Из леса послышался звонкий девичий смех. Молодой наездник обернулся и остолбенел. Два очаровательных создания стояли в нескольких шагах от него в зарослях высокой травы и словно светились изнутри солнечным тёплым светом.
Ему даже показалось, что это два ангела нечаянно опустились с небес и наблюдают за ним. Особенно та, златокудрая в венке из ромашек. Божественно хороша! Разве у настоящих людей бывает такая нежная, прозрачная кожа? Такие чистые васильковые глаза? Такие волшебные лёгкие локоны?
Юноша, очарованный, во все глаза смотрел на это чудо, позабыв о правилах приличия, коим его воспитывали с детства.
– Смотри, какой красавчик! – хихикала Дороти. – Неужели все мужчины в этой стране так хороши собой? Если это так, я тоже хочу жить в России!!
– Отчего он так смотрит? – пряча лицо в букет ромашек, смущённо произнесла Лизхен. – У него такие красивые чёрные глаза. Просто мурашки по коже.
– Ваши высочества! – это появился Комаровский, – Если Вам будет угодно, мы можем продолжить путь.
Девушки послушно вернулись в карету. Мальчик на белом коне проводил их глазами, полными восхищения, и проронил:
– Я мог бы проводить вас до развилки.
– Буду Вам бесконечно благодарен! – воскликнул радостным сипом Евграф Федотович. – От себя лично и от всего Отечества!
Кортеж тронулся, и юноша, поравнявшись с каретой принцесс, украдкой бросал взгляды в открытое окно. Девицы хихикали и перешептывались.
– Лиз, спроси его о чём-нибудь, – подтрунивала Дороти.
– Что ты! Это неприлично, – испуганно отвечала та.
– Да брось, мы в лесу и нас никто не видит. Признайся, тебе самой хочется с ним заговорить. Ну, же! Давай.
– А вдруг он не говорит по-немецки?
Они перепирались очень долго. Впереди уже замаячила развилка дорог. Комаровский крепко пожал мальчику руку, обещая, что «век не забудет».
Наконец, в самый последний момент Лизхен насмелилась.
– Скажите, как называть эти цветы? – обратилась она к юноше на ломаном русском языке.
– Ромашки, – ответил тот.
– «Ромашки»?! – переспросила она и прыснула от смеха, – Какое смешное слово – «ромашки»!
Он невольно улыбнулся. Лиз вынула из букета один цветок и протянула ему, повторив игриво:
– Ромашки.
Он благоговейно принял подарок. Кортеж тронулся на Псков. Из окна, отстранив сестру, выглянула Дороти и прокричала:
– Как фас зовут?
– Алексей! – крикнул он вслед удаляющейся карете.
1792 год сентябрь
поместье Дубровицы
В поместье Дубровицы у Репниных была богатая библиотека, книги для которой начал собирать ещё их предок Василий Аникитич. В царство Анны Иоанновны к науке отношение было пренебрежительным. Многие библиотеки образованных сынов Отечества, отправленных на казнь или в ссылку, разворовывались или того хуже – уничтожались. И Василий Аникитич, с детства воспитанный в уважении к знаниям, при любой возможности старался сберечь от разорения национальные сокровища. Тайком от невежественной императрицы он вывозил книги из столицы под Тверь в своё имение.
Затем его сын, Николай Васильевич, в заботе о воспитании племянников, пополнял семейное хранилище интересными экземплярами. Таким образом, к концу XVIII века библиотеке в Дубровицах мог позавидовать любой столичный библиофил.
Комната была круглой формы, стены – сплошь высокие стеллажи с книгами. Узкие окна располагались под потолком, поэтому в библиотеке царил вечный полумрак. В полу по окружности проложена металлическая колея, по ней свободно катались две приставные лестницы на колесиках, уходящие ввысь.
В детстве Сашка с Варей обожали кататься на этих лестницах, пока Ксения Дмитриевна не осаживала их баловство грозным окриком.
Надя сидела на лестнице под потолочным окном и увлечённо читала. В мрак библиотеки проник Сашка:
– Вот ты где! Я повсюду тебя ищу!!
– Интересно, чего ты поднялся в такую рань?
– А ты? – парировал он тут же.
Она повела плечами:
– Не спится.
– И мне не спится, – широко улыбнулся Сашка, подкатывая вторую лестницу. Вмиг взобрался по ней и уселся рядом, – Что читаешь? (заглянул на обложку) М-м-м, «Сид» господина Корнеля, – и фыркнул. – Никогда не понимал эту странную пьесу.
– А меня она притягивает своею странностью, – призналась Надя.
– Да чушь! Вот скажи мне, если Химена любит беззаветно дона Родриго, как она могла требовать у короля его смерти?!
– Но Родриго тоже мог бы поступиться сыновним долгом ради любимой. Однако он предпочёл месть.
– Он поступил, как мужчина! А Химена его предала!
– Вовсе нет! – возмутилась Надя, – Она – не предательница. Она – жертва. Душа её разрывается между чувством и долгом. Это очень тяжёлое страдание. Вот послушай: «Увы, моей души одна из половин другою сражена. И страшен долг, велевший, чтоб за погибшую я мстила уцелевшей»…
– Раз она предпочитает долг любви, то она не любит! – категорично заявил Сашка.
– Неправда! Вспомни сцену её признания, когда она оплакивает Родриго, считая его умершим!
– Вот-вот! – фыркнул Сашка. – Свести человека в гроб, а потом оплакивать его и клясться в любви. Очень благородно!
– Пойми же! Она обречена на несчастье, независимо оттого, какой сделает выбор!
– Однако, она предпочла быть несчастной в любви, нежели страдать муками совести.
– Да.
– Ты бы тоже так поступила?!
Надя в растерянности закусила губу:
– Не знаю…
Возникла пауза. В желании нарушить эту завораживающую тишину, девушка шумно перелистнула страницу. И вдруг наткнулась рукой на что-то шершаво-тёплое.
– Ой, смотри! – воскликнула она, поднимая плоскую сухую веточку полыни.
– Что это?
– Это я положила, когда читала прошлым летом, – Надя поднесла её к лицу и удивилась. – Пахнет…
Сашка прильнул с другой стороны, вдыхая чудом сохранившийся запах. Они встретились дыханиями, вдруг поняли, что их губы разделяет только хрупкий полупрозрачный лист, и замерли, задохнувшись этим открытием!
Внизу раздался метрономный звук шагов и скрежет открываемой двери.
…Сашке показалось, что он стремительно мчится куда-то, и лишь несколько мгновений спустя, осознал, что это едет его лестница, которую Надя успела оттолкнуть прежде, чем на пороге возник силуэт Ксении Дмитриевны.
Княгиня Чернышёва молча обвела взглядом стеллажи библиотеки, зафиксировав на одной лестнице увлеченно читающую Надю и в противоположной стороне на другой лестнице Сашку, шарящего рукой по полкам.
– Вот вы где!! – констатировала она после непродолжительной паузы, – Ни свет-ни заря, а вы в библиотеке? Какое завидное стремление к знаниям!
– Доброе утро, Ксения Дмитриевна, – с искренним почтением проронила Надя.
– Доброе утро, матушка, – эхом отозвался Сашка.
– Спускайте в гостиную – кофе готов, образованные вы мои, – заботливо откликнулась Ксения Дмитриевна и вышла, прикрыв за собой дверь.
31 октября 1792г.
Санкт-Петербург
бывший Потемкинский дворец
– Она божественно хороша! Просто чудо, как хороша, – восклицала императрица Екатерина, созерцая присевших в поклоне сестёр Баденских. – Мне кажется, выбор здесь очевиден.
Чопорный Платон Зубов тоже мысленно отдавал предпочтение старшей, златокудрой красавице с синим взглядом испуганной птицы. Молодой любовник шестидесятитрехлетней Екатерины бесстыдно и похотливо ощупывал взглядом Лизхен, угадывая под платьем тонкую талию и соблазнительную небольшую грудь.
Лиз поймала этот взгляд и почувствовала дрожь в коленках. Ища спасения, она взглянула на великого князя Александра, который держался отстраненно и даже безучастно. И испугалась ещё больше: неужели она ему не понравилась?! Он единственный в этом зале был для неё олицетворением надежды и защиты. Он, такой красивый, спокойный, задумчивый. Почему он на неё не смотрит?
– Старшая, пожалуй, могла бы сгодиться на кое-что, – шепотом на немецком языке проговорила Мария Фёдоровна на ухо супругу Павлу.