Она была пунктуальна, позвонила точно в тот момент, когда изо всех радиоприемников в архиве зазвучали звонкие позывные последних известий. Мою манеру разговаривать она не одобряла.
– Послушай, ты, красотка, – сказал я. – Убили моего товарища по работе. Изнасиловали мою подругу. За мной гонятся с двух сторон: банда преступников и легавые. А я еще ломаного гроша не получил даже от тебя.
– Ах, так ты стараешься ради денег?
Это она произнесла автоматически. Любимое оскорбление богатых дураков. Я не отвечал. Дурой она не была.
Она помолчала. А потом прошептала:
– Почему полиция тебя ищет? И кого изнасиловали?
Я вздохнул. День выдался долгий. Так осторожно люди играют, когда уже не полагаются на свои козыри.
– Нам надо встретиться, – сказал я.
Ничего другого не оставалось.
– О'кей, встретимся еще раз. – Ее голос звучал решительно. – Завтра, рано утром.
– Погоди, – сказал я. – Если мы встретимся, я хочу получить ответ на один вопрос. Скажешь мне, кто сообщил насчет ограбления броневика.
Она ответила мгновенно:
– Не могу.
– Ты забываешь об одной вещи. За мной гонится полиция.
Долгое молчание. Потом вдруг:
– О, черт, ну и натворил же ты делов!
Я засмеялся. И сразу все лицо прошило болью.
– Это я сделала.
И нервно хихикнула.
– Дорогая фрекен Привыкшая‑что‑капризы‑исполняются, милейшая избалованная лапочка! Это не я натворил дел. Это ты и такие, как ты, десятилетиями орудовали в нашем обществе, защищали его ползучие капиталистические ценности. А теперь сваливаете на меня? Я ничего не натворил! Я только что тут появился!
– Ладно, – сказала она ясным голосом. – Мы оба устали. Увидимся завтра. В восемь? Это не рано?
– Где?
– То же место, что и в прошлый раз.
– Какое из них?
– Не прикидывайся, там, где мы встретились.
– Ладно. Но только... Не бери с собой Гугге. Оставь его дома, в его колыбельке.
Она фыркнула и положила трубку.
Тарн стоял на темной улице. Он только повязался шарфом. Шляпа была на затылке. Может, он был не Богарт из «Касабланки». Может, он был Алан Лэдд из «Наемного убийцы».
– Привет, – сказал он, еле двигая губами.
Обычно он стоял у бокового выхода после работы и ждал – ребята в репортерских машинах подвозили его домой. У него, как правило, не оставалось денег на месячный автобусный билет.
– Гм‑м, – отозвался я, и мне стало стыдно.
– Они...
– Знаю, – сказал я. – У моего домашнего подъезда стоят трое и наблюдают.
Он неуклюже поправил шляпу на встрепанных волосах. Он выпил чуть лишнего и очень старался, чтобы не было видно.
Вечер был теплый, темный и теплый. Слабо пахло горячим асфальтом и бензином.
Долго он не продержится, подумал я. Начал он еще подростком. Работает журналистом четверть века. И до пятидесяти не дотянет.
– У тебя есть где переспать?
– Устроюсь, – сказал я.
– А то можешь...
– Спасибо, Тарн, не надо.
Он кивнул.
– Ты и я, – сказал он, – завтра вместе обедаем.
Мне скоро потребуется блокнот, по часам дела записывать.
– Завтра у меня день трудный.
– Ты и я... завтра вместе обедаем. Это приказ. Побеседуем с одним парнем, который все знает об охранном бизнесе.
Еще один?
– Тебе нельзя ночевать в Старом городе, – хрюкнул Тарн. – Еще долго.
– Знаю. – Я кивнул и улыбнулся. Потом сунул руки в карманы джинсов, чтобы не хватать его, если он зашатается. – Послушай, я же стокгольмский, на Сёдере родился. Когда я был мальчишкой, в этом городе спрятаться было невозможно.