Ровайн передернуло.
- А призраков, - буднично закончил Акор, - осудили, и все они отправились в темный загробный мир, где им самое место. Мораль ясна?
- Нет, - резко ответила Ровайн. - Вещи сожгли, как и было указано, и Торгунна успокоилась. Так почему нам просто не вернуть перстень?
- Торгунна успокоилась после того, как ее обидчица сгорела в огне, - парировал Акор. - Так что нам придется отдать Синему Человеку твоего мужа, а может и сына, чтобы его умилостивить. А перстень возьми у супруга, добрая госпожа, и носи при себе. Так будет лучше. Светает.
Ровайн посмотрела на окно. И в самом деле, небо начало светлеть, и стук в дверь прекратился.
- К югу отсюда на болотах живет ведьма, Эйтне. Она может помочь сладить с Синим Человеком. Твой муж привезет ее к закату, и третья ночь станет последней.
Ровайн не могла сказать, что эти слова ее обнадежили. Последней для кого? Однако, она не стала об этом спрашивать. Вместо того Ровайн спустилась вниз, в медленно просыпающийся зал. Кажется, никто из домочадцев и не вспомнил о прошедшей ночи, о рассказанной им страшной сказке, а сажа на лбу вызывала недоумение.
Выйдя на двор, они обнаружили отца Иону, разорванного пополам.
* * *
Все в замке не были в восторге от идеи привезти ведьму, но возражать никто не осмеливался. Единственный, кто мог бы запретить Лаклану прибегать к нечистой силе, лежал теперь в часовне, залитый кровью. Когда Лаклан с приближенными воинами пешком отправился на болота коней раздобыть было негде кое-кто из прислуги, охраны и даже из числа любовниц Лаклана собрали свои нехитрые пожитки и покинули замок. Ровайн не стала их останавливать.
Александра и прочих детей за порог не пустили, но все были до того напуганы и удручены, что никто не мог помешать им бегать по замку. И Ровайн почти не удивилась, когда нашла сына на самом верху башни: Александра тянуло к опасным людям, таким, как его отец. Мальчик сидел на тюфяке и сосредоточенно перечислял:
- Луна, Меркурий, Венера, э-э-э Солнце?
Он посмотрел на мать, которая всегда помогала ему, если урок не был выучен. В глазах защипало: ведь верно, в последние дни они с отцом Ионой учили небесные тела и светила.
- Юпитер.
Акор расхохотался, запрокинув голову.
- Ох, люди, упрямые создания. Ведь Аристарх Самосский еще четырнадцать веков назад доказал, что это Земля, а вместе с ней и все прочие тела, вращаются вокруг солнца.
Ровайн перекрестилась.
- В центре находится солнце, а вокруг него, - назидательно проговорил Акор изумленному Александру, - вращаются: Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер Ну и остальное неважно.
- Не забивайте моему сыну голову ерундой, - велела Ровайн.
Чернокнижник улыбнулся и пустился в пространные рассказы о том, почему созвездия получили свои имена. Ровайн осталась стоять возле двери, борясь с желанием бежать, прихватив сына, вниз, и прочь, прочь из замка. Лаклан всюду ее достанет.
Он вернулся к закату, не досчитавшись одного из воинов, и с ним шла женщина, закутанная в плащ с головы до пят. Войдя в зал, где собрались все домочадцы, она откинула капюшон и посмотрела каждому в лицо. От взгляда ее Ровайн стало холодно. Ведьма Эйтне была худой, рослой, угловатой, красивой той дикой красотой, что часто губит мужчин. В ее ярко-рыжих волосах играли отблески света, и в зале сразу же стало светлее. Ведьма держалась независимо, холодно, и все же, каждый мужчина в замке глядел на нее с обожанием. Лаклан в первую очередь, ведь он был большим охотником до женской красоты.
Когда Ровайн впервые это узнала, на третий день после свадьбы, ее кольнула ревность. Тогда она любила своего красивого сильного мужа. Видеть, как он оказывает знаки внимания другим, это ранило ее тогда еще нежное, хрупкое сердце. Но вскоре Ровайн поняла, что Лакланом движет только похоть, а потом что к ней самой его привлекла только похоть, а не любовь. И Ровайн разлюбила его, потому что нельзя любить дикое животное, отвечающее укусом на ласку. Но сейчас взгляд, который Лаклан не сводил с ведьмы, вызвал отвращение. Не в ревности было дело, а в страхе. Если Лаклан осмелится оскорбить ведьму, какое наказание изобретет она? Не покажется ли Синий Человек подарком в сравнении с местью ведьмы?
Эйтне держалась любезно, но отстранено: поприветствовала Ровайн, как хозяйку, поклонилась маленькому наследнику, кивнула Акору должно быть, признав в нем ровню, а потом прогнала всех из зала и запретила выходить. Обитателей замка не пришлось уговаривать дважды: все они разбежались по своим углам. Ровайн забрала сына в спальню и обнимала, пока он не заснул, напевая ему незамысловатые колыбельные. Спустя полчаса, или чуть больше, к ней пришел Лаклан и начал раздеваться.
- Не при сыне, - попросила Ровайн.
Лаклан посмотрел на мальчика, свернувшегося калачиком на широкой постели, взял Ровайн за руку и вывел в коридор. Вся похоть, что владела им, все желание излилось на Ровайн, но он явно хотел ведьму. Это можно было понять по помертвевшим глазам, по стиснутым зубам, по той жестокости, с которой сжимал он бедра своей опостылевшей жены, которую брал грубо, без малейшего намека на нежность, прижав к стене. Выходя за него замуж, Ровайн ничего не знала о происходящем в спальне между мужчиной и женщиной. В первую брачную ночь Лаклан был нежен, и под спиной у нее было тончайшее полотно, и она думала, что так бывает всегда. Лаклан за годы брака сильно расширил ее кругозор, но, честное слово, Ровайн обошлась бы без этих уроков.