Он отодвинул немного одеяло, висевшее на окне, и смотрел в щель, как будто желая определить, скоро ли наконец начнется рассвет. И все перекладывал больную руку и так и эдак и никак не мог найти удобное положение.
III
Шофер открыл дверцу кабины:
- Садитесь, товарищ младший лейтенант!
- Нет, нет, - сказал Костя, - я не один еду, с вами девочка сядет, а я в кузов.
На крыльце Светлана прощалась с хозяйкой, обнимала ее "в последний раз", и еще раз, и "в самый последний…" Несмотря на ранний час, были провожающие. Клетчатый узелок с вещами девочки, совсем легкий вначале, увеличился почти вдвое: каждый из маленьких Светланиных приятелей считал своим долгом сунуть ей что-нибудь "на дорогу" или "на память". Капитан нагнулся и поцеловал девочку в лоб:
- Ну, Светлана, счастливо тебе!
Она серьезно ответила:
- И вам тоже.
Капитан протянул Косте руку:
- Так имей в виду, Костя, эту неделю мы еще здесь, а дальше - догоняй!
- Догоню, товарищ капитан! Светлана, садись к шоферу.
Но клетчатый узелок уже полетел в кузов. Светлана подпрыгнула, стала на широкое твердое колесо и с ловкостью мальчишки перемахнула через борт.
- В кабину садись, тебе говорят! - уже строго сказал Костя.
- По-вашему, я буду в кабине сидеть, а раненый трястись в кузове?
Девочка преспокойно стала усаживаться поудобнее на сложенном брезенте.
- Ты слезешь или нет?
- Нет.
Голова Светланы исчезла за бортом. Капитан усмехнулся.
- Я вижу, скучать в дороге ты не будешь, Костя! Федя, дай ей шинель какую-нибудь, ведь ее продует, она совсем раздетая.
Костя, стоя на колесе, перешагивал через борт грузовика.
- Раненому все равно придется трястись в кузове.
- Зачем же вы-то сюда?
- Буду следить, чтобы тебя ветром на поворотах не выдуло.
Машина затряслась, загрохотала и поехала. У крыльца все махали ей вслед.
Светлана встала, держась руками за борт, и тоже замахала платком.
- А ну, сядь! - сказал Костя. - Завернись в шинель хорошенько, благо она тяжелая, придержит тебя хоть чуточку!
Светлана опустилась на коленки; ей хотелось еще разок посмотреть на деревню отсюда, издали. Но дорога сделала крутой поворот, и теперь за холмом уже ничего не было видно, только изломанные, изувеченные снарядами верхушки желтых осенних кленов.
На ветру было холодно, и оба уселись впереди на брезенте, под защитой кабины.
- Так, - сказал Костя, - значит, всякая кнопка рассчитывает, что ей удастся мной командовать?
- Где кнопка? - вызывающе спросила девочка.
- Вот она, кнопка! - Костя легонько щелкнул Светлану по небольшому, чуть вздернутому носу.
Девочка с негодованием отодвинулась от него:
- Не деритесь!
Машину качнуло на ухабе. Костя схватился за больную руку.
- Вот видите, - сказала Светлана, - не послушались меня, растрясете руку, будет опять как ночью!
- То есть, что это "будет опять как ночью"? - удивился Костя.
- А вот то самое.
- Уж очень ты глазастая!
Они выехали на шоссе. Светлана опять привстала на колени.
- Ты что?
- Так. Посмотреть. Отсюда нашу школу видно. Грузовик поехал быстрее. Светлана села и больше уже не оборачивалась.
- Ты здесь давно живешь?
- Нет. Маму как раз перед войной сюда перевели.
- А в Москве бывала когда-нибудь?
- Была один раз… папа поехал и меня взял.
Костя замолчал. Это было как с его рукой: с какой стороны ни дотронься - больно.
- Товарищ лейтенант, а вы в Москву в командировку едете?
- В командировку.
- А потом опять на фронт вернетесь?
- Потом опять вернусь.
Девочка кивнула головой, как бы успокаивая лейтенанта, что больше она его об этом расспрашивать не будет: мало ли что - может быть, военная тайна.
- А что у вас с ногой, товарищ лейтенант?
- С какой ногой?
- Вот с этой, на которую вы немножко хромаете?
- Ты и это уже разглядела, глазастая? Эту ногу я еще весной об немецкую мину ушиб.
- Это которые в земле лежат?
- Нет, которые с неба падают.
Светлана сейчас же поняла:
- Ага. Миномет. Товарищ лейтенант, вот, наверное, мама ваша обрадуется, когда вас в Москве увидит!
- Откуда ты знаешь, что у меня мама в Москве?
- А я ночью слышала, как тот, другой лейтенант сказал, что вы маму в Москве повидаете.
- Не совсем точные сведения, - возразил Костя, - мама моя не в Москве, а под Москвой живет - тридцать километров.
- Ну так что ж, увидитесь все-таки с ней?
- Увижусь, конечно.
- Вот я и говорю - обрадуется. Товарищ лейтенант, вы мне скажите, как вашего капитана зовут, и адрес дайте.
- Зачем тебе?
- А как же! Он сказал, чтобы я ему писала из Москвы.
- Дело важное, - согласился Костя. - Вот тебе блокнот, вырви страницу и записывай номер полевой почты.
В солдатских карманах всегда бывает тесно. Вместе с блокнотом Костя вынул и положил на колени фотографию и два письма.
- Это вашей мамы карточка? - спросила Светлана и вдруг покраснела и смутилась, как смутился бы взрослый человек, совершивший бестактность: девушка, снятая на фотографии, не могла еще быть ничьей мамой.
Костя засмеялся, тоже слегка покраснев:
- Нет, это просто одна знакомая. Нравится тебе?
- Нравится. Красивая очень.
- А мама моя вот.
Светлана долго и внимательно разглядывала фотографию. Наконец, вздохнув, сказала с глубоким убеждением:
- Она очень хорошая, ваша мама!.. А вашу знакомую Надей зовут?
- Ты что - цыганка или Шерлок Холмс?
- Нет, я просто глазастая. Вот здесь на конверте написано: "Надежде Сергеевне Зиминой". Написали письмо, а отправить не успели - сами поехали.
- Почему все-таки ты так уверена? Может, это маму мою Надеждой Сергеевной зовут?
- Не-ет! Вашу маму Зинаидой Львовной зовут. И фамилия Лебедева, как у вас. Ей вот это, другое письмо, без конверта, треугольничком сложено!
"Ну и бес эта девчонка!" - подумал Костя, расхохотавшись и краснея все больше и больше.
- Ладно, проницательная женщина, вот тебе карандаш, пиши: "Капитан Шульгин…"
Когда адрес был записан, Костя стал опять раскладывать по карманам свое имущество.
- Странно все-таки, - сказала Светлана: - вам руку только перевязали, и все. Когда рука ранена, ее полагается вот так еще чем-нибудь широким к плечу подвязать. А то вы ее и туда и сюда…
Костя усмехнулся:
- У нас в медсанбате врачи и сестры тоже очень опытные. Они так и сделали. Только я эту повязку снял.
- Ага, - понимающе сказала Светлана. - Чтобы не так страшно было вашему капитану?
- Чтобы не так страшно.
- Вы бы хоть в карман ее положили, повязку. Теперь и подвязать нечем.
Светлана подумала с минуту, нагнулась к своему узелку, порылась в нем и решительным движением вытянула шелковый вязаный шарф.
- Согните руку. Держите так… Ну вот… - Она перекинула шарф ему на шею и завязала узлом. - Ведь лучше, правда?
- Красота! И шарф у тебя какой нарядный… шелковый… полосатенький. Откуда такой взялся?
Она ответила:
- Это мамин шарф.
IV
- Как здесь уютно! Правда, товарищ лейтенант? Я так давно не ездила в поезде!
Светлана жадно смотрела в окно, сначала молча - уж очень грустно было видеть сожженные деревни, вырубленные леса, разрушенные станционные здания. Но поезд бежал все дальше и дальше на восток, и пейзаж менялся.
- Смотрите, смотрите, товарищ лейтенант! Здесь уже пашут! Трактором! Товарищ лейтенант, смотрите, а здесь новые дома строят!
Костя вставал, подходил к окну и с не меньшим любопытством и радостью, чем Светлана, смотрел и на трактор и на новые дома. Но день был свежий, от окна порядочно дуло через разбитое стекло, а Костю стало познабливать после бессонной ночи. Опять заболела рука. Он сел в углу, около двери, подложив под локоть вещевой мешок.
- Вы бы полежали, товарищ лейтенант.
- Вот что, Светлана, - сказал он, - хватит тебе меня лейтенантить. К тому же, заметь, ты каждый раз повышаешь меня в чине: я еще не лейтенант, а только младший лейтенант.
- Хорошо, товарищ младший лейтенант, буду называть младшим.
- И это не обязательно. Ты человек гражданский, и так строго соблюдать устав тебе ни к чему.
- Как же мне говорить? Товарищ Лебедев?
- Слишком официально.
- Тогда скажите, как вас по отчеству? Константин… а дальше?
- Вот отпущу себе бороду лет через пять, тогда мне отчество потребуется, а пока можно без него обойтись.
Так как же мне вас называть?
- Зови, как все люди зовут: Костей.
Ему хотелось пить. На столике у окна стоял жестяной чайник. Костя спросил у соседа:
- Это ваш?
Сосед показал на верхнюю полку. Там кто-то спал, накрывшись с головой. Виден был погон танкиста с тремя сержантскими лычками, и торчали из-под шинели широкие подошвы сапог.
Костя взял чайник, болтнул его, но чайник был пустой и легкий.
Они подъезжали к станции. Светлана прижалась к окну, высматривая что-то на перроне. Как только поезд остановился, она вдруг сорвалась с места, схватила чайник и, быстро сказав: "Я сейчас!" - исчезла в коридоре.
- Куда ты? Стой, стой!
Девочка уже мчалась по платформе, прямо к баку с кипяченой водой, около которого образовалась очередь.