Я кинулся к постели и сорвал тряпку с лица женщины.
Это была Кристина Боммер с белым от ужаса лицом. Она опять застонала. Рот был забит грубым чулком.
Я вырвал кляп, и она чуть не закричала, но я опустился на колени возле постели и заговорил:
– Кристина... ты же меня узнаешь... уже не опасно... это мы... Рикардо и я! Ты не ранена? Спокойно, дружок, милая, успокойся...
Зверь раскромсал веревки своим длинным ножом.
Она зажмурилась, тяжело дыша.
– Милая... мы отвезем тебя в больницу... спокойно... спокойно...
Откуда‑то полетел халат, упал на нее. Я подоткнул его по краям. Ее дыхание стало реже и глубже.
– Ты не ранена? Вызвать «скорую»?
Зверь исчез.
Я выругался и вскочил на ноги. Возле кафельной печи стояла грубая старая кочерга. Я схватил ее и на цыпочках вышел в темный коридор.
Пусто.
Открылась одна из дверей. Оттуда вышел Зверь, причем сперва появился его нож. Он указал на следующую дверь в коридоре. Я подкрался к ней и встал наготове у ручки. Рванул ее, подождал пять секунд – ни звука, – и в комнату ворвался Зверь.
Но повсюду было пусто. Три пустые спальни, пустая кухня, пустая гостиная и голая Кристина Боммер на постели в четвертой спальне. Зверь покивал головой и засунул клинок в ножны, сзади на поясе.
– Коллектив, – пробурчал он. – Два пара девиц, я говорил.
А я уже шел к комнате Кристины.
Она сидела на краю постели, пытаясь натянуть на себя халат. Было видно, что ее вот‑вот вырвет, глаза были остекленелые.
– Я хочу вымыться, – сказала она.
Подбородок у нее задрожал, и она прикусила губу.
– Конечно, – сказал я. – Врач тебе нужен?
Она вздрогнула.
– Нет. Ни в коем случае. Мне нужна горячая ванна.
Я рыкнул в сторону коридора:
– Зверь? Приготовь ванну! Горячую!
Ее большие глаза уставились на меня. Губы дергались.
Я перевел дух.
– Кристина, только одно – сколько их было? И когда они исчезли?
Она подняла голову, как будто просыпаясь:
– Трое, три мужика. Пять минут тому назад, четверть часа.
Я сжал ладонями ее лицо. Ее трясло.
– Кристина, я должен сбегать на улицу. Рикардо о тебе позаботится, я обещаю! Вернусь очень скоро.
Губы ее сжались, но она кивнула.
– Зверь, – крикнул я в коридор. – Cuidala!
Он вышел из ванной. За ним шумела вода. Ух, какой он черный, почти не виден в темноте.
– Хиляй, – сказал он.
Я слетел по лестнице, прыгая через несколько ступенек, но на улицу вышел осторожно. Мимо подъезда цокала какая‑то молодая женщина на высоких каблуках. На другой стороне группа мальчишек спорила, чей папа богаче.
Я пристроился молодой женщине в затылок, дошел до угла, перешел на другую сторону перекрестка.
Уппландсгатан кишела народом. Было почти шесть часов, в продуктовых магазинах стояли очереди, давка у табачных киосков, стычки из‑за мест для стоянки, битком набитые автобусы.
Я заметил трех молодых людей – черномазых, говоривших по‑испански – перед меховым магазином. Трое других – белокурые, смеющиеся – у запаркованного «мерседеса». Трое в комбинезонах ждали кого‑то в подъезде. Еще трое с ракетками для сквоша у автобусной остановки...
Я знал только, что их было трое. И что они меня знают, потому что видели раньше. Но я их не знаю, никогда не видел.
Вдруг мне показалось, что трое у остановки смотрят на меня. Я обернулся. Но трое возле мехового магазина тоже на меня уставились. Тогда я повернулся к «мерседесу». Там стояли три мужика и глазели в мою сторону.
– Что за чушь, – сказал я.
Кристина Боммер права. Соображаю я медленно.
Кто‑то пел в ванной. Низкий красивый голос мягко выпевал по‑испански.