Я поглядел через его плечо на Мел. Она взглядом велела мне продолжить разговор.
Прости за куртку, ответил я. Похоже, что тебе надо нести ее к мастеру. Выйдет дорого.
Не дороже, чем вставить новый зуб.
Языком я нащупал место, где еще недавно был левый резец.
Да, пожалуй.
Мир?
Мир.
Пожмите руки, приказала Мел.
Джон Скотт протянул руку, и я ее пожал. Он сильно сжал пальцы, как я и предполагал, и держал мою руку железной хваткой дольше, чем надо, чего я тоже ожидал от него.
Он отпустил мою ладонь.
Снова лучшие друзья.
Мы вернулись к трупу и опустили носилки на землю.
Хватай его за плечи, объяснил Джон. А я возьму за ноги.
Погоди! А что с веревкой?
Что с веревкой?
Нам не надо ее снять?
Не думаю, что надо с этим связываться. Смотаем и положим ему на грудь.
Хм Мной овладело сомнение. А где он, черт подери, взял веревку?
Это та самая.
Какая?
По которой мы шли.
Я понял, что он прав. Это была та самая веревка, сложенная вдвое. Она была сделана из кокосового волокна, достаточно прочного, чтобы выдержать вес человеческого тела.
Мы с Томо не смогли ее найти, когда собирались пойти к телу.
Он ее всю снял? Ничего не осталось?
Джон Скотт кивнул.
Да там не одна сотня метров. Куда он ее дел?
Где-то лежит. У нас не было времени искать. Давай его поднимем на счет три.
Мы подняли тело Бена и переложили на носилки. Затем сложили сверху веревку и укрыли его спальным мешком. Джон Скотт взялся за носилки спереди, я сзади, так мы донесли его до лагеря. Томо, Мел и Нина ждали нас с рюкзаками за спинами. А Нил скрючился под деревом, держась за живот.
Я велел Джону положить носилки и подошел к Нилу.
Ты как, в порядке?
Болит как черт знает что.
Идти можешь?
Не знаю. Помоги встать.
Я протянул ему руку. Нил встал, качнулся, затем развернулся к нам спиной. Не успел он сделать несколько шагов, как его сложило пополам и вырвало с неудержимой силой.
Увидев первую струю коричневатой жидкости, вырвавшейся из его желудка, я быстро отвернулся. А его все рвало и рвало. Я никуда не мог деться от булькающих звуков и гнилостного зловония, от которых и мой желудок начал пошаливать.
Нил повернулся. Изрядно помятый, он выглядел немного лучше.
Мы решили идти. Осилишь?
У меня же все равно нет выбора, не так ли?
Можешь подождать здесь. Мы приведем полицию.
Он помотал головой и подошел к рюкзаку.
Оставь его, предложил я. Мы еще вернемся.
Не, приятель.
Никто его тут не тронет.
Он поднял рюкзак.
Давай я понесу, предложил я. Все равно своего у меня больше не было. Береги силы, чтобы дойти.
Вскинув рюкзак Нила на спину, я вернулся к носилкам. Мы вновь подняли их (они показались тяжелее, чем я надеялся) и пошли к тому месту, где раньше тянулась веревка.
А где же она? обескураженно воскликнула Мел.
Я объяснил.
Он ее снял? Она недоверчиво посмотрела на меня. А как мы отсюда выйдем?
Мы знаем общее направление. Так или иначе выйдем к красной ленте.
А если мы потеряемся?
Не должны.
Ты не знаешь наверняка
Мел, у нас нет другого выхода.
Я шагнул вперед, толкнув носилками Джона Скотта, и мы начали движение.
Конечно, невозможно было не думать о Бене. Я познакомился с ним совсем недавно, меньше суток назад, но его внезапная смерть придавала важность нашей встрече. Она каким-то образом связала нас. И оставила меня с ноющей раной внутри. Его молодость, его страсть к жизни
Я вспоминал, как он поприветствовал нас тогда, возле станции: открыто, по-дружески, без тени недоверия к незнакомцам, которое так естественно для большинства людей. Как он по целовал Томо на парковке. Как он радовался, будто
ребенок, новогодним подаркам, найденной кроссовке или стрелочкам на деревьях. То, как увлеченно он рассказывал о своей семье. Как странно было теперь видеть перед собой это тело на носилках, безвольное, неподвижно лежащее под спальным мешком. Вскоре оно неминуемо окажется в земле, будет гнить и разлагаться. Как же неправильно все это.
Мои мысли скакнули к их с Ниной отношениям. В первые несколько часов они казались идеальной парочкой влюбленных, которые знают друг друга уже долгое время. Так они себя вели: мягкие прикосновения, многозначительные взгляды, беседы на иврите, которые, кроме них, никто не понимал. Я уж не говорю о том, что они просто идеально подходили друг другу. Потом последовали неожиданные откровения: сначала о том, что они познакомились лишь месяц назад в Таиланде, а потом о том, что притяжение между ними не было взаимным.
Последнее определенно приводило меня в возбуждение. Нина была свободна. Я бы мог быть с ней, если б захотел. Более того, казалось, она сама этого желала. Хотя все это, конечно, оставалось чистой фантазией. Несмотря на ссоры из-за Шелли и Джона Скотта, мы с Мел были идеальной парой, я бы никогда не решился предать ее. Но так или иначе, осознание того, что я мог бы быть с Ниной при иных обстоятельствах, неплохо подстегивало мое эго. Я чувствовал, что остаюсь привлекательным для противоположного пола.
Не более того.
На самом деле, мне было жаль, что Нина раскрыла мне нюансы своих отношений с Беном. Теперь я не только чувствовал уколы совести за то, что зарился на девушку покойного приятеля, но и жалел о том, что мое представление о них двоих оказалось безнадежно испорчено. Мне было бы гораздо легче вспоминать их как пару влюбленных из Израиля, а не бедолагу Бена, увивающегося за особой, не желающей ответить ему взаимностью.