Здорово рискуете, сударь, хмыкнула Траск, отпив ещё глоток. Ну, вот упорно она обращалась к Лео, точно к какому-то лавочнику «сударь», а не «сир». И поправлять её, очевидно, не имело смысла. Одно слово, ведьма.
Вы о чём? не понял Лео. Он тоже попробовал вино. Хм очень неплохое вино, кстати. Надо запомнить эту таверну: всё-таки когда крысы сидят в клетках, это гораздо лучше, чем когда они шныряют под ногами. А то устроил ему однажды бывший сосед поход по городскому дну, а он как дурак повёлся на это: «Хочешь увидеть настоящее, не прилизанное Трёхгорье?» Заведения были отвратительно грязные, выпивка мерзкая, девицы потасканные и немытые, и не отпускало ощущение, что единственная причина, по которой их не трогают денег у них слишком мало, чтобы ради этой горсти монет имело смысл затевать кровавую свалку (разумеется, оба были вооружены, а Лео так и вовсе надел дублет вместо камзола).
Вот такие девочки по тавернам и трактирам главные разносчицы заразы, пояснила Траск без тени улыбки или усмешки. Любая уличная девка, кроме совсем уж опустившихся или спившихся, хоть раз в неделю да покажется лекарю. Да хоть рабочую свою ночь начнёт с молитвы Хартемгарбес. Некоторые наивные типы нарочно их подкарауливают у часовни, чтобы быть первыми после благословения якобы так меньше шансов заразиться. Но такие вот служаночки сплошь и рядом сами не знают о том, чем больны и давно ли. Подавальщица метнула на неё злобный взгляд, взяла монету со стола и удалилась с оскорблённым видом. А Огневица закончила свою речь: Так что только приличный бордель, сир Лео, и желательно только тот день, когда тамошних девочек-мальчиков осматривает целитель. Про сказочно наивное «один и постоянный партнёр» молчу: кто это в двадцать лет захочет ограничиваться кем-то и чем-то одним?
Она допила вино и встала.
Пойду, пожалуй, сказала она. Выложилась сегодня, как рыбак в путину, а завтра и вставать чуть свет, и опять тратиться по полной. Всего хорошего, сир Лео. Если что, ещё недельку я здесь побуду, спрашивайте в гильдии.
Лео, помедлив, кивнул. Попрощавшись, он невольно проводил взглядом мягко переливающееся в золотистых закатных лучах, безупречно сидящее по фигуре платье (оделась Огневица и в этот раз как приличная женщина, а не по-мужски) и неожиданно для себя подумал о том, что чародейка одета куда дороже, чем он, ни единой буквы Указа не нарушая при этом. И что хитрые простолюдины вообще придумали множество способов обойти этот Указ, наделав таких серых, коричневых и вообще некрашеных тканей и сукон, рядом с которыми его синий бархат смотрится линялой дешёвой тряпкой. Это было обидно и несправедливо.
А! Он мотнул головой и придвинул папку поближе (Огневица купила новую видимо, надпись «Задолженности по Заречью» ей тоже не нравилась). Света, льющегося сверху и сбоку сквозь решётки, пока что было достаточно, и Лео решил хотя бы попытаться разобрать, чего Траск ему понаписала. Ну, что тут подчёркнуто под номером один? «Компания пьяных наёмников нестройно горланила песню» И что не так? Пришлось поднапрячься, но разбирать чужую писанину на службе приходилось довольно часто, так что хоть и с некоторым трудом, однако Лео прочёл: «Выполняя контракт, наёмники, состоящие
в гильдии, могут себе позволить только кружку пива либо, если промокли или сильно замёрзли, полстакана настойки. Пьяный наёмник верный кандидат на вылет. Либо Ваша компания только что удачно завершила какое-то дело, либо это вольные, которым законы не писаны». Надо же, в жизни бы не подумал, что всё настолько сурово. Ну, хорошо, пусть будут вольные. Дальше что?..
***
Отец ответил неожиданно быстро и недели с его отъезда не прошло, как пасечник Элиас, приехавший в Трёхгорье продать свежий мёд, привёз заодно письмо от отца и увесистый кошелёк. «Пересчитайте, ваша милость», попросил Элиас. Лео в жизни бы не поверил, будто у старика хватит наглости не то что взять хоть монетку просто заглянуть в кошелёк своего сеньора, однако ясно же было, что Элиас, вернувшись, подробно отчитается о поездке. В кошельке было ровно две сотни марок, как отец и писал, но золотом меньше половины: то ли отец не хотел, чтобы Лео тряс по дороге золотыми монетами, то ли просто выскреб всё, что мог себе позволить, так что две марки набирались медяками. Элиас с негодованием от одного такого медяка отказался, наоборот, ещё и крынку с мёдом оставил, а то «его милость совсем на городских харчах отощал», но Лео к сладкому был равнодушен и мёд отдал хозяйке пансиона. А отец в письме дозволял ему ехать в Долгий Мыс и с довольно заметным раздражением извещал о том, что сира Орнелла горячо поддержала желание Лео сначала заняться своим здоровьем, а потом уже вступать в брак, и пообещала ждать его возвращения. Про помолвку не было ни слова кажется, бойкая вдовица готовила себе пути к отступлению на случай, если лечение окажется неудачным. Ещё в отцовское письмо была вложена записочка от матушки с благословением и обещанием ежедневно молиться за него, а также с приветами от брата и сестёр.
Что ж Следовало уладить свои дела в Трёхгорье и собираться в дорогу. Лео заплатил за комнату в пансионе, договорившись с госпожой Ларк, что некоторые вещи оставит ей на хранение, приобрёл кое-что необходимое в пути и, разумеется, лошадь которая до сих пор практически не была ему нужна. Оставалось снова найти Траск и предложить ей ехать вместе.