При первом же движении на глаза Гермионы навернулись слезы, ворсинки щетки мягко скользили по волосам Малфоя.
Продолжай, тихо попросила она, расчесывая его длинные пряди.
Мой отец видел в моей любви к матери признак слабости, он хотел, чтобы я стал сильным, стал наследником, который без эмоций управляет семейным состоянием и не тратит время на всяческие уязвимости, проговорил Люциус, его глаза закрылись, когда успокаивающие руки Гермионы дарили ему расслабление. Таким образом, я притворился тем, что он хотел видеть в своем сыне, маска, которую я надел для всего мира, было всего лишь маской одного из наследников Малфоев. Я стал высокомерным, уверенным,
холодным и расчетливым, настроенным лишь на увеличение и сохранение семейного наследия любой ценой. Отец умер незадолго до первого восстания Темного Лорда.
Гермиона не могла не заметить, как он невольно потирает предплечье, на котором, как она помнила, под дорогим хлопком его рубашки скрывалась темная метка.
Люциус же продолжил:
Он вообще верил, что Том и был всем нам ответом. Что именно его видение изменит волшебный мир к лучшему. Что чистокровные ведьмы и волшебники снова будут доминировать над всем миром, который по праву и должен принадлежать им, и что они и уничтожат нарушителей, объявив вне закона их размножение, усмехнулся он. И я соглашался на это, частично движимый желанием одобрения от своего отца и частично движимый страхом. К тому времени, когда все стало ужасно, у меня была беременная жена и овдовевшая мать, нуждавшиеся в моей защите. Я думал, что делаю верный выбор, шагнув на сторону сильнейшего. И оказался неправ... невесело закончил Люциус.
А как твоя мать относилась к сотрудничеству с Пожирателями? спросила Гермиона.
После того, как она овдовела, я перевез ее в поместье, унаследованное от семьи Доровских, эдакий "вдовий" домик, отозвался он. Я думал, что она будет в безопасности там, вне пределов слышимости всех социальных сплетен. Но я неправильно оценил способность своей матери знать все, что я делаю, и все, что было связано со мной, он тихо рассмеялся, тем смехом, который исходит от осознания чего-то глупого в своем прошлом. Она всегда говорила мне, что я должен быть осторожен с людьми. Что чаще всего то, что вижу, является маской, и что мне не понравится то, что увижу под ней. Как обычно, она была права, но ко второму его пришествию было уже слишком поздно. У меня уже родился маленький сын, была семья, и я боялся. Боялся больше, чем когда-либо в своей жизни. И на то были основания, потому что он почти все и разрушил. Меня, мою жену, моего сына... мое состояние.
А как твоя мама переехала жить в дом престарелых? Гермиона решила сменить тему. Даже после всех этих лет она все еще не могла говорить о Волдеморте, это ее беспокоило.
Я начал получать сообщения от ее слуг, что с матерью не все в порядке, откликнулся он. Сначала она пошла подышать воздухом и заблудилась. Потом перестала узнавать служанок, которые занимались ею десятилетиями. Затем она начала применять заклинания, не осознавая этого или вообще не вспоминая об этом. Это были опасные заклинания. Она то сожгла сарай возле теплицы, то вызвала наводнение у садового фонтана... а потом разозлилась на молодую горничную, настаивая на том, что девушка была незнакомкой и решила, что та ворует у нее. Работа девушки состояла в том, чтобы ухаживать за одеждой матери, она работала на мою мать больше пяти лет, а ее семья служила семье Малфоев вообще более ста лет... а мать бросила на нее какой-то сглаз. Об этом узнали домашние эльфы, которые вмешались и послали за мной. Целители сказали, что у нее ранняя стадия болезни Альцгеймера и что даже магия не могла бы вылечить ее. Я был вынужден забрать у нее палочку, а затем договорился о том, чтобы она получила наилучшую медицинскую помощь.
Ты поступил правильно, тихо сказала Гермиона. Любой ребенок в твоем положении должен был сделать то же самое.
Но я ужасно жалел, что вынужден был забрать у нее палочку. Это было неправильно забирать волшебную палочку у собственной матери. Но все это было нужно для ее собственного благополучия. Каждый день нескольких часов я старался бывать с ней, сказал он. Эти несколько лет она по-прежнему теряла память, но в последнее время чувствовала себя неплохо. И она знала о тебе...
Из "Ежедневного пророка"? спросила Гермиона.
Конечно да, как и все остальные она всегда получала этот прославленный таблоид, пробормотал он. Думаю, она нашла наш брак чем-то забавным, даже спросила, скоро ли у нее появятся новые внуки.
Не уверена, что я подходящая мать для них... ответила Гермиона.
Ты на себя клевещешь, Люциус повернул голову и наклонил ее, чтобы взглянуть ей в лицо. Ты очень добрая, Гермиона. Я и не ожидал, что ты будешь относиться ко мне с такой нежностью, особенно учитывая мое поведение по отношению к тебе в прошлом. Ты вообще здорово удивляешь меня.
Гермиона потянулась и провела рукой по его волосам, выражение ее лица было мягким. Люциус тоже вовсе не был тем человеком, которого она знала раньше. Ей не хотелось признавать тот факт, что она всегда судила его поверхностно, по той маске, которую он предпочитал надевать. Она никогда не думала, что, возможно, под этим высокомерным, злым образом, может быть что-то еще более скрытое, заставляющее его вести себя так, как он вел сейчас. Никогда, даже за миллион лет она не думала, что