И старушки беспардонно, пинками вытолкали дедулек из очереди. Кто-то из самых бойких старушенций попытался выбить у них трости…
Чья-то костлявая нога в фиолетовом чулке коварно подставилась им на пути…
Консьерж впервые за это время показался из-за стойки, чтобы посмотреть…
Какая классная получилась подножка! И старые сморчки, даже не огрызнувшись, поплелись к бару. Там они и успокоились за кружкой пива.
– А-а-а! Привет! – узнали консьержа старушки. – Всё за стойкой маешься, доходяга? Хоть бы на кухню перевёлся, там бы тебя откормили. Тощий, как фагот!
Да-да, это были те самые старушки из Эдинбургского дома престарелых, что год назад зажгли здесь так, что… впору было писать жалобу в Пенсионный фонд Шотландии, а то и принцу Чарльзу, чтоб не зря носил одноимённый титул и приструнил своих подданных.
– Ну, с пятницей вас, голубки!
– С-с-старые колготки… рваные! – прошипел, прищурившись, консьерж. – Не сдохли?..
– Не забыл нас?
Рууда передёрнуло так, что Нилс пристально всмотрелся тому в лицо.
– Ну и чего ты припух? – глядя вниз, спросил стажёр. – Сейчас дошаркает пенсионный обоз до стойки, разбредётся по номерам и будет названивать… принеси таблетки от… мази для… Главное, чтобы никто не преставился, не дай бог! Вот будет тогда морока.
– Представляешь?.. – задумался, вспоминая о чём-то, Рууд.
В его памяти всплыла прошлогодняя история… Из зала, отведённого под завтраки, постояльцы отеля выходили необычно тихими, чуть ли не пришибленными. Они ёжились и почему-то оглядывались на дверь, из которой только что вышли и за которой что-то явно происходило…
– Ну, – не выдержал паузы Нилс. – Что там было?
– Эти божьи одуванчики раздобыли гроб в каком-то похоронном бюро. Тайно протащили его в ресторан – сообщников не нашли! Никто из персонала не признался даже на детекторе лжи! – и поставили на стол в окружении горящих свечей. Одну старуху уложили в ящик, а остальные расселись вокруг и принялись завтракать, напевая… «Happy Birthday to You!»32 Это они так решили отметить день рождения той, что молча лежала в гробу, притворившись усопшей.
– А клиенты отеля? – спросил Нилс коллегу.
– А что им оставалось делать? Не уходить же демонстративно, раз попали на такое торжество! Сидели и завтракали, пока именинница не встала из гроба с ответным словом… Вот тогда-то все и ломанулись на выход… А у той подруги, оказывается, день рождения приходится на Хэллоуин! Кто ж знал-то?!
– Н-да! – стажёр с интересом посмотрел на старух.
Те же как будто поняли, что их прошлогоднюю историю снова вспомнили.
– Эту старую… с косой… мы в свою компанию не принимаем! Не фиг нам портить праздник!
– Шабат для всех шабат!
По такому случаю бабульки были одеты нарядно, но одинаково. Выходная униформа за прошедший год не изменилась. На всех, кроме уже отмеченных фиолетовых чулок, были серые юбки по колено, блузки в шотландскую клетку, фиолетовые пиджаки и серые шляпки с сиреневой лентой и бантом. Шик! Вожделенная пятница наступила и для шотландской богадельни. Королевский фонд призрения отправил с глаз долой беспокойных бабок из Эдинбурга побузить в Амстердаме.
– Пенсионарии всех стран – гуляйте! – бесшабашно горланили старушки.
Вот такая живописная и неунывающая компания вытянулась длинной цепочкой в фойе отеля.
Эти живчики не просто размеренно двигались к стойке регистрации по мере того, как впереди стоявшие получали ключи от своих номеров. Они жили и бурлили на всю катушку безо всякого «допинга» в виде кофе с ликёром или косячка. Бабули явно знали, где у жизни кнопка «boost»33, и не торопились жать на тормоз. Успокаиваться они не собирались, да и вечера дожидаться никто не хотел. В их-то возрасте ждать… Мало ли что. Вот они ежеминутно, ежесекундно и зажигали, как могли!
Старушки ехидно переглядывались, сводя с ума и без того обезумевший ресепшен.
– Чего там происходит? – спросил консьерж стажёра.
– Э-э-э… – медлил с ответом тот.
– Цвет? – крикнула первая, ближе всех подобравшаяся к стойке бабуля.
– Синий! – громко ответила старушка, стоявшая третьей в очереди.
– Точнее? – приказала первая.
– О'кей! Светло-синий, но не голубой! – уточнила третья.
В этот момент бабулька под номером два неожиданно провернула такой финт, от которого у Нилса упала челюсть, и он её больше с мраморной полки не поднимал.
– А вот хрен вам, а не светло-синий!
По таинственному алгоритму бабки то переходили в начало, то в конец очереди. Вот очередная старушенция под всеобщее улюлюканье поплелась в самый хвост очереди.
Стоявшая первой же пошла регистрироваться к обалдевшему консьержу. На её, первое, место перешла та, вторая, что финтила. Четвёртая бабуся стала второй, а пятая, соответственно, третьей. Эта троица подхватила эстафету.
– Цвет? – тоненьким скрипящим фальцетом спросила первая третью.
– Белый!
Очередное филигранное, сразу видно, что отработанное годами движение «клюшкой» от второй бабки, и…
Затем следовала громкая инструкция либо идти на регистрацию, либо сдать своё место в очереди и валить в её конец.
– Так что они там угадывают? – вытянул шею Рууд.
– Цвет…
– Не держи меня за идиота… Цвет чего?
– Т-р-р-р-усов! – чуть не поперхнулся Нилс.
– Угадала, старая швабра! Ковыляй на регистрацию! – донёсся чей-то задорный голос.
Рууд и Нилс наблюдали, как палкой или ходулей задиралась юбка у очередной старушки и задавался вопрос о цвете панталон.
– Ну всё… сегодня они устроят у нас бордель! – произнёс упавшим голосом консьерж. – Шабаш точно назначен в Hilton!
– Слава богу, не похороны! – отозвался стажёр.
Амстердам, 2006 г.
Английская мышеловка для русского Поттера34
Глава 1. «Гарри Поттер»,
или Таинственное место в третьем ряду
⠀
Двое полноватых мужчин лет сорока стояли перед входом в конгресс-центр отеля Royal Lancaster London. Они были одеты в дорогие деловые костюмы тёмно-синего цвета.
Если бы не разница в росте и цвете волос, их можно было бы принять за двойников. Очки в тонкой позолоченной оправе только усиливали это сходство.
Видимо, неспроста костюмы, рубашки и галстуки делаются по одному лекалу, чтобы всех причастных к гонке за EBITDA35 зачислить в примечательную корпорацию деловых людей. Нужно же как-то отличить их от остальной толпы, которая тоже мечтает о барышах, но не знает, как подобраться к философскому камню. Не знает, но локтями всё равно пихается.
Ноябрьское утреннее солнце тускло блестело на оправах и стёклах очков, сквозь которые мужчины смотрели на Гайд-парк. По его дорожкам спешили в душ последние бегуны, чтобы потом, выскочив из дома, на бегу схватить в «Старбаксе» на углу картонный стакан и нырнуть в подземку. Там, плотно прижавшись к себе подобным, они будут журчать, всасывая то, что по какому-то недоразумению называется кофе.
– Гена, как может нравиться пластик во рту? Он же убивает вкус! – обратился тот, что повыше, со светлыми волосами. – Я же помню ту темнокожую тётю из нью-йоркского «Старбакса», которая, размешивая веслом какао в бочке, напевала: «When you were good to Mama, Mama will be good to you…»36 Жуть!
– О чём ты говоришь, Таракан? – ответил второй, потемнее и пониже. – Будто не знаешь, что через полчаса они вынырнут в Сити и прильнут к мониторам в офисах, чтобы каждую минуту фиксировать прибыли или убытки, мечтая о бонусах и повышениях. Ты… мы… сами разве не такие? Вот мы что тут делаем?
– То есть?
– Ну, потрепаться же можно прямо здесь, в Гайд-парке, и, главное, совершенно бесплатно. Наверняка найдутся идиоты, готовые нас послушать. А мы зачем-то заплатили приличные деньги, чтобы припереться в Лондон и выступить на конференции. Можно подумать, что никто, кроме нас, не знает, что на Сахалине есть…
– Думаешь, что бриттам будет неинтересно послушать про нефть и газ? Может, им рассказать рецепты «пятиминутки»37 или «пьяных суш по-сахалински»?