Благословил я избранных духовных чад, они простились со мною и отправились в последний свой путь. Вместе с Орнеллой мы прибыли к алтарю, ближайшему к недавно освобожденному нами городу. Отослав слугу, забравшего с собою скакуна Орнеллы, я еще раз предупредил ее о последствиях ритуала. Орнелла пристально посмотрела на меня и молвила, что принимает судьбу свою ради того, чтобы я шел далее и угодил Асхе, изгнав демонов,
как та повелела. Поклонилась мне ученица, взяла мою руку и поцеловала ее. Мне оставалось лишь погладить девочку по голове и благословить на окончательную смерть.
Прощай, Орнелла дитя мое! только и смог я сказать.
Она взошла на алтарь, взглянула на меня в упор, бледные губы ее шевельнулись беззвучно, но с твердостью она произнесла имя богини: «Во имя тебя, Асха, госпожа моя». Медлить было нельзя никто не желает затягивать момент перехода, даже мы, но я долго собирался с силами, и дитя помогло мне Орнелла отвела от меня свой пронзительный взор и обратила его к вечернему небу. Я понял, что она возносит последнюю молитву. Другие тоже подали мне духовный знак, что готовы. Я отстранился от всего лишнего, воздел руки и приступил к ритуалу. Видел, но не сознавал я, как сгустился туман, как тяжело упала Орнелла на алтарь и осталась недвижима, как окутала ее тело плотная пелена, а затем оно исчезло, не слышал гула и грохота, прокатившегося по округе. Я знал, что она погибла, как и другие. Знал, что Асха приняла великую жертву, рухнула магическая преграда, спали личины с демонов. Знал, что нужно продолжать путь. Знал, что найду проклятого Орландо и своими руками испепелю его, вырву его жизнь во имя Асхи, ради памяти учеников, ради девочки, шагнувшей на порог окончательной смерти без тени сомнения Все закончилось, и не осталось вокруг ни души.
Оглядев зачем-то алтарь, я вскочил на коня и направился в город. Я был один, и помнил о том, и не смотрел в ту сторону, где подле себя обыкновенно видел Орнеллу. Я молчал, отдавая должное ее подвигу, а затем принес Асхе краткую молитву за отважное дитя. Не стал я утомлять госпожу свою многословием, да и слов у меня почти не осталось вероятно, трудным был ритуал и духовных сил забрал немало. Впрочем, и без молений моих должна была Мать принять Орнеллу графиня поступила так, как должно, как истинно верная слуга Асхи. Трудно было мне отпустить ее, и, как я говорил себе, не приходилось тому удивляться: столь многому я не успел ее научить, вместо того своей рукой прервал ее путь, да и сама по себе потеря ценной сторонницы в такой момент была тяжела. Впрочем, то было необходимостью, и жертва соратников моих не должна была стать напрасной. Объяснил я сие душе своей и смирился, но нечто по-прежнему не давало мне покоя, и, размышляя в пути, осознал я, что именно: я неверно понял то, что молвила Орнелла перед окончательной смертью. Все помыслы ее принадлежали богине, и она отдала ей себя без колебаний, но в тот момент сказала иное. Сосредоточившись, я вызвал в памяти своей картину жертвоприношения. Снова и снова, поверженный открытием, смотрел я на то, как умирает Орнелла: как пронзает меня острым взглядом, как шевелятся губы ее в этот миг, как возводит она очи свои к небу, обращаясь к Асхе, как неловко и тяжко падает на алтарь ее тело, как окутывает его смертный туман. Снова и снова, десятки раз наблюдал я, как движутся бледные уста, и, наконец, сумел прочитать: «Во имя тебя, Арантир, господин мой».
Я бросил поводья, предоставив послушному коню самому неспешно возвращаться домой. Собрался с мыслями, вспомнил, что должен исполнить по воле Асхи, сосредоточился на великой задаче и замкнул накрепко душу свою.
Я не ощущал ничего и никогда более не желал ощущать.
Мессия
контролю, и дозволил продолжать, взяв, однако, со студентов клятву, что они никогда не станут глумиться над живыми телами, что и было мне обещано. Обучал я и послушников, но никого не приближал к себе, стремясь быть ровным со всеми. Одни меня почитали, другие боялись и сами со мною не заговаривали так было и прежде.
Впервые я появился здесь вскоре после возвращения из Империи Грифона ректор пригласил меня осмотреть академию и наставить студентов. Прибыл я налегке, не рассчитывая надолго задерживаться и почти никого не поставив в известность, дабы не отвлекать от дел. Прошел я по всем помещениям, оценил библиотеку и остался весьма доволен. Собрался было к ректору принести ему благодарность, но когда направлялся к нему, услышал внезапно резкий голос:
Негоже это, господин ректор. Совсем потеряли стыд молодые люди! То в тренировочном зале тела, хоть каждый раз записки пиши, чтобы убирали своевременно, то в лаборатории кровищи по колено, а сами сидят что-то штопают там, точно девки-белошвейки Пищу намтару готовят не как должно, над слугами шутки шутят! Кстати, подъемник снова сломан, имейте в виду, и догадываюсь я, кто виновник... А сегодня преступили все границы приличия видела я, расхаживает один из них в священном пурпуре, уместном и пристойном лишь для избранного! Прошу вас, господин ректор, найти и наказать нечестивого! Что будет, если все начнут наряжаться, как верховный лорд, и избранниками Асхи возомнят себя?! А если он о том проведает? Навлечете вы его гнев на себя за святотатство и вспомните мои слова!