– Полностью не уверен, говорят, в Обераммергау есть пожилая дама, которая делает это не хуже меня. И я – я говорю, что надо взбить немного бульона со сковородки и вылить его на шницель!
Я внимательно следил, не появятся ли у его глаз морщинки. Нет, не появились.
– Шведская «Сентинел» принадлежала бельгийской компании, – сказал он. – Это вы наверняка уже знаете. Густав Далль купил «Сентинел» на паях с тем судовладельцем из Гетеборга, у которого суда плавали под чужим флагом, и директором прачечной Нуккером, который и стал директором‑распорядителем. Густав Далль хотел стать консулом. Бельгийским генеральным консулом!
Он некоторое время жевал, а затем спросил:
– Может, вы не знаете, кто такой Густав Далль? Наглый пьяница, которому удалось только одно: растранжирить деньги всей семьи.
Тарн и я посмотрели друг на друга. О'кей, нас пригласили на венский шницель. Мы жевали и кивали.
– Бельгийцы фактически обещали ему титул, лишь бы он купил свой пай. И, конечно, обманули его. – Вильфред Сандберг улыбнулся – впервые. Было видно, что это ему трудно. – Им очень надо было продать. Эту отрасль они знают и секретами своими не делятся. Могу я спросить вас об одной вещи?
Тарн и я смогли только кивнуть.
– Как это может быть, что такая маленькая страна, как Бельгия, в состоянии создать такой большой международный концерн, с которым никто и конкурировать‑то не хочет?
Мы не знали.
– Ответ простой. Концерн не очень‑то прибыльный. Кому охота заниматься конкуренцией в отрасли, которая едва оправдывает вложенные деньги? В Швеции все это охранное дело еле удерживается на плаву.
Теперь он размахивал вилкой.
– В этой отрасли два ограничителя. Первый: требуется много работников, а в Швеции люди стоят дорого. Второе: нельзя завышать цены, потому что большие клиенты, крупные предприятия легко могут организовать свои собственные внутренние службы безопасности, если отрасль попробует содрать с них лишку.
Тарн слушал, морща лоб:
– Но ведь Густаву Даллю нужны были деньги? Он купил «Сентинел», чтобы заработать. План ведь состоял в том, чтобы Нуккер взбодрил старую клячу и послал ее на биржу, не так ли?
Сандберг кивнул:
– Ну да! Директор прачечной засунул свои расчеты в компьютер и пообещал, что «Сентинел» помчится так, что пыль столбом! – Он звучно фыркнул. – Сто миллионов постоянного дохода ежегодно! И титул генконсула в придачу. За вклад размером в сто двадцать пять миллионов. Но знаете, что вышло?
Отгадать было несложно:
– Он потерял свои деньги.
Вильфред Санберг довольно кивнул:
– Он с трудом платит по счетам. Ему нужны наличные деньги.
Тарн забыл про свой шницель.
– Ты хочешь сказать, что он не стал генконсулом и что он ничего не зарабатывает?
– Ну да. А почему? Ясно – из‑за директора прачечной!
– Яна Нуккера, – сказал я.
Вильфред Сандберг пронзил меня взглядом:
– Ты его знаешь?
– Ты был в числе тех, что покинули «Сентинел»? – спросил я. – Ты был с Бертцером, когда он ушел?
Теперь он не скрывал подозрительности:
– Что ты об этом знаешь?
Тарн усмехнулся:
– Понимаешь, Вилле, шведская разведка потеряла большой талант, когда наш друг стал снимать девок.
Вильфред Сандберг на Тарна не отреагировал.
– Я был вместе с Бертцером, когда он ушел. Этот чертов директор из прачечной явился к нам и заявил: «Сарай с утильсырьем!» Бертцер, конечно, старая баба, но дело свое он знает.
Мы отодвинули тарелки. Чашки с кофе стояли на столе.
– И какую пользу мы можем для себя из этого извлечь? – спросил я.
Вильфред Сандберг тяжело подвинулся на стуле, поковырял во рту зубочисткой, а когда закончил, сказал:
– Если все это надо записывать на твоем носу, то тебе ни от чего пользы не будет.