скрывал это. И терпел. Чувство стыда охватило Гермиону еще сильней.
Не нужно, Рон! Пожалуйста, не говори так
Почему? Что, правда глаза колет? Ничего! Теперь можешь не скрывать своего истинного отношения. Можешь смело вести себя так, как хотелось, наверное, всегда: нетерпимо, высокомерно, презрительно. В конце концов, теперь тебя будет обучать этому настоящий профессионал
Взгляд Рона горел такой обидой, таким гневом, что, столкнувшись с ним, Гермиона не выдержала и отвернулась. Огромная мучительная боль, в которой они тонули сейчас, оказалась слишком тяжелой ношей для обоих.
«Боже И что дальше? Если останусь и продолжу эту беседу, мы наговорим друг другу то, о чем потом обязательно пожалеем, но исправить что-то будет уже поздно Я не хочу этого!»
И Гермиона заговорила:
Пожалуй, мне будет лучше уйти. А тебе отпустить меня. И не ради меня, а ради себя самого, Рон. Свои вещи заберу в течение пары дней, она повернулась, чтобы уйти, и слезы все текли и текли по ее лицу. Но у двери обернулась. Спасибо тебе за все, что сделал для меня. За то, что был в моей жизни. Я очень надеюсь, что ты обязательно встретишь свою настоящую любовь и будешь счастлив. Ты заслуживаешь этого.