Впоследствии он и исполнил своё желание и пробыл пятнадцать лет под ряд в разных государствах Европы.
Заговорщик и злоумышленник, явившийся к Шувалову предлагал перевороты; да ещё немного выпивший дома "для куражу" рассмешил Шувалова.
Много вас, таких политиканов, г. Хрущёв? спросил Шувалов у оратора-гостя.
Нас тысячи... Вся гвардия!.. сказал офицер, искренно веровавший в своё собственное измышление.
Да вся гвардия, сказал Шувалов, два месяца тому назад... Больно скоро уж обернулись. Этак и у диких племён самоедских не бывает.
На все расспросы и на всё красноречие Хрущёва Шувалов отвечал шуткой.
Стало быть, вы за нынешнее
правленье? Вам Орловы по сердцу? сказал наконец Хрущёв.
Нет... Лгать не стану. Говорю вам прямо, платя вам тою же монетою, т. е. откровенностью. Я веду опасные речи, в надежде, что это останется не оглашённым.
За кого же вы стоите? Кого бы вы желали?
Елизавету Петровну.
Она же скончалась?!
Да. Царство ей Небесное. Раньше времени. Дожить бы ей до совершеннолетия Павла Петровича и было бы благоденствие.
И за нас вы стоять не будете?.. спросил Хрущёв.
Выеденного яйца не дам. Да и вы, извините, впотьмах бродите. Принц двадцать лет в безумии. Он сам есть не может. Его кормят как младенца. Это я знаю от верных лиц.
Хрущёв вытаращил глаза.
Вот видите. Вы хлопочете сами не знаете за что.
Да правда ли это?
Моё вам в этом, молодой человек, дворянское слово... Я никогда ещё не солгал. Моя честь вам порукою.
Между тем Семён Гурьев, снарядив товарища к Шувалову, к "фрондёру", как его звали со слов императрицы, т.е. "frondeur", сам отправился к Н. И. Панину. Вельможа удивился, что незнакомый и вдобавок армейский офицер желает его видеть и настоятельно просит принять по важному "статскому" делу. Подобные разъезды офицеров и появленья их у вельмож бывали зачастую, за прошлые полгода, в Петербурге, перед июньским переворотом.
"Но теперь-то?!" подумал озадаченный Панин.
И он послал своего дворецкого, умного старика, спросить у офицера Гурьева, не от Орлова ли он приехал?
Гурьев велел ответить, что он с господином Орловым был приятель, но раззнакомился, а приехал от себя самого. Панин заставил дворецкого два раза повторить себе этот ответ.
А, вот как?! Ну, так поди скажи, чтобы он к себе самому обратно ехал и отвёз бы ответ, что такой рекомендации мне слишком мало.
Дворецкий точно исполнил поручение.
Хорошо. Мы это, скажи Никите Иванычу, запомним, дерзко ответил Гурьев и уехал.
Однако имя и фамилию, на всякий случай, записать надо, решил Никита Иваныч и в записной книжке вписал, улыбаясь иронически и ядовито:
"Семён Гурьев, поручик ингерманландского полка. Первый волонтёр будущего легиона "фрондёров».
Гурьев, как собирался, объехал ещё трёх лиц. Одного не застал дома, другого удивил приездом и его, с первых слов, хозяин попросил удалиться, приняв за пьяного, хотя Гурьев не выпил для куражу, как Хрущёв.
Третий, для визита намеченный Гурьевым, был москвич и, по собранным сведениям, "ведмедь", домосед и коритель всего питерского. Это был сам князь Артамон Алексеевич Лубянский.
Здесь Гурьева наивно приняли тотчас, даже любезно и ласково. Князь знал все дворянские фамилии и не раз слышал об офицерах Гурьевых от Борщёва. И он объяснил себе этот визит по-своему.
От внука пожаловали? спросил он, приняв и усадив офицера в гостиной.
Но с первых же слов предисловия Гурьева князь раскрыл широко глаза, раскрыл рот и не знал, что с ним творится: бредить он, или в яве видит пред собой умалишённого.
Будете ли вы, князь, всячески, даже иждивеньем, денежной помощью, стоять за наше дело, говорил Гурьев, уже успев нагородить кучу всякой всячины о своём плане.
Что вы, государь мой?.. Да Что ж это ваши родственники смотрят... Как же это так вас на свободе гулять оставляют? искренно, прямо, но наивно высказался князь, полагая, что можно безумного убедить в его безумии и посоветовать что-либо.
Я не безумный, князь! рассмеялся Гурьев. Братьев Орловых тоже называли в Петербурге безумными и озорниками за весь великий пост. В апреле они уже были молодцами, в мае уже запахло от них вельможеством, и сановники к ним ездили запросто в гости, а в июне, как вам известно, они вышли герои. А ныне, ныне они всё!.. Пока Гурьевы их не заместят при перемене правительства! прибавил он самодовольно.
Да неужто же мой внук, Борис, надоумил вас ехать ко мне с такими речами? спросил князь.
Нет. Я сам вас наметил. Вы богач и не любите нынешние порядки; вообще вы боярин с твёрдым нравом. Вы нам очень можете быть полезны.
Полезен? Скажи на милость... прыснул князь. Да на какое же дело?
На всякое. И на главное наше дело!
А какое же ваше главное дело, смею спросить?
Перемена... Прежде всего искоренить Орловых. Хоть перебить их из ружей.
Палить-то в них вы мне же поручите?
Если угодно, вы можете быть с нами.
Князь говорил медленно и с довольно серьёзным лицом. Гурьев, увлечённый своими грёзами, а главное, своею ролью "действователя", говорил громко, горячо и довольно складно, слушая свою речь и не наблюдая за князем. Но вдруг он пришёл в себя.
Которого же из братьев мне прикажете застрелить? спросил князь.