Когда она вернулась в кровать, то увидела, что дверь опять позевывает, а из нее выпрастывается что-то узкое и длинное, похожее на руку.
На этот раз, закрыв дверь, Маша подперла ее стулом.
2—3
Какой уж тут сон. Поднявшись с кровати, Маша босиком подошла к темному окну. Двор напоминал старую открытку с одним загибом. Открываешь, а там шеренга машин вдоль бордюра, доходяга-фонарь флиртует с долговязой березой. Маша захолонула, – мимо дома плыла черная хламида с капюшоном на голове. Остановившись у трансформаторной будки, фигура медленно обернулась и, глядя на Машу, укоризненно покачала головой. Маша отскочила от окна и зажала ладонями рот, давясь криком, словно рвотой.
Через некоторое время окно все-таки притянуло к себе. За стеклом мертвым умиротворенным насекомым распластался опустевший двор. Стало легче… немного.
Маша уже одной ногой была во сне, когда в окно шестого этажа извне постучали. А потом вкрадчиво поскреблись…
2—4
То еще утро. На кухне заторможенная Маша залила хлопья молоком недельной давности и нехотя захрустела, глядя в условную точку. Перед Машей возникла босая мать в серых домашних штанах и майке, и жующая Маша тут же подняла взгляд на выключенный телевизор, который вскарабкался на холодильник… Мать работала учителем информатики в гимназии с математическим уклоном. Там же до поры до времени училась и мучилась Маша. А потом из-за неладов с алгеброй, физикой и поведением Машу пришлось пристраивать в гимназию уже с гуманитарным вывертом… Маша почувствовала, как на кухне между ней и матерью выросла невидимая звуконепроницаемая стена.
– Ты хоть что-нибудь учила? Сколько сегодня уроков? – скрестив руки на груди, завела свою шарманку мать.
– Приду в четыре, – машинально отозвалась Маша, с ложкой у рта и мутными глазами в темном прямоугольнике телевизора.
– Когда придешь? – гнула свою тему мать.
– Сегодня пять уроков и классный час, – процедила Маша, надеясь, что впопад.
– В молчанку решила поиграть? Ну-ну… – мать исчезла, хлопнув дверью.
Вздохнув, Маша отправила в рот хлопья, уже размякшие и безвкусные.
2—5
…Конечно, Шумилина припоздала на первый урок, на котором препарировали образ Раскольникова и иже с ним… Кристина одновременно перелистывала глянцевый журнал, лакировала идеальные коготки и подкалывала в сети над якобы хаосистом, загнанным на энтропии и всём таком. За партой Маша с тревогой стала поглядывать на приоткрытую дверь кабинета, невольно вспоминая другую дверь, за которой прошедшей ночью шаркала темень. Надо встать и захлопнуть… Встать и… Надо… надо…
Не смотри, – повторяла себе Маша и отдирала взгляд от двери. Но через секунду-другую глаза опять невольно приклеивались к дверной расщелине, которая распухала, нарывая десной.
Маша с опаской наблюдала, как дверь уподоблялась оскаленной пасти. Вот так же щелистая темь этой ночью взращивала сухопарое шевеление…
Маша дернулась, словно от удара, когда в проеме просквозило что-то черное.
Кристина с вопрошающей улыбкой вытаращилась на подругу:
– Ты чего? – соскользнувший с колен журнал, шлепнулся на пол.
Маша выскочила из класса под рассерженный клекот учительницы.
За дверью Маша остановилась и с обескураженным видом оглядела опустевшую рекреацию. Что ж, надо возвращаться к Соне Мармеладовой и старухе-процентщице.
И тут краем глаза Маша заметила шмыгнувший за угол черный холм. Маша кинулась вдогонку. Что она творит? Куда ее несет? А чернота уже выскользнула на лестницу. И Маша через рекреацию младших классов – туда же…
Лестница быстро разрешилась глухим вестибюлем, где у раздевалки Маша столкнулась с завучем. Моложавая женщина, у которой нос заострялся совиным клювом, спросила:
– Почему не на уроке?
Маша почему-то смешалась и, опустив голову, что-то залепетала, под когтистым взглядом завуча чувствуя себя тупо виноватой и пропащей, словно спалившись на краже дешевого шампуня или плитки молочного шоколада в супермаркете.
2—6
Тряхнув за плечо, кто-то раздраженно потребовал:
– Просыпайся уже.
Открыв глаза, Маша увидела недовольную мать, которая стояла над кроватью и над душой.
– Опоздаешь, – предрекла мать и, взглянув на будильник, покачала головой.
Утро скатывалось в голимый плагиат, под чистую сдирая рисунок сна… Маша ела хлопья в молоке недельной давности, слушая и не слыша давным-давно просроченные слова матери, что-то и как-то отвечая, всё равно, что и как, лишь бы отстала.
2—7
Опоздавшая на первый урок Маша села рядом с Кристиной, которая позевывала над журналом, маникюром и чатом. Взгляд Маши остановился на приоткрытой двери и стал увязать в ней. Чем пристальнее Маша глядела на дверь, тем отчетливей проступала оскаленная пасть. Неужели нельзя закрыть? Обмирая, Маша ждала, когда дверную щель перечеркнет черный промельк. Пробрала мелкая дрожь. Внутри все пересохло и склеилось то ли от похмелья, то ли от нарастающего напряжения… Вот-вот чернота застанет врасплох, полыхнет там, за дверью, холодом ожжет.
– Шумилина! Так почему же Раскольников убивает старуху-процентщицу?
Маша приподнялась и, помаргивая, растерянно взглянула на учительницу, как будто только что и не совсем еще очнулась
– Хватит спать, – с досадой сказала учительница.
Покосившись на дверь, Маша содрогнулась. Дверь была закрыта… Сквозняк что ли постарался? А может быть, действительно, хватит спать.
– Шумилина? – нахмурившись, училка бросила недоуменный взгляд на дверь, а через секунду – опять на помертвевшую Машу. – С тобой все в порядке?
Маша не ответила, продолжая таращиться на дверь. Облепило насмешливое шушуканье и хихиканье класса.
– Да сядь же ты, – шикнула Кристина, дернув Машу за рукав. Обмякшая Маша упала на стул. Просыпайся уже…
3
Маша и Кристина брели по местному Бродвею. Уже очухались фонари, вечерний воздух остывал и густел синим студнем. Впереди взгорье мешало дым со светом, заволакиваясь ими. Слева дорога изображала море, шелестела так, словно волны ухлестывали за берегом, накатывались одна за другой. Остановившись, Кристина достала из черного пакета коробку вина, свинтила пластиковую пробку и, воровато оглядевшись, отхлебнула. Маша в свою очередь сделала два больших глотка крепленого приторно-сладкого напитка. Маша считала, что для нее вино – это вроде пепси-колы, захмелеть невозможно. Но все же ей сделалось так легко и ненапряжно, такое приятное тепло разлилось по телу, что захотелось запеть или хотя бы закричать. И она крикнула. Кристина рассмеялась, схватила Машу за руку и устремилась к дымчатому свету. Вот бы разбежаться и полететь, куда глаза глядят, на все четыре стороны, впрочем, Маша чувствовала, что этих самых сторон гораздо больше…
Внезапно Кристина замерла и шедшая следом Маша столкнулась с ней.
– Что еще? – Маша досадливо поморщилась.
Кристина молча уставилась на тротуар. Там чернела птица похожая на очень большую ворону.
– Мертвая? – носок Машиного ботинка осторожно коснулся смоляного крыла.
– Мертвее не придумаешь, – отпив из коробки и продолжая глядеть на птицу, Кристина передала вино подруге.
Вот так же неподвижно лежала та старуха… Вспомнив ужастик, который на днях попался ей в сети, Маша озорно улыбнулась и окропила птицу вином.
– Хватит тебе, – Кристина отобрала у Маши коробку.
– Надо ее воскресить, – ухмыльнулась Маша, остекленевшими глазами изучая черную птицу. – Птица, проснись и пой…
– Ну-ну… – Кристина фыркнула и, неодобрительно покачав головой, приложилась к коробке.
Маша почувствовала себя марионеткой, которую невидимый кукольник дергает за невидимые нити, заставляя делать, черти что. Экран смартфона озарил и обескровил до мертвенной синевы Машино лицо, споря с тыквенным светом кривого фонаря над головой… Чего только не найдешь в сети. Из вороха заклинаний Маша выбрала одно. Надо было только скачать звуковой файл. Через секунду-другую, затаив дыхание, Маша нажала на воспроизведение.