Не двигайся! сразу же услышала слева от себя повелительный голос Малфоя и инстинктивно повернула на него голову.
Я сказал: не смей двигаться моя маленькая грязнокровка!
Он будто упивался, используя это слово, но Гермиона знала, что произносится оно лишь для того, чтобы возбудить ее еще сильнее.
«Черт! И ведь он не ошибается Я и в самом деле уже
почти совсем мокрая»
В комнате опять надолго повисла тишина, Гермиона не двигалась и не издавала ни единого звука. Так прошло минут двадцать или даже тридцать, а может, и больше. Постепенно она ощущала, как спина напрягается все больше и больше, руки почти совсем потеряли чувствительность, а ноги подгибаются от усталости, но продолжала молча и неподвижно стоять, ожидая, что же будет дальше.
«Я дождусь И докажу, что принадлежу ему так, как он того хочет».
А потом, когда ожидание стало совсем уж невыносимым, вдруг почувствовала что-то на своей ноге. Это была нежнейшая ласка, едва заметная, влажная. Язык Малфоя, его губы. Мучительно медленно он продолжил касаться ее, поднимаясь вверх, все выше и выше: минуя лодыжку, затем колено, которые он ласково целовал, облизывал, покусывал. Истосковавшаяся по прикосновениям, Гермиона не смогла сдержать протяжного стона.
Люциус тут же остановился и отстранился.
Так-так-так, мисс Грейнджер, за непослушание мне придется наказать вас. Я же велел молчать и не двигаться.
Гермиона чуть не расплакалась от разочарования, но усилием воли заставила себя прикусить язык, чтобы не начать умолять Люциуса продолжить ласки.
И он действительно наказал ее, опять какое-то время не дотрагиваясь, а лишь безмолвно кружа вокруг. Тишину спальни нарушали только звуки их дыхания.
Прошло нескольких долгих минут, когда она, наконец, снова почувствовала его касания медленные, нежные, изысканно чувственные. Теперь он ласкал поцелуями бедра, неспешно поднимаясь к животу и заставляя ее сгорать от желания. Да, Гермиона безумно хотела разрядки сейчас же, сию минуту! Но и откровенно наслаждалась этим чувственным пиршеством, этим изощренным великолепием, что дарил ей Люциус.
Скоро ко рту присоединились и сильные теплые руки, которые ласково поглаживали уставшее напряженное тело, расслабляя его. Гермиона с наслаждением ощутила, как он вобрал в рот один из напряженных сосков, закружив по нему языком. Как потом отстранился, но лишь для того, чтобы подарить ласку второму, уже изнывающему от тоски. Внутри давно сжалась тугая пружина, желающая распрямиться в долгожданной разрядке, но Гермиона продолжала смиренно принимать все то, что он дарил ей сейчас. И эта его нежность, эта мягкость казались удивительными после всех тех сложностей, что случились между ними сегодня.
Услышав, как сам Люциус глухо застонал, отрываясь от ее груди, Гермиона инстинктивно дернулась, желая схватить его голову и прижать к себе, но вспомнила, что не может сделать этого. Нахмурившись, она поняла, что теперь жаждет прикосновений уже в другом месте там, где они были нужны сейчас больше всего. И Люциус, как обычно, казалось, прочитал ее мысли, потому что скользнул ниже, коротко коснулся поцелуем пупка и опустился туда, где его и ожидали. Открыв рот, Гермиона отчаянно глотнула воздух и уже собиралась вскрикнуть, как испугалась, что это снова остановит его, и замерла в предвкушении.
А его пальцы тем временем уже раздвигали мягкие складочки, скользя дальше вверх, внутрь, в ноющее от нетерпения влагалище. Язык коснулся нежного, уже набухшего бутона. Еще секунда, и Люциус дотронулся до него губами, с силой всасывая в рот. Гермиона поняла, что долго она не продержится, и он знает это. Отлично знает.
Продолжая ласкать ее, он упорно подводил Гермиону к грани безумия все ближе и ближе. Потом прервался и глухо произнес:
Ну же, девочка Теперь можешь кричать. Хочу слышать, как ты кричишь от наслаждения, которое дарю тебе я
И он снова прильнул к клитору, всасывая его еще сильнее, кружа по нему языком и даже слегка прикусывая. Какие-то короткие мгновения Гермиона держалась, но уже скоро отдалась на волю сильнейшего оргазма, охватившего все тело до самых кончиков пальцев. И она закричала, пользуясь дарованным разрешением. Закричала громко и исступленно, словно бы этот крик вырывался из самой глубины ее существа:
Люциус! О, боже, да! Только ты! Моя любовь, моя душа
Долго, еще очень долго он оставался перед Гермионой на коленях, восхищенно упиваясь ее оргазмом, но, дождавшись, когда она затихнет, поднялся и сразу же сдернул повязку с глаз, освобождая следом и руки. Ощутив, как онемевшие запястья страшно заныли, Гермиона удивилась тому, что смогла продержаться так долго. А когда оказалась избавлена от повязки, сонно моргнула и улыбнулась усталой, но блаженной улыбкой. Ласково глядя на нее, Люциус начал растирать хрупкие ручки, заставляя кровь бежать по жилам быстрее.
Он так и не разделся, но Гермиона знала, что теперь наступил его черед и что в долгу она не останется. И уже начала расстегивать на Малфое мантию, когда тот вдруг крепко обхватил ее руки, явно
останавливая их.
Обеспокоенная такой реакцией, она вопросительно приподняла бровь.