Я откинулась на спинку белого пластикового кресла и облегченно выдохнула.
Так, Меркадо, почему бы тебе не разобраться, что происходит? Я в каком‑то саду. Сад великолепный. Гибискусы, олеандр, «золотой дождь», гортензии. В воздухе разлит пьянящий аромат цветов. Под деревьями полдюжины видов орхидей и небольшие, волнующиеся от ветерка куртины с красивыми белыми цветами марипосы. Эти ароматные цветы – национальная эмблема Кубы. В период борьбы за независимость марипосу считали символом восстания. Тут же десятка два охранников, верный признак того, что это – не дом
Часы в доме пробили шесть раз.
Я уловила какое‑то движение.
И занервничала. Облегающие черные американские джинсы и туфли, пусть даже на низком каблуке, – не самая удобная экипировка, чтобы рвануть через сад и перебраться через стену.
Налила себе еще чашку кофе.
Вернулся молодой человек в синей форме. У него были длинные ресницы и приятная улыбка.
– Вас хотят видеть. Пройдемте, пожалуйста.
Кто? Кто?!
Мой провожатый вел меня вдоль фасада, мимо плавательного бассейна; через двойные двери мы вошли в дом.
Дом напоминал музей. Старомодная мебель, на кухне – плита. Никаких современных бытовых приборов. При виде украшающих стены охотничьих трофеев я вспомнила, что такое «Финка Вихия», дом с башней. Я никогда тут не бывала, только читала об этой вилле. Дом с окнами, выходящими на обе стороны, безупречный бассейн, ухоженный сад, ставни здесь не закрывают, чтобы обитатели могли видеть рассвет, утренний туман и море вдалеке. Для опытных убийц, выжидающих снаружи, эта усадьба – просто находка.
По стенам развешаны головы горных козлов, ибексов и антилоп, на полу – шкуры других убитых животных. Книжные шкафы, выкрашенные белой краской, переполнены книгами. На столах журналы «Филд», «Спектейтор», «Нью‑Йоркер» от ноября 1958 года. Афиши, возвещающие о бое быков. Смелые полотна Миро и Пауля Клее. Латы с небрежно наброшенной на них шкурой гепарда. Скульптурная композиция Пикассо «Голова быка». И, примостившись на краешке одной из двух находящихся в комнате одинаковых кроватей, такой же странный и нереальный, как Пикассо, в пижаме и черном шелковом халате сидит центральная фигура картины – Рауль Кастро.
Остатки волос тщательно выкрашены в темный цвет. Загорелая кожа на лице и шее свисает складками. Под желтоватыми глазами – мешки, но в отличие от Фиделя у него сохранились собственные зубы, и даже в столь ранний час Рауль выглядит гораздо моложе своего брата.
Увидев меня, он поднес палец к губам и указал на кровать. В комнате он был не один, на другой кровати спала молодая женщина. Ничего скандального в этом нет. Хотя Вильма Эспин и покинула этот мир совсем недавно, с матерью своих четверых детей Рауль расстался уже лет двадцать назад.
Он указал в сторону кухни. Дом одноэтажный, комнаты образуют анфиладу. Только в кухне можно закрыть двери.
– Сюда, – шепотом позвал Рауль.
Мы вошли, и из кухни тут же выскользнули двое сотрудников ГУР.
Рауль тщательно закрыл дверь; опираясь на сосновый стол, открыл ставни.
– Который час? – осведомился он.
– Шесть пятнадцать, – тихо ответил голос из‑за окна.
Рауль зевнул и покосился на окно.
– Кофе, – попросил он.
Присел к столу и жестом пригласил меня.
– Времени у нас мало, к десяти усадьба открывается для туристов.
– Я не понимаю, что происходит.
Рауль улыбнулся и потер подбородок. В исполнении любого другого кубинца такой жест – явное указание на Бороду, но Рауль всего‑навсего оценивает состояние щетины.