- Он походит на мою младшую сестру, - спокойно сказал Акор, провожая мальчика взглядом. - Добро и зло в человеческом понимании - в ней всегда боролись. Безнадежно. А это лаванда.
Он выудил из рукава лиловую веточку, где ее только взял? - и протянул Ровайн.
- Дает власть над духами ветра и помогает общаться с тенями иного мира.
- Мне это зачем? - сухо спросила Ровайн.
- Пахнет она хорошо, - прагматично ответил Акор. - Не тревожься, добрая госпожа. Если твой муж внимательно меня слушал, эта поездка обернется для вашего рода большой удачей.
В этом и была проблема:
Лаклан редко слушал кого-то кроме себя.
Опустилась ночь, с делами было покончено, и замок постепенно погрузился в сон. Лаклан не любил, когда прислуга его жжет попусту свечи и факелы, и потому все ложились с первым лучом заката в любое время года, а поднимались по первому его слову. Ровайн сама уложила сына, отослав нянек, и заставила его помолиться вслух перед сном, к чему приучить мальчика так и не удалось.
-Но к Тебе, Господи, Господи, очи мои; на Тебя уповаю, не отринь души моей!
Сохрани меня от силков, поставленных для меня, от тенет беззаконников.
Падут нечестивые в сети свои, а я перейду*, - пробубнил Александр. В руках он сжимал веточку бузины, которую, очевидно, считал более надежной защитой от сил зла, чем молитва.
Ровайн поцеловала его в лоб, и он не уклонился, как делал зачастую. Отсутствие отца сделало его добрее. Ах, если бы Лаклан сгинул где-нибудь на склонах гор или в болотах! Только подумав об этом Ровайн испугано перекрестилась и попросила Господнего прощения за свои дурные, черные мысли.
Весь замок уже спал, и оставалось только проведать старого мага и, пожалуй, запереть его на ночь. Так Ровайн чувствовала бы себя спокойнее. Она взяла со стола свечу в тяжелом медном подсвечнике слабое, но все же оружие и поднялась наверх. В башне было светло из-за луны, льющей сквозь три больших окна. Сперва Ровайн не увидела чернокнижника и испугалась, но в конце концов заметила его худую темную фигуру. Он стоял возле четвертого окна, опираясь на подоконник, и неотрывно смотрел на небо.
- Фомальгаут*.
- Что? - опешила Ровайн. Ей показалось, ступала она так тихо, что не должна была быть замечена. Возможно, старик говорил сам с собой?
- Вон та яркая звезда в южной части неба, - сказал старик, поманив к себе Ровайн.
Она подошла, хотя и приказывала себе этого не делать. Небо было усыпано звездами, и все они были по мнению Ровайн яркими.
- Вон та, - Акор взял Ровайн за подбородок сухими пальцами и чуть развернул, указывая, куда смотреть.
Звезда сияла, как бриллиант.
- Звезда счастья и бессмертия. Если, конечно, не соединять ее с некоторыми планетами. К примеру, если Фомальгаут соединится с Марсом, это повлечет за собой сплошные несчастья. Такие люди ненадежны, жестоки и злопамятны, и сами навлекают на себя несчастья. Это я про твоего мужа, добрая леди.
Ровайн отстранилась.
- Я запру вас на ночь.
- Как пожелаете, добрая леди. Мне-то в принципе идти некуда.
Ровайн направилась к двери, и уже на пороге замерла и обернулась. Старик так и стоял у окна, глядя на небо, словно искал там что-то. Верно, ведь он звездочет. Ровайн он не нравился, но вот сейчас она подумала, что он выглядит печальным и одиноким, и печаль и одиночество звучат в его голосе.
- Вы говорили у вас есть сестра, верно? Она осталась в Магрибе?
- Возможно, - согласился старик, не оборачиваясь. - У меня две сестры. Думаю, обе они сейчас стоят где-то и тоже смотрят на небо. А твой супруг вернется к утру. Пока тебе не о чем беспокоиться.
Это «пока» очень Ровайн не понравилось.
* * *
Лаклан вернулся незадолго до рассвета, чем-то очень довольный, и пришел в спальню Ровайн. В последнее время он делал это нечасто, жена наскучила ему. К тому же, он часто попрекал ее малой плодовитостью. Иногда Ровайн хотелось спросить: что, если я рожу тебе второго сына? Будут ли они так же ненавидеть друг друга, как ты и Робар? Но сегодня она опять промолчала, и сегодня Лаклан был почти нежен в своем понимании. От его нежности на теле Ровайн оставались синяки. Потом они лежали, голова Ровайн покоилась на груди мужа, и выглядели они почти влюбленной парой. Рассвело, солнце скользнуло в комнату и медленно подбиралось к кровати. Лаклан поглаживал шрам на запястье жены и смотрел в потолок.
- Колдун не обманул, - сказал он вдруг, и это были первые слова, произнесенные им за все это время. Да уж, Лаклан был не из тех, кто шепчет жене нежности. - Я говорил с мертвым пиктом, и он дал мне совет.
- Какой, мой господин? - спросила Ровайн, в глубине души уверенная, что ничего хорошего мертвец сказать не может.
- Я примирюсь с братом, - довольно сказал Лаклан, - и приглашу его к себе.
Ровайн села, с подозрением глядя на мужа. Странно, что такой разумный совет мог доставить ему удовольствие. Было что-то еще.
- А потом, - подтверждая ее опасения сказал Лаклан, - я отравлю его. Так, чтобы никто меня не заподозрил.
- Это безумие, супруг мой! - ужаснулась Ровайн. - Если только ваш отец узнает
- От старика давно пора избавиться, - жестко сказал Лаклан и посмотрел на жену. - А если ты вздумаешь рассказать хоть кому-то