Какое-то время они так и оставались: Малфой лежал, а Гермиона сидела на нем, замерев от восторга только что испытанного оргазма. Но скоро она со страхом заметила, что свеча все еще продолжает гореть, и резво затушила пламя, пока оно не подожгло простыни.
Потом, продолжая блаженно улыбаться, Гермиона провела ладошками по его груди и неспешно очистила кожу от капелек уже застывшего воска. А когда отдирала последнюю, упавшую на сосок, невольно причинила Люциусу боль, за что и оказалась наказанной: Малфой схватил ее за запястье, потянул к себе и достаточно сильно прикусил большой палец. На что Гермиона притворно вскрикнула и засмеялась.
Люциус тоже улыбнулся и, уложив на себя, жадно накинулся на ее рот с поцелуем. Они еще долго и вкусно целовались, пока не начали задыхаться.
Наконец, отстранившись друг от друга, умиротворенно улеглись в обнимку. Молча, не произнося более ни слова. Лишь не отводили взглядов, будто боялись нарушить очарование этих непередаваемых минут волшебной и почти необъяснимой близости, царившей между ними сейчас.
В этом молчании прошла, казалось, целая вечность, но в конце концов их одолел голод, и, набросив на себя только халаты, они спустились вниз, прямо на кухню, где довольная и приветливая Тибби подала им вкуснейший завтрак. И снова оба молчали, лишь ласково поглядывая друг на друга, и слова казались им сейчас совершенно ненужными.
Однако эта спокойная тишина скоро оказалась нарушенной прилетевшей из министерства совой: Гермионе пришло сообщение, что в связи со вчерашним заседанием Визенгамота сегодня ей разрешили не выходить на работу. И поначалу насторожившаяся, та выдохнула с откровенным облегчением ведь растворившись в ощущении радости, что самое страшное осталось позади, она совершенно забыла, что сейчас всего лишь вторник.
Покончив с завтраком первым, Люциус откинулся на спинку стула и развернул свежий выпуск «Ежедневного Пророка». Его заголовки оказались вполне ожидаемыми. На первой же странице красовалась огромная надпись: «Знаменитому
Пожирателю смерти снова удалось избежать Азкабана!» А под ней колдография, с которой Люциус смеялся, высоко подняв Гермиону над собой, и ей стало интересно, каким образом журналисты попали на закрытое заседание. Люциус же никак не отреагировал на колдографию и бесстрастно прочитал статью, иногда вслух знакомя Гермиону с какими-то отрывками. Надо признать, статья была написана предельно корректно, и мнение ее автора абсолютно совпадало с решением Тренча. О Люциусе не говорилось ничего плохого, наоборот, репортер лишь хвалил его решительность и смелость, отзываясь о Малфое, как об истинном британском джентльмене. В конце он коротко упомянул об «удивительном» романе мисс Грейнджер с мистером Малфоем и подчеркнул их очевидную преданность друг другу.
Гермиона тихонько вздохнула, осознавая, что реакция журнала «Придира» вряд ли будет настолько терпима.
Она еще не успела доесть, как во входную дверь раздался громкий и настойчивый стук, от которого лицо Люциуса напряженно замерло, а Гермиона вдруг испытала самый настоящий страх, вспомнив то злосчастное утро. На какой-то миг ей показалось, что Тренч передумал, и в дом снова ломятся авроры. К сожалению, выражение лица Люциуса не успокоило ее ни на йоту. Наоборот, он тут же взял Гермиону за руку, мягко сжал ее и негромко, но твердо произнес:
Поднимись, пожалуйста, наверх.
Поколебавшись секунду, она быстро и бесшумно покинула кухню.
Оказавшись в спальне, Гермиона оставила дверь приоткрытой и тихонько встала рядом, настороженно прислушиваясь к происходящему внизу. Увы, этого можно было и не делать, поскольку пришедший обозначил себя громко и практически с порога. Это был не кто иной, как разъяренный Драко Малфой.
Неужели ты притащил эту суку в дом? В наш дом? Как ты посмел? Выгони ее! Сейчас же! Я хочу, чтобы она убралась прочь!
Даже несмотря на то, что в прошлом она не раз сталкивалась с яростью Драко, никогда еще Гермиона не слышала в его голосе такой обиды, злости и такого горького разочарования. Она попыталась разобрать, что отвечал ему Люциус, но тщетно: тот что-то говорил сыну, но говорил негромко, спокойно и сдержанно. Жутко расстроившись, Гермиона закрыла глаза и прислонилась затылком к стене. В эту минуту будущее вдруг начало пугать ее мрачной неизбежностью многочисленных конфликтов между самыми близкими людьми.
Драко же тем временем продолжал бесноваться и делал это отнюдь не тихо:
И это после того, что ты сотворил с нашей семьей? После того, как разрушил ее? Неужели развода тебе было недостаточно? Ты уже потерял маму, теперь хочешь и меня потерять?!
Гермиона невольно охнула, зная, как эти слова должны были ранить Люциуса. Она снова прислушалась, но снова не разобрала его ответа. Зато расслышала, как Драко продолжил дальше:
Ты позоришь нашу семью! И еще смеешь называться Малфоем? Ну надо же, какая нелепая шутка! Неужели все это ради того, чтобы ебать молоденькую грязнокровку, годящуюся тебе в дочери?!
Гермиона зажмурилась от боли, но слова эти ранили ее только из-за Люциуса. Ничего нового о себе она не узнала, ведь Драко никогда не скупился на оскорбления для нее. Еще со школы. Скоро она услышала уже самого Люциуса Малфоя, который все-таки повысил голос, хотя и старался отвечать сыну по-прежнему спокойно: