Длинные цепи лжи держатся на незнании других людей.
– Так кто же убил Юлле Боммера? – спросил Тарн. – Ты? Ведь ты действовал так неуклюже. Бертцер? Ведь он был слишком любопытен. Роланд Ханссон? Ведь он испугался. Или Густав Далль? Ведь он не мог позволить, чтобы у него на пути встал такой незначительный человек, как Юлле.
Я плюнул в сторону светлоглазого ирландца, лежавшего на гравии.
– Вот кто убил Юлле Боммера, – сказал я.
– А кто его туда доставил?
– Ролле Ханссон, – сказал я. – Ролле Ханссон все спланировал. Ему нужен был специалист по броневикам, а в ИРА их много.
Сирены звучали все ближе. Почему они так торопятся? Ведь все уже кончено, пришло к завершению, осталось в прошлом. А какие‑то неуклюжие легавые упирают палец в кнопку и выдрючиваются вовсю.
– Может, лучше дать легавым успокоительное? – сказал я.
Тарн меня не слышал.
– Зачем ты все это натворил? Зачем ты действовал так чертовски жестко?
Зверь обтер ирландцу лицо и дал ему воды. Кнаппен их фотографировал. Янне, улыбаясь, похлопывал по денежным мешкам в багажнике «вольво».
– Да наплюй ты на них! – крикнул я ему. – Ты и так немало загреб – ведь «Утренняя газета» котируется по сто шестьдесят восемь крон.
Потом я повернулся к Тарну.
– А затем, что я хотел знать истину, – сказал я.
– Истину? – Тарн захохотал. – Полную истину? Точный анализ всех относящихся к этому фактов, на все сто процентов?
– Ну!
– Никакой истины не существует. Есть только различные толкования того, что произошло. То толкование, которое подходит самым сильным и влиятельным, становится в конце концов общепринятым. Всегда в конце концов.
Он достал из кармана пачку сигарет. Движения были сердитые, порывистые.
– Тарн, успокойся.
– Знаешь, что такое истина в «Утренней газете»? – Он наставил на меня сигарету. – Так вот, это все, что подтверждает предрассудки читателей. Все, что дает этим чертям утешение. Все, что убаюкивает их, внушая ощущение безопасности. Все, что обеспечивает им алиби в ситуации, когда они пальцем о палец не ударили, чтобы как‑то улучшить эту самую ситуацию. Вот это и есть истина в «Утренней газете». Это называется объективной журналистикой, беспристрастной, нейтральной, деловой журналистикой.
– Успокойся, – снова сказал я.
Но я знал, что именно его злит. Завтра я буду читать в «Утренней газете» то, что он напишет, читать и смеяться. Это его и злит.
– Тетушкина журналистика! – уже кричал он, перекрывая сирены. – Низкая интеллектуальная, но высокая каудальная мобильность!
– Что такое каудальная?
– Это из латыни, – отрезал Тарн. – Кауда означает хвост.
Они подъехали и поднялись на бугор – впереди полицейские, за ними «скорая» из аэропорта. Полицейская машина ехала по гравию медленно и остановилась, уступая место «скорой помощи». Двое полицейских вылезли из автомобиля.
Оба в черных кожаных куртках, в черных перчатках. На лицах профессиональное выражение – мрачная серьезность и полное отсутствие интереса к чему бы то ни было. Они думают, что это внушает уважение.
Пистолеты свои они держали наготове.
– Боже милостивый, – сказал я.
Зверь громко рассмеялся. Зубы вызывающе сверкали в черной бороде. Кнаппен ухмыльнулся и поднял камеру.
Тарн направился к обоим полицейским. Он указал на ирландца:
– Этот человек ранен...
– Стой! Не двигаться!
На Тарна нацелились два пистолета. Он растерянно остановился и медленно поднял руки.
– Но я журналист из «Утренней газеты»...
– Насрать нам на это, будь ты хоть сам Бог‑отец.